— Думаю, моему сыну не терпится оказаться там как можно скорее, — сказал Аструх и весело рассмеялся над собственными словами.
— Видимо, у вашего родственника есть дочь, — сказал Иаков. — В таком случае, мы тебя не задерживаем. Но теперь я понимаю, Аструх, почему твой сын так хочет содействовать браку между моим братом и твоей дочерью, — добавил он тоже со смехом.
— У этих дальних родственников есть очаровательная дочь? — спросил Исаак. — Более очаровательная, чем жиронские девушки?
— Не могу сказать этого о сеньоре Ракель, — любезно ответил Дуран. — Я вернусь попозже, — добавил он и пошел к воротам гетто, в сторону дома их дальнего родственника.
— Я бы хотел смыть дорожную грязь, если можно, — бодро сказал Аструх после краткого прощания с сыном. — И был бы рад возможности переодеться в сухой камзол.
После возни с коробками и узлами Аструха проводили в большую комнату с умывальником и его сухой одеждой.
— А ты, Исаак, — спросил Иаков без прежней оживленности, — тоже хотел бы переодеться?
— Я совершенно не промок, — ответил Исаак. — Юсуф, полагаю, тоже.
— Да, господин, — сказал Юсуф.
— Если нам только вымыть лицо и руки, мы сможем предстать перед людьми.
Иаков потребовал для них воды и полотенце.
— Я предвкушаю долгий разговор, но сейчас прошу тебя, Исаак, бери своего ученика и пошли со мной, осмотришь моего пациента.
— Можешь послать за Ракелью, не беспокоя женщин?
— Я схожу за ней, господин, — сказал Юсуф. — Если сеньор Иаков укажет дорогу. Я привык приводить сеньору Ракель, — добавил он в объяснение.
— Все еще ходишь тайком по женским комнатам? — весело спросил Иаков. — Предупреждаю, чуть подрастешь, на лице появятся волосы, и они начнут прогонять тебя от дверей. Но поднимись по этой лестнице, поверни направо, потом поднимись по лестнице слева. Приведи Ракель сюда.
— Состояние пациента улучшилось с тех пор, как ты написал письмо? — спросил Исаак, когда Юсуф вышел из комнаты.
— Трудно сказать, — ответил Иаков. — Ты все поймешь, когда я отведу тебя к нему. Буду очень благодарен, если добавишь своей более высокой мудрости к моему пониманию того, как его лечить.
— Я охотно сделаю все, что смогу, — сказал Исаак. — Ракель и Юсуф помогут твоему ученику наблюдать за твоим пациентом. Он наверняка будет рад облегчению.
— В настоящее время, — сдержанно сказал Иаков, — у меня нет ученика.
— Мой добрый Иаков, как же ты управляешься?
— Мне помогает Руфь, а также ее служанка, заслуживающая доверия. Когда пациент поступил, я решил отправить ученика на недолгое время к родителям, — быстро заговорил он с монотонностью не раз повторяемого рассказа. — В дом должно было приехать много гостей, а он, казалось, занимал слишком много места. Правда, он хороший парнишка, делает успехи. Его зовут Абрам, отец его самый старый, искусный и преуспевающий врач в гетто, сеньор Барон Дайот Коэн. Его кандидатуру выдвинули в члены совета. Я представлю тебе их на свадьбе.
— Сеньор Барон дал высокую оценку твоему мастерству, отдав сына тебе в ученики, — сказал Исаак. — И я слышу, Как Ракель с Юсуфом поднимаются по лестнице. Давай осмотрим твоего пациента.
В комнату пациента нужно было подниматься по лестнице со двора за главной частью дома. Для спальни она была довольно просторной, в ней помещались две кровати, стол, два стула и шкаф. В каждой из двух стен там было по окну, когда их открывали, в комнате, очевидно, было светло и полно воздуха, но теперь они были закрыты ставнями от солнца и ветра. С пациентом сидела служанка; как только вошел хозяин, она сделала легкий реверанс и быстро ушла помогать хозяйке.
Как только они вошли в комнату, Ракель заговорила отцу на ухо:
— Папа, пациент одет в рубашку, укрыт простыней. Лежит на спине. Он очень бледный, с впалыми щеками, словно довольно долго не ел и не пил, но глаза у него ясные. Держится очень скованно.
Она также обратила внимание, что с колышка на внешней стороне шкафа свисает много раз штопанный камзол, какой может быть у торговца-еврея со скромными средствами. На одной из полок лежал узел, очевидно, со всем необходимым.
— Мой пациент торговец из Каркассона, — сказал Иаков. — Он заболел в пути неподалеку от Перпиньяна, и добросердечный незнакомец привез его в гетто.
— Какой-то христианин обнаружил его и привез сюда?
— Да, — ответил Иаков.
— Каркассон далеко отсюда? — спросил Исаак у пациента, повернувшись к кровати.
— Лиг двадцать пять через горы, — хрипло ответил тот. Умолк, чтобы перевести дыхание, и продолжал более слабым голосом: — От силы три дня умеренным шагом.
— У него есть вода? — спросил Исаак.
— Есть, папа, — ответила Ракель и поднесла чашку к губам пациента. Тот немного отпил и уронил голову на подушку.
— Вы заболели? — спросил Исаак.
— Я страдаю артритом, — ответил пациент.
— Такой молодой человек? Насколько я понимаю, вы молоды, — сказал Исаак.
— Мне двадцать пять лет, — ответил тот шепотом. — Я направлялся к горячим источникам, о которых рассказывают чудеса.
— Прежде чем продолжите, я хочу вас обследовать. Вы заметите, что я не могу видеть, но я могу ощущать. Поскольку никто не может видеть, что происходит в теле, я не в столь невыгодном положении, как можно предположить. Дочь и ученик, когда нужно, заменяют мне глаза. Ракель, распусти ему рубашку.
— Да, папа. — Она очень осторожно развязала шнурки рубашки, с любопытством отметив превосходное качество полотна. — Грудь его вся в кровоподтеках. Они очень заметны.
— Можешь снять рубашку?
— Боюсь причинить ему при этом сильную боль.
— Я не осмелился снимать ее, — сказал Иаков. — По этой самой причине.
— Тогда нужно работать в вырезе или срезать ее, если будет необходимо.
— Это всего-навсего рубашка, — проворчал лежавший в постели.
— Да, сеньор, это всего-навсего рубашка, — сказал Исаак потакающим тоном и с помощью Ракели положил руки ему на голову. Тщательно обследовав череп, он стал осторожно водить пальцами по грудной клетке. Пациент напрягся.
— Вам больно, — сказал Исаак.
— Да, — выдохнул он.
— Папа, там жуткий синяк и опухоль.
— Я ощущаю опухоль. Это ребро сломано. Сеньор, я согласен, что артрит может причинять сильную боль, но он не часто вызывает переломы костей. Что произошло?
— Мое состояние ухудшилось, — ответил с придыханием пациент, — от холода и сырости в горах. На второе утро я был так скован, что упал с мула и сильно ушибся.
— Вот как? — сказал Исаак. — Ракель, бери ножницы и разрежь шнурки на рукавах рубашки. Осторожно.
Ракель достала ножницы из рабочей сумки, разрезала шнурки и бережно развернула рукава, обнажив руки лежавшего мужчины.
— На правой руке лубок, — сказала она, — и много синяков на левой. Правая очень распухла.
— Оставим руки на потом, — сказал Исаак.
Он стянул простыню и стал ощупывать живот пациента.
— Сеньор, если дорожите жизнью, — сказал Исаак, — вам нужно говорить. Вы должны сказать, причиняю ли я вам боль.
— Я дорожу жизнью, мой добрый врач, — выразительно сказал мужчина. — Вы представить не можете, как дорожу.
— Превосходно. Живот как будто почти неповрежден, — пробормотал Исаак. — Что меня удивляет. Но давайте взглянем на ноги.
Он снова натянул простыню и жестом велел дочери поднять ее с изножья кровати, чтобы обнажить ноги пациента.
— Папа, его правая нога в жутких синяках и распухла от ступни до колена так, что потеряла форму.
— Кость выпирает?
— Не вижу.
— Другая нога?
— Как будто в полном порядке.
— Это так, сеньор? Повреждена только одна нога?
— Только одна, — ответил пациент.
Начав с колена, Исаак стал прощупывать ногу пальцами, сперва бережно, мягко, затем с большей силой. Потом его руки двинулись вниз к лодыжке и ступне вдоль всех костей и сухожилий. Человек на кровати был напряженным от боли, лицо его посерело. Когда пальцы Исаака нажали кость голени, все тело пациента содрогнулось от боли и внезапно расслабилось, так как он потерял сознание.
— Теперь я знаю, — сказал врач. — Плоть повреждена и горячая, под опухолью я ощущаю перелом кости, вот здесь. Но она не очень сместилась. Надеюсь, это не будет представлять серьезной проблемы.
— Да, папа, — сказала его дочь.
— Теперь, Ракель, открой мне ту руку.
— Разбинтовать и снять лубок?
— Да. А потом постарайся привести его в сознание.
Когда это было сделано, Исаак проделал с этой рукой то же, что и с ногой.
— Насколько был пьян костоправ, который занимался вами? — небрежно спросил он, продолжая прощупывание.
— Очень пьян, — ответил пациент, говоря с трудом. — Но лучшего она не смогла найти.
Исаак вернулся к запястью и кисти руки; пациент ахнул и затих.
— Папа, он снова потерял сознание.
— Тогда приготовь ему питье. Друг мой, — обратился он к Иакову, — найдется у тебя полчаши вина, смешанного с водой, чтобы дать ему?
— Полчаши всего? Или по полчаши того и другого?
— Всего.
Иаков снял кувшин с полки в шкафу, налил вина, добавил воды и отдал чашу Ракели.
— Этим его качеством я восхищался, когда он еще был ребенком, — сказал Исаак. — Тщательностью, которая служила хорошим предзнаменованием.
— А отсутствие воображения служило дурным предзнаменованием, как ты сказал мне однажды, — напомнил Иаков.
— Я это говорил? Ракель, три капли, — сказал ее отец. — И попробуй слегка смочить ему лоб, может, он придет в сознание на то время, чтобы это выпить.
Пациент открыл глаза.
— Я в сознании.
Ракель приподняла ему голову и поднесла чашу к его губам.
— Питье горькое, — сказала она, — но вы должны выпить все как можно быстрее.
— А если мой желудок его не удержит?
— Вы не должны допускать этого, — твердо сказала девушка. — Глотайте и не извергайте обратно. Понимаете? Через несколько секунд вам станет гораздо лучше. Пейте.
Пациент стал пить, с трудом проглатывая горькое питье, а потом тяжело задышал от усилий удержать его внутри. Постепенно мучительная боль, от которой он терял сознание, утихла.