Ракель поднялась и стала предлагать Руфи занять свое удобное место в тени.
— Нет-нет, — сказала Руфь. — Я только вышла убедиться, что все довольны. Скажу Хасинте, путь принесет чего-нибудь перекусить, пока ждем обеда. — Посмотрела, как высоко поднялось солнце над крышей дома. — Но сперва, — сказала она с беспокойством, — отправлю ее отнести бульона нашему пациенту.
— Превосходно, — сказал Исаак. — Пусть разобьет в бульон яйцо и захватит хлеба.
— Думаешь, он достаточно здоров? — спросил Иаков.
— Давай выясним, — сказал Исаак. — У меня не было пациента, который бы так стремился выздороветь. Завидую тебе. Но без питания это невозможно.
— Да, — сказал Иаков, — он сильный, непреклонный человек.
Исаак пошел вместе с маленькой служанкой в комнату пациента, там возле окна сидел Юсуф, праздно глядя на крыши.
— Как у него дела? — спросил врач.
— Он почти все время спит, господин, — ответил Юсуф. — Жаль, я не захватил какой-нибудь книги. Мог бы проводить это время в полезных занятиях, поскольку он редко нуждается во мне.
— Спустись к сеньору Иакову, попроси его дать тебе на время одну из своих книг. Я посижу с пациентом, пока он будет есть. Хасинта, можешь помочь ему?
— Я уже помогала, сеньор Исаак, — ответила та.
— Господин, разбудить его перед уходом? — спросил мальчик.
— Только осторожно, Юсуф.
— Не нужно, — послышался голос с кровати. — Я не сплю. Привет, Хасинта. Откуда ты появилась?
— Меня прислала мама, — ответила девочка. — Помогать сеньоре Руфи.
— Это замечательно находчивый и умный ребенок, сеньор Исаак, — сказал пациент. — Хозяевам с ней повезло. Что ты принесла мне?
— Бульона с яйцом, сеньор, — ответила она, — и с хлебом, чтобы макать туда.
— Поднеси мне чашку к губам, — сказал пациент, — попробую этого хлеба в бульоне с яйцом.
Он неловко обмакнул левой рукой кусочек хлеба в горячий бульон, подхватил кусочки яйца и стал жадно есть.
Исаак спокойно ждал, пока пациент не прикончил почти весь бульон и отодвинул чашку. Служанка взяла ее, сделала реверанс и вернулась на кухню. Врач наконец повернулся к пациенту.
— Кажется, сейчас вам гораздо лучше, чем вчера.
— У меня появился аппетит, — сказал он, — и я повсюду ощущаю сильную боль, но она не мешает мне есть и спать.
— Дышать больно?
— Да, но я дышу, предпочитая это альтернативе.
— Раз вы способны шутить, сеньор, состояние ваше лучше, чем вчера. Но теперь, будьте добры, расскажите, как вы оказались в таком состоянии. Только, пожалуйста, не нужно истории с мулом и горной дорогой. Я ее не приму. Можете начать с того, как стали последователем катаров.
— Катаров? — переспросил в изумлении пациент. — Я? Сеньор Исаак, с чего вы взяли? Я ни единого катара в глаза не видел. Помню, дедушка говорил о них — о священнике, который был катаром, и о торговце, которого он хорошо знал. Но это было много лет назад. Сейчас их здесь почти нет. И уже давно.
— Разве это не то, что сказал бы катар?
— То же самое сказал бы добрый христианин — и, полагаю, добрый еврей. Это правда.
— Здесь многие считают, что вы катар, спустившийся с гор с какой-то зловещей целью.
— Не будь это так опасно, — заговорил пациент, — это было бы очень смешно. Но Бог свидетель мне, сеньор Исаак, я не катар. Возможно, смогу найти человека, который это подтвердит.
— Мы не станем беспокоить вас этим. Но мне желательно знать правду. По крайней мере, часть ее. Если вы не катар, то кто же?
— Вы считаете, что я лгал вам, сеньор Исаак?
— Считаю, что вы не захотели сказать то, что мне нужно знать.
— Вы готовы поверить, что у меня есть враги? — спросил пациент. — И что мое молчание объясняется этим? — Сделал краткий, неглубокий вдох. — Сеньор Исаак, на столе возле вашей правой руки есть вода. Я не могу дотянуться до нее без больших усилий и боли.
Исаак нашел стол и осторожно водил по нему пальцами, пока не нашел чашу. Понес ее на голос пациента.
— Держу ее, — сказал мужчина и напился. Сунул чашу в протянутую руку врача.
— Я не думал, что эти повреждения причинил вам друг, — сказал Исаак.
— Если удовольствуетесь частью моей истории, поведаю ее вам. Я слишком усталый, чтобы сейчас рассказывать всю.
— Я удовольствуюсь частью правды. Давайте начнем с вашей рубашки, сеньор. Она вызывает у меня любопытство.
— Моя рубашка, сеньор Исаак? С какой стати?
— По словам моей дочери, она резко отличается от остальной вашей одежды и вещей.
— Говорил я вам, что, хотя сам беден, женат на богатой женщине? Из-за этого у меня есть враги.
— Ваша жена покупает вам рубашки из тонкого полотна, а вся остальная одежда у вас старая и заштопанная.
— Это мой способ не вызывать зависти, — сказал пациент. — Я очень устал, мой добрый врач. Мне нужно поспать.
Юсуф открыл дверь в комнату.
— Господин, вас зовут на обед.
— А твоему пациенту нужен отдых. Пока что мне хватит испытывать его силы.
Глава девятая
На другой день дом погрузился в субботний покой. К диете пациента добавили заварной крем; он спал немного поменьше и больше разговаривал с тремя своими юными сиделками, но не говорил ни слова о своем прошлом или повреждениях.
Когда Ракель сменила Юсуфа у ложа пациента, он подошел к Исааку.
— Господин, если я не нужен, — сказал он, — то хотел бы осмотреть город.
По субботам он обычно уходил из дома и свободно разгуливал, заводил друзей, каких хотел, и удовлетворял свое любопытство обо всем окружающем.
— Да, конечно, — сказал Исаак. — Наслаждайся покоем, пока он длится.
Но Юсуфу нужен был не покой. Он надел старый камзол, сунул за пояс кошелек с несколькими монетками и пошел по широкой центральной улице — достаточно широкой для проезда телеги — к воротам гетто.
Шагнув за массивные ворота, мальчик оказался в вихре шума и людей, спешащих во всех направлениях. Тут же застрял между двумя толстыми женщинами и позволил себе, чтобы толпа несла его на запад, вниз по склону холма, к центральной части города. На полпути он юркнул в узкий, заваленный мусором переулок и вышел на более деловую улицу, где находились мастерские серебряных дел мастеров и ювелиров. Они его мало интересовали; он повернулся к первому человеку, которого увидел, мужчине в несколько поношенном камзоле, и коснулся ладонью его руки.
— Что это там такое? — спросил он, указывая направо.
— Королевская тюрьма, — ответил человек в камзоле, — и, судя по твоему виду, маленький негодник, там тебе и место. Убери руку с моего рукава.
— Благодарю за любезность, — сказал Юсуф с низким поклоном. И повернул налево. Шел на доносящиеся с той стороны звуки и запахи до беспорядочно раскинувшегося открытого рынка. Все лучшие фрукты, рыба, птица, мясо были раскуплены, но там было еще полно отчаянных домохозяек, запоздало наполнявших корзинки тем, что осталось. Мальчик купил себе маленький хлебец, жареного мяса к нему и пошел дальше.
Палатки со старой одеждой в дальнем конце рыночной площади ненадолго заинтересовали его; он с любопытством осмотрел рваный, грязный камзол. В нем он бы не выделялся среди кишевших там мелочных торговцев и воришек. Однако денег у него было мало, и он пошел дальше. Вышел на другую улицу, казавшуюся значительной, повернул налево, в сторону гетто, снова вышел на улицу серебряных дел мастеров и ювелиров, только на сей раз южнее королевской тюрьмы. Суета дальше к югу разожгла его любопытство, и он пошел туда.
Впереди были арки первых бастионов города. Юсуф пришел на зерновой рынок, куда каждое утро привозили на телегах зерно и муку на продажу. Пшеница, рожь, овес, ячмень, пшено и рис заполняли мешки и закрома — зрелище для многих привлекательное, но мальчика оно не интересовало. Однако под арками, защищавшими от дождя и солнца, неровными кружками сидели группы людей, кто на земле, кто на старых бочонках, ящиках или кусках досок. Юсуф потихоньку подошел к одной из групп и увидел, как высокий, широкоплечий человек бросил кости в центр кружка.
— Ха, — произнес он с гортанным акцентом. — Я выиграл, Роже.
— Нет, Грос, не выиграл, — сказал сидевший рядом. — Деньги пока мои. Так ведь, парень? — неожиданно обратился он к Юсуфу.
— Я не видел твоего броска, — правдиво ответил Юсуф.
— Мальчишка лжет, чтобы спасти своего друга, — сказал худощавый человек с темной кожей и волосами. Он обращался к соседу на языке, который Юсуф хорошо знал, но остальные, видимо, нет.
— Как твоя мать, — ответил Юсуф с блестящим произношением арабского языка, которому научился дома у родителей и который в последние несколько лет старался не забыть. — И он мне не друг.
— Недостаточно богат для тебя, красавчик? — спросил худощавый, смуглый человек.
— Я пришел бросать кости, а не…
И пока он искал способ выразить то, что хотел, с помощью небольшого запаса непристойных слов на арабском, его выручило вмешательство со стороны.
— О чем это вы говорите? — спросил тот, кого звали Грос, это было подходящее имя для человека такого роста и сложения.
— Красавчик хочет поиграть, — ответил худощавый. — Как тебя зовут, красавчик.
— Юсуф. А тебя, урод?
Тот расхохотался.
— Ахмед.
— Не боитесь, что вас арестуют за азартные игры у всех на виду? — спросил Юсуф.
— Мы не играем, — ответил Грос с невинным видом. — Мы работаем. Мы носильщики. Нужны здесь, разве не так? Что, если кому-то нужно что-то отнести? Меня прозвали эль Грос, — добавил он с усмешкой, — так как в городе нет человека сильнее меня.
— Сколько я знаю его, эль Грос не носил на спине ничего, кроме одежды, — сказал Роже.
— Неправда, Роже. Я отнес бочонок скверного вина одному человеку, а он вместо денег расплатился со мной бурдюком. Это было четыре года назад. Я усвоил этот урок.
— Будь осторожен, Юсуф, — сказал Роже. — Эль Грос обдирает мальчишек вроде тебя, как липку.
— Мальчишек — может быть, — ответил Юсуф. — Но не вроде меня.