— Дальше будем посмотреть. Завтра едем за вторым ингредиентом. Псковская область. Деревня Зайцево. Могут быть проблемы со связью.
— Ладно. Если будет возможность — звони. Ильич о тебе все время спрашивает. Отбой.
Выйдя из ванной, Мурка увидела Живого, сражающегося с дверью туалета.
— Поль! Что ты делаешь?
— А ты не видишь? Создаю условия для цивилизованного мочеиспускания.
— О, это правильно! Когда достигнешь успеха, я тоже буду туда заходить, — промолвила французская княжна и, помахивая косметичкой, направилась обратно в комнату.
— А с кем это ты там по телефону болтала? — спросил, глядя ей вслед, Паша.
— С маман. В Париже ужасная жара. Опасаются, как бы Эйфелева башня не расплавилась.
Живой достал смартфон, пощелкал по кнопкам, пожал плечами. Потом мотнул головой и снова принялся за дверь.
Вернувшись в комнату, Мурка обнаружила, что Бабст продолжает храпеть, поглаживая гладкий бок швейной машинки, а за столом, печально понурившись, сидит длинноволосый парень в очках и черной футболке с застиранной и оттого неразборчивой надписью. В этом скромном очкарике Маша с трудом узнала эксцентричную хозяйку жилища: она успела забыть о том, что Сеня на самом деле — мужчина.
На столе кучей валялись использованные салфетки для снятия макияжа. Перед Сеней стояла пустая рюмка.
— Где водка, красавица? — тщательно выговаривая каждое слово, спросил он.
— Водки нет, царь вчера все вылакал.
— Какой царь? Я царя не заказывал.
— Да вон на кровати у тебя лежит.
— И правда, царь, — сказал Сеня равнодушно. — А ты, девочка, чьих будешь?
— Собакиных я.
— Не помню таких. А мы в Москву вчера автостопом не с тобой ехать собирались?
— О, да ты не помнишь ничего! Могу рассказать.
— Не сейчас, чаровница. Я полечусь и сам все вспомню. Подай мне авоську, милая, она там, на полу. Бабушке не нагнуться что-то.
Мурка ловко подцепила авоську ногой, подбросила, поймала и небрежно передала Сене.
— Из цирка, что ли? — не то с осуждением, не то с восхищением спросил тот.
— Ага, Дю Солей. К вам по обмену опытом.
— Я бы с удовольствием обменялся с тобой опытом, крошка, — выговорил хозяин, — но сейчас я просто никакой.
Он медленно поднялся на ноги, опираясь обеими руками о столешницу, и сделал два неуверенных шага к выходу. Дверь перед ним распахнулась сама собой, и на пороге появился Живой — умытый, бодрый, но все еще в бакенбардах.
— О, эту рожу я знаю! — немного оживился Сеня. — Сними с лица, меня сейчас стошнит.
— А вчера тебе нравилось! — ухмыльнулся Паша. — Сашенька, говорил, выпьем, говорил, с горя, где же кружка. А теперь, значит, все? Прошла любовь и кружка не нужна?
— Это я вчера до училки допился, что ли? Тогда с лица можешь не снимать, мне это не поможет.
— Зато мне поможет. Я только что был в ванной, морду мочалкой скреб — не оттирается. А еще я вам дверь в сортире починил. Ну... почти починил.
— Насчет двери не понял, а мочалкой ты зря. Она нестерильна. Значит, у меня в третьем ящике снизу пузырек такой стоит, написано «Лорена» — вот он снимет все на раз. И там же, слева, будет тюбик с кремом, зеленая такая ядовитая дура — обязательно намажь лицо. Будет щипать, но зато угрями не покроешься. А синяк просто припудри. Все, правда, сейчас блевать буду, если не остограммлюсь. Гуд-бай, компарес! Скоро не ждите. Ой, горячка моя белая! Еще один царь!
Последние слова относились к Петру Алексеевичу Савицкому руководитель экспедиции, проспавший двенадцать часов подряд, только теперь вышел в общую комнату и ощупывал царские усы.
— И много их тут у меня?.. — озадаченно спросила бывшая учительница. — Нет, не отвечайте, не надо. Выпить мне срочно, а потом еще накатить — и всех царей как рукой снимет.
Сеня выбежал из комнаты, даже забыв авоську.
— Доброе утро! — приветствовал всех Савицкий. — Похоже, Жозефина Павловна все-таки пришла в себя. Слава богу, а то я вчера за нее испугался. А Костя еще спит? Давайте будить, пора эксперимент начинать.
— Проспали вы эксперимент, ваше величество, — не без злорадства объявил Паша. — Академик все сам изготовил и сам все вылакал. Даже граммульки антифриза отрезвиться не оставил, прорва.
Он сидел у трюмо и потихоньку, миллиметр за миллиметром, отдирал бакенбарды при помощи «Лорены».
— А почему без меня? — обиделся Петр Алексеевич.
— Пьер, он нас даже не спрашивал, — утешила его княжна. — Сказал, что у него луженый организм, а мы будем склеивать лыжи. Ты не знаешь, что он имел в виду? Это те самые лыжи, которые стоят у печки?
— Это русская идиома, Верочка, — терпеливо объяснил Савицкий. — Он имел в виду, что напиток слишком опасен для неподготовленного желудка. Ну, так чем все закончилось? Эффект-то был?
Княжна принялась пересказывать шэр-фрэру события вчерашней ночи, а Паша украшал ее рассказ такими яркими подробностями и выразительными русскими идиомами, что под конец Петр Алексеевич просто схватился руками за голову.
— Кажется, я понимаю, почему Менделеев отказался участвовать в эксперименте прадеда. Если такое средство дать русскому народу — тут камня на камне не останется, — задумчиво сказал он. — Кстати, я сегодня, похоже, вещий сон видел. Мне снилось, что я сижу за длинным столом в шубе и высокой меховой шапке. Кругом такие же оперные бояре, и только во главе стола — несколько иноземцев вот в таких кафтанах.
Он показал на Бабста, мирно спавшего в царской верхней одежде.
— И вдруг один из этих иноземцев поднимается во весь рост — и тут я вижу, что это сам царь Петр. Он протягивает мне огромный кубок и говорит: «Пей мое царское здравие!» И я начинаю пить...
— Но ведь так все и было! — воскликнула пораженная Вера. — Царь заставлял нас пить эту ужасную тяповку!
— Вон твой кубок стоит, — показал Паша на забытую на столе пивную кружку. — Жозефинка грамм двести отпила, больше не осилила. А остальное он сам дожрал.
— Вот и я тоже сумел выпить меньше трети. И тогда Петр Первый погрозил мне кулаком и говорит: «Ты, блядин сын...» Ой, извини, Вера! Это тоже такая идиома. В общем, он мне сказал, что я должен непременно отыскать его зеленый штоф, а то он на меня разгневается.
— Я знаю, что это! — воскликнула княжна. — Это знак свыше! Ты был во сне нашим предком Гаврилой Собакиным, и царь приказал тебе продолжать поиски, презирая все опасности. Мы должны завтра же ехать дальше!
— Да, мне тоже теперь кажется, что тут есть высшее предопределение, — задумчиво сказал Петр Алексеевич. — И ехать, конечно, надо...
— Погодите-ка! — прервал их Паша. — А меня вы спросили? Между прочим, пока некоторые смотрели вещие сны, меня тут чуть не убили. А если он в следующий раз вообще в лешего превратится?
— Если не хочешь ехать — то не езжай! — отрезала княжна. — От тебя все равно никакой пользы.
— Это от меня никакой пользы?! — взвился Паша. — А кто придумал, как аппарат добыть? А кто вчера больше всех денег заработал? А кто колбу под змеиным хвостом держал? А кто...
— Тебе только колбу под хвостом держать. А все остальное — заслуга Кости.
— А ты сама-то что сделала?
— Ребята, давайте жить дружно! — вмешался Савицкий. — Ну зачем нам ссориться? Все вы участвовали в деле, все были полезны. И мы добились успеха! Я думаю, что нами руководила какая-то высшая воля. Между прочим, это легко проверить. Есть такая удивительная книга, я вам сейчас покажу...
Он порылся в своей сумке и извлек Рамакришну.
— Вот. Это настоящий мудрец. Он всегда подсказывает правильный путь, проверено многократно. Верочка, будь добра, назови страницу и строку.
— Неужели ты можешь в это верить? — пожала плечами княжна. — Ну, пожалуйста: страница десять, строка три.
— «Существование воли и промысла Божьих вовсе не дает тебе права сидеть сложа руки и полагаться во всем на Его провидение, — с благоговением в голосе начал Савицкий. — Так встань же и действуй...
— ...и ты почувствуешь на себе сияющий взор Шивы», — вдруг закончил за него Паша.
Петр Алексеевич был приятно удивлен.
— Откуда ты знаешь? Ты это читал?
— Я не читал. Я писал.
— Что?! Что ты писал?
— Рамакришну твою.
— Что значит — писал Рамакришну? Это ведь реальный человек. Вот фотография на обложке.
— На обложке фотошоп. К носу директора издательства приделаны уши его духовного гуру, все остальное — от финансового директора. А книгу писал я. На, держи растворитель, снимай усы, а я тебе расскажу поучительную историю.
Ошеломленный Петр Алексеевич принял из рук Паши «Лорену» и стал слушать:
— В общем, ровно полгода назад пили мы пиво с чуваками из эзотерического издательства «А шо?». И тут один такой говорит: а шо, слабо придумать бизнес-религию? Ну, чтобы все было как у нормальных просветленных, но только про бабки. То есть, с одной стороны, брахман реален, мир нереален, все дела, а с другой — если присмотреться, то брахман и бабки — одно и то же. Чтобы в одном флаконе и свами, и мешок с деньгами, а главное — практические рекомендации по прикладной бизнес-магии. Я говорю: да не фиг делать! И в тот же вечер догнался еще немного коньячком и придумал этого Рамакришну. Набросал вводную главу, повесил в ЖЖ, словил пачку каментов — ну и забыл про это дело. А через пару дней приходит письмо. Издательский дом «А шо?» интересуется: не сможешь ли ты, Паша, за два месяца накатать нам четыре листа Рамакришны? Пять тыщ за лист,. между прочим Для «А шо?» — неслыханная щедрость. Легко! — отвечаю. Подписал договор, взял аванс, создал текст, получил гонорар — и поехал на эти бабки на Гоа, жизни радоваться. Через три месяца приезжаю, смотрю — стоит во всех ларьках мой Рамакришна. И хватают его, как бигмаки в отсталой африканской стране. Ну, я ручки потираю, звоню в «А шо?». Не желаете ли, спрашиваю, вторую книгу серии: клиент-ориентированный четырехмерный брендинг с выходом в бизнес-нирвану? Нет, отвечают, не желаем, вторая книга уже в типографии. Как так? А так, говорят, слишком долго ты, Паша, жизни радовался, поезд ушел. Ах вы, суки, я говорю, да ведь бренд-то я придумал! А они мне: загляни-ка в договор, а потом возьми лупу и прочитай, что на третьей странице мелким шрифтом напечатано...