— Я уже не чувствую себя больным, — сказал он.
— Превосходно. И вскоре боль станет отступать, — сказал Исаак. — Не боритесь с ней, но верьте, что она отступит, потому что она отступит. Отступает?
— Как будто, — ответил пациент, голос его становился хриплым.
— Хорошо. Подождем еще немного.
Исаак отвел Иакова и Юсуфа в другой конец комнаты, оставив Ракель наблюдать за пациентом.
— Почему не дал ему этого питья раньше? — спросил Иаков. — Поскольку ясно, что ты можешь ощутить повреждения в его теле, тебе наверняка не были нужны его реакции.
— Я не могу ощутить всего. Мне было нужно полностью знать его повреждения, и его боль помогла мне в этом, как помогает и тебе. Иаков, ты не пытался вправить заново его переломы?
— Нет, не пытался, — ответил тот. — Признаюсь, я не костоправ. Я боялся, что, пытаясь улучшить дела через несколько дней после получения повреждений, причиню ему еще больший вред. И по причинам, которые не могу объяснить сейчас, я не мог позвать на помощь костоправа или хирурга. Было бы лучше…
Иаков умолк, думая, что сказать.
— Он еще жив, и я сделаю все возможное, чтобы вправить кости правильно. К счастью, они еще не начали срастаться. Теперь, полагаю, нам потребуется много бинтов и несколько лубков, мой друг.
— Пойду займусь этим. Скоро вернусь, — сказал Иаков и быстро вышел из комнаты.
— Папа, он спит, — сказала Ракель.
— Превосходно. Сделала ты еще какие-то наблюдения, о которых мне следует узнать? Особенно теперь, когда нет Иакова?
— Только что пациент не скромный торговец из Каркассона. Его камзол, который висит на шкафу, поношен и заштопан, соответствует этому положению в жизни, но рубашка его из тончайшего полотна и почти новая. И, папа, он не еврей. Могу в этом поклясться.
— И я могу, господин, — сказал Юсуф. — Когда вы раскрыли его…
— Я догадывался, но лучше всего получить подтверждение. Всегда полезно знать своего пациента, — сказал Исаак. — Нам потребуется передвинуть его кровать так, чтобы можно было стоять по обе стороны и свободно ходить взад-вперед. Иаков поможет мне вправить кости, но сейчас были бы кстати двое крепких слуг, чтобы передвинуть кровать.
— Я приведу их, — сказал Юсуф.
— Откуда? — спросила девушка, когда мальчик скрылся.
— Ракель, я не спрашиваю о его методах, но уверен, что он вернется с двумя сильными людьми.
Первым делом они принялись за руку и запястье. Исаак начал процесс, дергая руку, чтобы высвободить осколки кости из их неправильного положения, а потом поручил Иакову крепко держать ее. Быстро действуя обеими руками, Исаак вправил кости в нужные места как можно плотнее. Не замедляя работы, принялся накладывать лубки, чтобы удерживать их там, где нужно.
— Легче было бы сделать это неделю назад, — сказал он. — Сейчас мешает опухоль. Ракель, наложи еще бинт на все и крепко завяжи. Только не слишком туго.
— Хорошо, папа.
— А теперь ногу.
— Папа, что не будешь перевязывать грудную клетку?
— Хочу покончить с ногой до того, как касаться остальных частей тела.
И пока Ракель бинтовала нижнюю часть руки, Иаков и Исаак старались как можно быстрее вправить, как нужно, кость ноги.
— Вытягивай, друг мой, — сказал Исаак. — Юсуф, крепко держи колено.
И со всей силой своих мощных рук передвинул кость, а потом тщательно прощупал, убеждаясь, что она встала правильно.
— Думаю, это чистый перелом, — сказал он. — Однако при стольких повреждениях удивительно, что он остается живым спустя — сколько? семь? восемь? — дней после нападения. Очень решительный человек.
— Нападения? — неуверенно спросил Иаков.
— Что еще могло причинить такие повреждения, а не другие? — сказал Исаак, накладывая лубок на ногу. — Большинство людей после такого сильного падения, которое вызвало эти переломы, переломало бы гораздо больше костей во всех частях тела и умерло. Подумай, Иаков, какое странное расположение повреждений. Одна рука, грудь, одна нога поражены сильно, но голова и живот невредимы. Представь себе человека, лежащего на земле, прикрывающего голову руками, а живот подтянутыми коленями. Он не мог бы долго защищаться таким образом, и я думаю, что нападающим помешали до того, как они смогли его убить.
— Исаак, в твоих словах есть смысл, — сдержанно сказал хозяин дома. — Но, пожалуй, лучше пока не говорить об этом.
— Как хочешь, друг мой. Пока не будем.
Когда рука и нога были плотно забинтованы, Исаак перевязал грудную клетку для защиты сломанного ребра и объявил, что работа закончена.
— Теперь ему нужно лишь оправиться от того, что мы только что ему причинили, — сказал Исаак. — Это потребует ухода.
— Папа, кажется, он снова заснул. Я пока посижу с ним, — сказала Ракель.
— Но сейчас время обеда, — сказал Иаков.
— Пусть мне принесут чего-нибудь на тарелке. Я поем здесь.
Пациент спал несколько часов, сперва глубоко, потом очень беспокойно. Когда проснулся, Ракель дала ему попить, и он снова погрузился в беспокойный сон. Когда Исаак вернулся, пациент, будто в полусне, бормотал и негромко стонал. Исаак жестом велел дочери вести себя тихо и подсел к пациенту.
— Сеньор, вы проснулись?
— Кажется, — невнятно ответил пациент.
— Боль ощущается во многих местах?
— Да, — ответил он, — но она очень далекая. Такая далекая, что я едва чувствую ее.
— Мы вправили ваши переломы, — сказал Исаак. — Теперь они должны зажить, и вы сможете снова владеть рукой и ногой.
— Неважно, много ли боли, — сказал пациент. — Я не должен умереть. Не должен.
И снова погрузился в сон.
Когда пациент проснулся снова, глаза и речь его были ясными. Ракель послала за отцом.
— Здравствуйте, сеньор, — сказал пациент. — Вы, должно быть, врач.
— Да, сеньор. Я вправил ваши переломы.
— Помнится, кто-то недавно говорил мне это. Но я разговаривал с вами раньше, — добавил он.
— Когда я впервые вошел сюда. Иаков Бонхуэс сказал, что вы еврей-торговец. Потом вы сказали, что вы из Каркассона и страдаете артритом. Рад сообщить вам, что шок от повреждений излечил вас от артрита. Ваши суставы совершенно здоровы и гибки. Этот шок изменил также вашу веру.
— Хорошо, сеньор, признаюсь, я не еврей.
— Сеньор, это стало совершенно ясно, когда простыни не прикрывали вашего тела.
— Сеньор Иаков боялся…
— Прекрасно знаю, чего боялся сеньор Иаков, но с моей стороны бояться ему было нечего. Мне гораздо легче лечить пациента, если я знаю, кто он и что он.
— Не понимаю, почему. Разве кости ломаются не одинаково у христиан и евреев? У бедняков и богачей? У аристократов и крестьян?
— Отнюдь нет, сеньор, по многим причинам, которые я охотно обсужу с вами, когда окрепнете.
— Хорошо. До тех пор я готов вам верить. История моя довольно обычная. Я из древнего, славного рода, во всяком случае, мне так постоянно твердили. Он разорился в тяжелые времена, во время чумы, и мои предки проявили немало алчности и глупости. Они теряли деньги на каждом неудачном предприятии в провинции Руссильон.
— Нередко те, кто чувствует, что теряет власть и богатство, совершают глупости, пытаясь вернуть их, — сказал Исаак.
— В самом деле, — сказал пациент. — Вы с большой точностью характеризуете моих отца и деда. Однако не будучи таким гордым и глупым, как мои предки, я внял совету слуги и женился на дочери торговца. Поэтому достаточно богат, чтобы выплатить гонорар вам и сеньору Иакову. Кроме того, в этом новом положении я нашел жизнь достаточно приятной, чтобы хотеть продолжать ее.
— Тогда, сеньор, нужно бороться, чтобы выжить. С вами будут находиться моя дочь Ракель и мой ученик Юсуф. Выполняйте их указания. Если понадоблюсь я, они меня приведут.
— Вы кто?
— Исаак, врач из Жироны.
— О котором рассказывают чудесные истории. Я польщен, сеньор Исаак.
И пациент снова погрузился в сон.
Ракель сидела у ложа пациента почти до заката. Когда он ненадолго просыпался, уговаривала его выпить бульона, холодного мятного напитка и горького апельсинового, давала ему каплю болеутоляющего и наблюдала, как он погружается в беспокойный сон. Она неустанно двигалась, ей было жарко, она потела, глаза слипались. Наконец села и дремала на неудобном стуле, пока не появился Юсуф.
— Как он? — прошептал мальчик.
— Спит, — ответила Ракель. — Если проснется, постарайся уговорить его выпить бульона и холодного питья.
— Ты поторапливайся, — сказал Юсуф. — Семья и гости собираются во дворе.
— Ты поел?
— Конечно, — ответил мальчик. — На кухне, перед приходом сюда.
— И наверняка всего самого лучшего, — сказала девушка и пошла к другой стороне дома, рассчитывая, что у нее еще есть время смыть пот и дорожную пыль, переодеться в чистое платье, немного отдохнуть и присоединиться к остальным за ужином.
Когда Ракель нашла комнату, отведенную ей с Бонафильей, невеста все еще была там, она лежала в сорочке на кровати, глядя в потолок.
— Бонафилья, все собираются во дворе, — сказала она как можно бодрее. — Вечер приятный. — Ответа с кровати не последовало. — Может, сможем погулять с кем-то из членов семьи, — добавила Ракель. — Нам нужно выйти. Будет интересно посмотреть город, тебе не кажется?
— Не хочу гулять с этой семьей, — ответила Бонафилья, наконец вынужденная заговорить. — Не хочу сталкиваться ни с кем из них.
— Что значит — сталкиваться? — раздраженно спросила Ракель. — Они не чудовища и не убийцы.
— Не могу, Ракель. Попросишь папу извинить меня? Скажи ему, я не хочу ужинать.
— Нет, Бонафилья, я этого не сделаю. Что подумает Давид, если ты откажешься спуститься?
— Пусть думает, что угодно, — сказала Бонафилья. — Меня это не волнует, — и заплакала снова.
— С чего это ты… — начала Ракель и не договорила.
— Ты спросила меня о чем-то? — произнесла Бонафилья, погруженная в свои горестные мысли. — Я плохо слышу тебя.
Хотя невысказанная часть вопроса была «ведешь себя как вызывающая раздражение дурочка?», Ракель сказала первое, что пришло в голову: