— Заметьте, отец, это очень маленькая порция баранины и бобов, — сказал пациент и принялся есть с очевидным удовольствием. — Замечательное блюдо, — добавил он между глотками. — Но у вас есть ко мне вопросы, отец. Начинайте, пожалуйста, я отвечу на них в меру своего знания и способности.
Когда колокола зазвонили к обедне, доминиканец умолк и взглянул на пациента.
— У вас очень усталый вид. Боюсь, я чрезмерно истощил ваши силы.
— Это неважно, отец. У меня впереди остальная часть дня, а затем еще дни, чтобы спокойно поспать.
— Могу я сделать что-нибудь — то есть, сделать то, что в моих силах, — чтобы помочь вам?
— Можете молиться за меня, отец. Я очень нуждаюсь в молитвах, и за исключением одной души, которая не перестает просить небеса смилостивиться надо мной, думаю, делать это больше некому.
— Я охотно буду молиться за вас.
— А если будете проходить мимо дворца, там есть некто, нуждающийся в духовной поддержке и утешении.
— Кто это?
Пациент поманил священника поближе к себе и прошептал ему на ухо имя.
— Исполню, сын мой, — сказал доминиканец.
Во дворе Иаков с женой сидели неподалеку от лестницы, ведшей в комнату пациента, и ждали. Время от времени подходили слуги, их отправляли обратно. На кухне прекратилась всякая деятельность, хотя кухарка, испугавшись неожиданной приостановки, взяла Хасинту, служанку Самуила Каракосы и несколько кастрюль на кухню соседки. Бонафилья спустилась к членам семьи Давида, ее отправили в кабинет Иакова поработать над своим изысканным столовым бельем.
— Этот священник пришел из-за слуха, что он катар? — спросила дрожащим голосом Руфь.
— Несомненно, — ответил Иаков. — Иначе зачем присылать члена этого ордена? Я встревожен его присутствием в нашем доме. Обвинения легче предъявить, чем опровергнуть, дорогая моя. Как ему доказать, что он во что-то не верит? Как нам доказать, что мы не помогаем еретику?
— Должен быть какой-то способ, — сказала Руфь. — Возможно, они просто разговаривают.
— Священник там уже долго.
— Он не может вынуждать у него признание, так ведь?
— Без свидетелей, в нашем доме? Сомневаюсь. Но у них есть вопросы, которые заведут в западню неосторожного члена секты.
— Иаков, не знаю, правильно ли я поступила, — с беспокойством сказала его жена. — Но когда пришел священник, наш пациент завтракал хлебом и сыром, тут я вспомнила, что катары не едят мяса и яиц, даже молока и сыра. Я была очень испугана, но принесла ему тарелку баранины с бобами. Само собой, будь он членом этой секты, то отказался бы это есть под каким-то предлогом, правда?
— А он ел? — раздался другой голос.
— Да, сеньор Исаак, ел, — ответила Руфь, поворачиваясь к слепому. — Когда я уходила, он ел этот суп с большим аппетитом.
Тут доминиканец спустился по лестнице во двор. Иаков Бонхуэс любезно поднялся и пошел с ним к фасаду дома.
— По-моему, мы вчера встречались, — сказал отец Миро, остановясь в коридоре возле кабинета, чтобы проститься. — Ее королевское высочество вызвала меня во дворец. Кажется, вы очень искусно позаботились о ее бедной собачке. Когда я уходил, она спокойно спала — я имею в виду собачку. Принцесса очень счастлива.
— Рад это слышать, отец. Надеюсь, маленькая Морена продолжает поправляться.
— Пожалуйста, передайте своей жене извинения, сеньор Иаков, и примите их сами за мой несвоевременный визит, — сказал священник. — Я бы не пришел в столь ранний час, если б не было нужно ехать в Конфлент.
— Сегодня? — спросил врач. — Боюсь, вы отправитесь слишком поздно.
— Проеду, сколько смогу, — сказал священник. — Я надеялся посетить сегодня вечером Санта-Марию де Серрабона, — добавил он.
— Отец, разве это не в стороне от вашего пути? — спросил врач.
— Сеньор Иаков, вы хорошо знаете ведущие на запад дороги?
— Я ездил по ним. А эта дорога, насколько я помню, нелегкая.
— Мне так и говорили. Если будет слишком поздно, не тронусь в путь. Я просто хочу повидать старого друга и удовлетворить свое любопытство, — мечтательно добавил священник, словно редко позволял себе такие отклонения. — Долг призывает меня в Конфлент. Видимо, остановлюсь на ночь там, где смогу найти приют.
— Надеюсь, доедете до Санта-Марии, — сказал врач, — и желаю вам, отец, доброго пути.
— И пусть у вас и вашей семьи все будет хорошо, — сказал священник. — Мой визит сюда, — добавил он ясным голосом, открывая дверь, — был напрасной тратой времени. Должно быть, мой осведомитель ошибся.
— Такие ошибки случаются, — с готовностью ответил Иаков и проводил незваного гостя до дороги.
Когда доминиканец повернулся, чтобы попрощаться, из двери позади него вышли Исаак и Юсуф.
— Сеньор Исаак, не так ли? — спросил священник.
— Да, это я, — ответил Исаак. — А вы, полагаю, отец Миро.
— Да, — сказал священник. — Вы идете к воротам гетто?
— Туда. Мне нужно доставить сообщение в собор Святого Иоанна.
— Тогда пойдемте вместе, по крайней мере, до доминиканского монастыря, вам это по пути, — сказал отец Миро. — Право, неудобно идти на север, чтобы выйти из гетто, когда у тебя дела на юге или на западе, но таковы города. Они странно растут.
— Не было разговора об установке еще одних ворот? — с невинным видом спросил Исаак, хотя прекрасно знал, что это постоянный источник раздражения и многочисленных разговоров в гетто.
— Да, был. И его величество сказал, что благосклонно посмотрит на такую просьбу. Это должно произойти скоро, однако недостаточно скоро для моей сегодняшней поездки. — Он сделал паузу, подбирая рясу, чтобы не замочить ее в большой, глубокой луже. — Насколько я понимаю, сеньор Исаак, вы вправляли кости этому несчастному. Я восхищаюсь вашей искусностью.
— Спасибо, отец Миро. Но его нынешнее хорошее состояние больше объясняется хорошим уходом в Доме сеньора Иакова. И его твердым стремлением поправиться. Все, чего я мог добиться своим жалким мастерством, это направить его на путь выздоровления, — сказал врач.
— Тогда будем надеяться и молиться, чтобы он следовал этим путем. Вы много с ним разговариваете?
— Да, — ответил Исаак. — Насколько позволяет его сломанное ребро. То, что он сказал мне, весьма интересно, но пользы от этого мало. Он не особенно откровенничает о себе.
— Я это заметил, сеньор Исаак, — сказал со смехом доминиканец. — Однако надеюсь, что смогу узнать кое-что о причинах его умалчивания.
— Думаю, это будет превосходно, — сказал Исаак.
— Вот мы и дошли туда, куда мне нужно, — сказал отец Миро. — Знаешь дорогу к собору, молодой человек? — спросил он Юсуфа.
— Знаю, отец, — ответил мальчик.
— Тогда желаю вам обоим всего доброго.
Отец Миро быстро поднимался по ступенькам доминиканского монастыря, и тут его остановил голос из тени, создаваемой стеной и большим деревом.
— Отец.
Когда священник обернулся, из тени вышел человек.
— Я хотел узнать — то есть, надеюсь, ваш визит оказался полезным.
— Ни при каких обстоятельствах, сеньор, нельзя говорить о полезности, — ответил священник. — У меня был длительный разговор с человеком, обладающим здравым смыслом и благочестием, — я обнаружил, что он значительно более добродетелен в мыслях и поступках, чем вы. Этот разговор стоил ему многих страданий из-за его болезни, а мне гораздо больше времени, чем я мог себе позволить. В нем не было необходимости.
— Вы не верите, что он катар?
— Не верю. Он не катар. Это нелепое предположение.
— Если он не катар, то христианин, нарушающий закон тем, что живет в гетто.
— Этого я сказать не могу, — ответил священник. — Могу только сказать, что он не перфектус, как вы утверждали. Вы сами убедились бы в этом, если бы приняли приглашение пойти со мной.
— Мне очень жаль, отец, что другие обязанности помешали принять ваше любезное приглашение.
— Из-за вашего неуместного рвения или вашей злобы я провел время, необходимое для других обязанностей, наблюдая за человеком, о котором мне было сказано, что он не только последователь, но и перфектус, глава обновленного катарского движения, он ел хлеб с сыром, потом с аппетитом суп с бараниной — с большими кусками мяса. В следующий раз, когда захотите причинить кому-нибудь неприятности, придумайте причину получше. Из-за вас я напрасно провел большую часть утра в этом злонамеренном, подлом старании. Прощайте. Я бы хотел поговорить об этом подольше, но этим утром я начинаю поездку и должен немедленно тронуться в путь.
— Куда вы едете?
— Увидимся ровно через неделю вечером, когда я вернусь. Не подводите меня, сеньор, иначе я буду искать вас.
За углом доминиканского монастыря Исаак с Юсуфом, остановясь у фонтана, с интересом прислушивались к этому разговору.
— Узнал ты другого человека — того, с кем священник разговаривает? — спросил Исаак.
— Господин, мне его лица не видно, поэтому я не узнаю его. Голос его кажется слегка знакомым.
— Ты знаком с акцентом того города, откуда он, вот и все, — сказал врач. Но все же вид у него был несколько обеспокоенным.
Когда Исаака и Юсуфа проводили в кабинет епископа Перпиньяна, его преосвященство сидел за столом. Он отрывисто приветствовал их, предложил им сесть и приступил сразу к сути дела.
— Я получил письмо епископа Беренгера и благодарю за то, что лично принесли его моему секретарю. В пятницу, кажется.
— Да, ваше преосвященство. Мы получили его в пятницу, — негромко произнес секретарь.
— Вы знакомы с его содержанием? — спросил епископ.
— Я знаю только, оно связано с беспокойством, что настоятель монастыря Сант-Фелиу сталкивается в этом городе с определенными трудностями, — тактично ответил Исаак.
— Трудностями! — сказал епископ. — Вы уже достаточно долго здесь и знаете, что они собой представляют?
— Знаю только те, которые сейчас связаны с плаванием «Санта-Марии Нунсиады».
— Да. Это предприятие организовал дон Арнау Марса. Весьма прискорбный случай. Я не могу решить, было ли это честное торговое предприятие, каким-то образом ставшее безнадежно бесчестным, или с самого начала представляло собой часть той смеси греха, распущенности и беззакония, от которых мы здесь страдаем.