ереговой линии. Внезапно, все они оказались в гуще толпы, здесь были ящерицы и пауки, еще хрипуны, а также уличные ребята. Вокруг вопили, кричали, рычали, и Ягуар не мог сказать, с кем ему надо бороться. Воробушек вцепилась в него так, как будто он был спасательным кругом, ее прод пропал, а ее лицо было забрызгано кровью и было таким же бледным, как у Мелка. Он никогда не видел ее испуганной, но сейчас ей было страшно.
— Держись! — прокричал он сквозь звуки толпы.
Он использовал свою силу и вес, чтобы как бык прорваться на противоположную сторону подъема, в поисках свободного местечка, где можно было отдышаться. Он больше не мог сказать, преследовал ли их кто–либо, или что–либо.
Когти ящериц рвались к горстке хрипунов, которые пересекли их путь и по глупости решили напасть, но хрипуны быстро исчезли из поля зрения. К своему удивлению Ягуару показалось, что он увидел Логана Тома посреди рассеянной кучки уличных ребят, но тот почти мгновенно исчез из вида. Неспособный больше смотреть, Ягуар продолжил прокладывать путь сквозь толпу. Воробышек плотно прилипла к нему до тех пор, пока они не прорвались и не смогли найти убежище в дверном проеме.
— Чертовы безмозглые чурбаны! — сердито выкрикнул он. — Эй, кажется, я видел этого парня, Рыцаря как его там?
— Неважно. Хрипуны все еще идут! — прокричала Воробышек.
Он взглянул туда, куда она указала, вытирая грязь и пот со своего темного лица.
Горстка хрипунов проталкивалась сквозь толпу, зафиксировав на них глаза.
— Проклятье! — произнес он.
Воробышек схватила его за руку и потащила по тротуару в другой переулок.
Свободные от толкотни толпы, они пробежали по всей его темной длине, нашли отверстие в одном из зданий и стали пробираться через путаницу коридоров, обходя груды сломанных ящиков и мусора. Воробышек задала темп, понеслась, как от пожара, несмотря на напряжение.
— Не так быстро! — Ягуар задыхался, поскольку такой темп начал сказываться на нем. В настоящий момент он был утомлен. — Полегче, Воробышек!
— Еще один–два квартала и мы достигнем шоссе, — отозвалась она через плечо. — Давай, вперед!
Они вырвались из здания и очутились на перекрестке менее чем в сотне ярдов от продолжавшей нелегкий подъем толпы. Ягуар резко выдохнул с облегчением, а затем спустя мгновение у него перехватило дыхание. Снова появились хрипуны, вышли из толпы как крысы из мрака с блестящими глазами и острыми, готовыми к бою, когтями и зубами.
Ягуар взглянул на датчик своего прода. Почти пустой. Он посмотрел на Воробышка. Они смогли бы убежать, но только в противоположном направлении от их цели. Если они хотели присоединиться к остальным, то должны были найти путь мимо хрипунов.
Он взглянул в глаза Воробышка.
— Я готова прорываться, — объявила она, как будто прочитала его мысли, как будто знала, что он хотел услышать.
Не говоря ни слова, они повернулись к наступавшим.
Затем внезапно позади них из темноты вырос поток белого огня, направившись в хрипунов и расширившись по всей ширине улицы.
Ягуар не ошибся. Логан Том нашел их.
Сова уставилась на короткий черный ствол пистолета и старалась оставаться спокойной. Она увидела провода, отходящие от рукоятки и ведущие к блоку солнечной батареи, закрепленной на поясе мальчика. Какой–то вид электрошокера, вариация прода. Он не стрелял, а поражал зарядом. Возможно, мог и убить. Во всяком случае, она не хотела испытать это на собственной шкуре.
Вокруг нее другие Призраки замерли, никто не желал сделать что–нибудь, что могло заставить ребенка с оружием причинить ей боль. Но они не будут стоять так вечно.
Она сделала глубокий вдох и сказала:
— Как тебя зовут?
Он нахмурился.
— Разве это имеет значение?
— Просто скажи мне, я хочу знать.
— Тебе не нужно знать мое имя. — Он выглядел смущенным, его искаженное лицо еще больше напряглось. — Так вы собираетесь отдать нам повозку или нет?
— Меня зовут Сова, — сказала она, игнорируя его. — Я мать Призракам. Моя работа защищать их. Как и твоя работа защищать тех, кто путешествует с тобой. Иногда люди делают эту работу очень трудной. Иногда они заставляют нас чувствовать себя глупыми, слабыми и даже беспомощными. Они делают это, угрожая навредить нам, потому что мы не нравимся им. Именно это и случилось с вами, не так ли? Именно об этом ты говорил, когда сказал, что все прогоняют вас.
Она ждала, что он что–нибудь ответит, но он просто глядел на нее, крепко держа оружие в руке.
— Скажи ему прекратить целиться в тебя, — сказал Мелок возле нее.
— Суть, — продолжала она, не спуская своих глаз с лица мальчика, — в том, что вы делаете с нами то, что с вами делают другие. Вы поступаете точно так же, как они, говоря нам делать то, чего делать мы не хотим. Вы крадете у нас и говорите нам развернуться и уйти. Почему Вы делаете это?
Снова никакого ответа, но она смогла увидеть смущение и злобу в одном нормальном глазу мальчика.
— Разве ты не видишь, что вы не лучше тех людей, которых вы не любите, если вы сделаете это?
— Хватит болтать! — вдруг крикнул он.
Все напрягались. Медведь вышел на несколько шагов вперед, пока не показался между повозкой с их добром и уличными ребятами, которые желали забрать это добро.
Он ничего не сказал, но она смогла увидеть в его глазах решимость. Некоторые из уличных ребят с тревогой наблюдали за его маневром.
— Чего вы ожидаете от нас? — спросила она мальчика с оружием. — Вы ждете, что мы просто будем стоять и позволим вам забрать все, что у нас есть?
— Все забирают всё, что у нас есть, — сердито произнес он. — Все называют нас уродами! Но мы не уроды!
— Тогда не действуйте…
— Не говори мне, что делать!
Слева от нее произошло какое–то движение, и он в ответ переместил свое оружие. Сова подняла свою руку, чтобы остановить его, говоря: «Нет!». Мальчик вздрогнул, обернулся к ней так же быстро, как и отвернулся. Увидев ее поднятую руку и неправильно истолковав ее намерение, тревога залила его лицо.
Затем он выстрелил в нее.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Способ, который так внезапно все изменил, больше всего шокировал Ястреба.
Одно мгновение он падал со стен компаунда, отправленный в долгий полет руками своих тюремщиков, желудок и внутренности пытались вывернуться наружу, пока он изо всех сил пытался найти что–нибудь, за что можно было зацепиться. Взглядом он уловил ждущие его внизу обломки, четкие очертания кирпичей и кусков цемента, ясно различимые даже в сумерках заката. Он заметил Тессу, падающую следом за ним, болтая ногами и руками, как ветряная мельница, однако ее стройное тело было вне его досягаемости. Он хотел закрыть глаза, чтобы не видеть эту картину, но не мог заставить себя сделать это.
Мгновение спустя он был окружен светом, обволакивающим белым свечением, как мягким одеялом в колыбели. Он ни стоял, ни сидел, а растянулся, его мышцы размякли и налились свинцом, разум улетал к таким далеким местам, о которых он не имел представления. Он больше не падал, ничего больше не делал. Тесса исчезла.
Компаунд и его тюремщики, город и закат, весь мир исчезли.
Он не знал, сколько длилось это оборачивание в кокон, потому что потерял ощущение времени. Его мысли были такие же мягкие и безмятежные, как свет, который окружал его, и он не мог заставить себя думать. Все, что он мог сделать, это упиваться ощущением света и радоваться надежде, что каким–то образом он избежал гибели. Он ждал, что произойдет дальше, что свет очистит и покажет его судьбу, что мир вернется — что все вернется — однако его еще больше расслабило, он закрыл глаза и уснул.
Когда он проснулся, свет пропал.
Он лежал на лужайке из травы такого яркого цвета, что глазам было больно смотреть на нее. Солнечный свет струился с чистых небес, которые простирались вдаль до бесконечности. Его окружали сады с многообразием цветов, форм и ароматов. Он моргнул, не веря в это, и приподнялся на локте, чтобы осмотреться. Куда бы он ни посмотрел, это был не Сиэтл, он никогда в своей жизни не был в подобном месте. Он видел картины садов в книгах Совы и слушал, как она читала их описания Призракам.
Он представлял их в уме, расширяя границы страниц, которые обрамляли их в книжных картинках.
Но он никогда не представлял ничего подобного.
И все же…
Он вгляделся вдаль, туда, где из поля зрения исчезали сады, продолжаясь грубым ковром растений и кустарников, лепестков и стеблей, их цвета были настолько яркими, что они мерцали на горизонте мягкой дымкой.
И все же что–то очень знакомое было в этом.
Он нахмурился в замешательстве, присев для лучшего осмотра, пытаясь понять, что он чувствовал. Его разум сейчас прояснился, конечности и тело посвежели и отдохнули. Вялость пропала, рассеявшись вместе со светом. Он чувствовал себя, как будто долгое время спал, но не мог сказать, сколько именно. Все изменилось настолько сильно, что не было никакой возможности ощутить это. Это была магия, вдруг подумал он, но он не мог представить, откуда такая магия могла появиться.
Он знал, что не от него.
И не от Логана Тома, Рыцаря Слова.
Его замешательство взорвалось вопросами. Почему я жив? Что спасло меня от падения со стены компаунда? Как я оказался здесь?
Затем он вспомнил Тессу, и посмотрел вокруг, пытаясь отыскать ее, в хаосе внезапного страха и отчаяния.
— Она все еще спит, — голос прозвучал позади него.
Говоривший оказался настолько близко и подошел к нему так тихо, что Ястреб инстинктивно подскочил, так бывает при езде на велосипеде, когда вы наклоняетесь, чтобы избежать опасности даже не думая, что делаете. Тяжело дыша, подняв перед собой руки в оборонительном положении, он взглянул в лицо старика, стоявшего возле него.
Старик даже глазом не моргнул.
— Не нужно меня бояться, — сказал он.
Он был древним по любым стандартам, сгорбленным от времени, его тело было обмотано белыми одеждами, скрывавшими все, кроме абсолютной худобы скелета. У него была густая белая борода, но волосы были редкими, почти невидимыми, а череп был испещрен пятнами. Черты его лица были изможденными, щеки ввалились, лоб весь в морщинах. Но все это перестало что–либо значить для Ястреба, когда он посмотрел в глаза старика, ясные, голубые и наполненные добротой и состраданием. Взгляд в эти глаза чуть не заставил мальчика заплакать. Казалось, они были отражением всего, что было доброго и хорошего в этом мире, все собранное в прекрасное видение, яркое и истинное.