Откуда-то сбоку выбежали шесть пожарных в блестящих касках и боевой брезентовой форме и бодро потрусили к выходу. Возглавлял группу невысокий коренастый бородач.
— С ними дядька Черномор! — одобрительно произнес Паша, провожая их взглядом.
Он подошел к посту охраны, небрежно помахивая корочкой. На него никто не обратил внимания. Честный Петр Алексеевич шагнул следом. Пройдя кордон, он с интересом взглянул на удостоверение.
— «Межгалактический союз журналистов имени Роберта Шекли». Это что, в самом деле есть такой?
— Есть, — кивнул Живой. — Мы с ребятами на конвенте фантастов его уже года три как придумали.
На второй этаж вела мраморная лестница, застеленная красным ковром. По лестнице бегали вверх-вниз люди в штатском и в форме. Они возбужденно переговаривались, размахивали руками и вообще вели себя совсем не так, как в представлении московских гостей должны были вести себя провинциальные чиновники и приближенные к ним простые смертные.
На стенах висели тяжелые позолоченные рамы, из которых выглядывали мордатые добрые молодцы в аляповатых галстуках. Большая часть портретов была украшена траурными ленточками и табличками с датами жизни.
— Смотри-ка, все политбюро в девяностые угрохали, — присвистнул Живой, поглядев на даты. — Может, не пойдем в это логово?
Петр Алексеевич легонько подтолкнул его в спину:
— Отступать уже некуда, Паша. Не посрамим межгалактический союз журналистов и лично товарища Шекли! Наша цель скромная — комитет по культуре.
На втором этаже суеты было еще больше.
— Предлагаю временно прикинуться ветошью и прислушаться к разговорам аборигенов, — сказал Паша.
Но из разговоров мало что можно было понять.
— Взбунтовались? Конечно, взбунтовались! Я бы на таких харчах тоже взбунтовался!
— Ну так то ты, а то косорылые!
— Психологу позвони, который по террористам!
— Да они же дикари! Они же человеческого языка не понимают, на кой им психологи?
— А журналисты?
— Ждут отмашки.
— Только Стозе Михайловне не говорите, а то всем бошки поотрывает!
— Все равно поотрывает. Они же всех там сожрут!
— А с заложниками что сделать обещали?
— Не знаю! По закону предков, блин!
— В Москве чтоб только не узнали! А то Иваныч расстроится и всех порешит!
— Так, а вы что тут стоите? — накинулся на Петра Алексеевича и Пашу высокий худой человек в строгом костюме. — Работайте, делайте что-нибудь!
— Вы не подскажете, где здесь комитет по культуре? — вежливо спросил у него Петр Алексеевич.
— По какой, на хрен, культуре! С ума сошли, что ли? Делайте что-нибудь, не стойте столбом!
Человек в строгом костюме побежал дальше и скрылся в одном из кабинетов. Оттуда сразу послышался его недовольный голос: «Так, а вы тут что сидите? Делайте что-нибудь! Не сидите как пень!»
— Все понятно. Коррумпированные бюрократы отказываются идти на сотрудничество с представителями народа, — заключил Паша. — Придется искать самим.
Уворачиваясь от бегущих, кричащих и размахивающих руками чиновников, представители народа отправились в полное опасностей путешествие по зданию краснопырьевской мэрии.
Комитет по культуре отыскался в тупичке между двумя туалетами. Петр Алексеевич постучал и, не дождавшись ответа, распахнул дверь.
В маленькой комнатке было тепло, пыльно и уютно. За широким столом, заваленным глянцевыми журналами, сидела холеная загорелая старушка с фиолетовым шиньоном. Отставив наманикюренный мизинчик, она попивала кофе из фарфоровой чашки старинной работы и увлеченно читала журнал «Понт.ру». На гостей она даже не взглянула.
— Э-кхм! — деликатно кашлянул Петр Алексеевич. — Можно к вам?
— Вы ко мне? — вздрогнула старушка. — Дверью ошиблись, поди? Мужской туалет — направо.
— Нет, мы именно к вам. Засвидетельствовать свое почтение, уважаемая... эээ... — потянулся к ручке ставший вдруг неимоверно галантным Паша.
— Анастасия Тихоновна.
Хозяйка кабинета протянула ему сухую лапку с салонным маникюром. Паша осторожно приложился к ней губами. От старой дамы исходил тонкий запах чего-то советского — может быть, армянского коньяка и духов «Красная Москва».
— Кофе хотите, голубчики? Вон у меня кофеварка в углу. Вы, молодой человек, кнопочку нажмите там. Эх, помощника-то моего еще в девяностые упразднили!
— Как упразднили? — не понял Петр Алексеевич.
— А как обычно, — и Анастасия Тихоновна провела ноготком по горлу.
Гости переглянулись.
— У вас, как я погляжу, боевая обстановка в городе. А кто сейчас взбунтовался? — спросил Паша.
— Взбунтовался? А кому тут у нас бунтовать? Всех несогласных в девяностые положили, а кто поумнее — тот еще раньше в Москву уехал.
— Так ведь, говорят, людоеды у вас завелись, — зловещим шепотом произнес Живой.
— Может, и людоеды, — спокойно улыбнулась Анастасия Тихоновна.
— У вас людоеды в городе, а вам все равно? — изумился Савицкий.
— Я, милый, тут тридцать лет сижу. Райком пережила, демократов пережила, Кипяченого пережила. Переживу и людоедов. А если сунутся ко мне — буду отстреливаться. Мне в девяносто-запамятовала-каком полгода зарплату оружием и боеприпасами выплачивали.
Продолжая улыбаться, начальница краснопырьевской культуры достала из ящика стола маленький дамский пистолет.
— Понтовая штукенция, — одобрительно сказал Паша.
— Хороший понт дороже денег! — неожиданно откликнулась бабуля.
Она отложила журнал и подперла щеку рукой, как сказочница из добрых советских фильмов.
— Дайте, что ли, свежий номер посмотреть. — Не дожидаясь разрешения, Паша схватил «Понт.ру», быстро пролистал его от конца к началу и покачал головой: — Ай да молодцы! Опять мою идею забесплатно сперли.
— Так вы журналисты? — Анастасия Тихоновна сразу как-то подобралась, растеряла сходство со сказочницей, и стало понятно, что не случайно она сидит в этом кабинете тридцать лет. — Пойдемте! Михал Иваныч вас давно ждет!
Старушка встала из-за стола и незаметным движением спрятала пистолетик в карман вязаной кофточки. Карман подходил идеально: видимо, его связали специально для ношения оружия.
В коридоре царила прежняя суматоха. Старушка привычно лавировала среди массивных туш чиновников, и наши герои едва за ней поспевали.
Мимо пронеслась уже знакомая бригада пожарных, только дядька Черномор теперь бежал последним.
В приемной мэра гостей встретила рослая неулыбчивая секретарша с прищуром снайпера. Анастасия Тихоновна что-то прошептала ей на ухо, и секретарша сразу как будто стала меньше ростом, заулыбалась и потянулась к телефонному аппарату.
— Михал Иваныч, тут культура каких-то журналистов привела. Говорит, насчет интервью. Как в кабинет? Но вы же... А бунт? Да. Поняла. Будет сделано.
Она повесила трубку и как будто уменьшилась еще на пять сантиметров.
— Михал Иваныч велел... Вы проходите, господа! Ой, как неудобно! Он скоро будет.
— Дерзайте, молодые люди, — раздался откуда-то издалека голос начальницы культуры.
В просторном, как Соборная площадь, кабинете главы краснопырьевской администрации московские гости сначала потерялись и робко присели к столу переговоров. Над ними возвышался резной рабочий стол красного дерева, уставленный сувенирными пресс-папье, ручками на золоченых подставках и прочими подношениями и подарками. В центре стоял огромный монитор, а над ним на стене висели в блестящих рамках многочисленные дипломы.
— Михал Иваныч будет через несколько минут, — продолжала суетиться секретарша. — Что желаете — чай, кофе?
— А кофе у вас, небось, растворимый? — капризно спросил Паша.
— Конечно, растворимый, — с гордостью ответила секретарша. — Растворяется со скоростью звука!
— Интересно, какого именно звука. А «Зеленая обезьяна» у вас есть? — продолжал понтировать столичный гость.
— Вы это про кого? — испугалась секретарша. — Про Леху Зеленого? Так его же еще в девяносто девятом...
— Мне, пожалуйста, «Липтон» в пакетике, без сахара, и если можно — с лимоном, — вмешался Савицкий.
Секретарша любезно улыбнулась ему и поспешила к выходу.
— Два пакетика! В смысле, два чая! — крикнул ей вслед Паша.
— Мне кажется, нас за кого-то приняли, — шепнул Петр Алексеевич, когда за девушкой закрылась дверь. — Не люблю попадать в такие ситуации...
— Командир, ты про Вакха узнать хочешь? — перебил его Паша и вскочил с места. — В такой ситуации у нас больше шансов. Так, посмотрим, за какие заслуги нашего уважаемого мэра наградили этими дипломами.
— За стрельбу без правил? — предположил Петр Алексеевич.
Паша небрежно отодвинул в сторону кожаное кресло и стал перечислять награды местного руководителя:
— «Районная олимпиада по русскому языку, диплом первой степени». Не слабо! «Победителю городского конкурса сочинений по литературе». Тоже нормально. «Диплом второй степени областной олимпиады по русскому языку». А это что? Всего-то третьей степени диплом. Но зато — всероссийской олимпиады. Ну, понятно. Грамотный дядя. От этого и будем плясать.
Бесшумно вошла секретарша с серебряным подносом, на котором помимо двух дымящихся чашек с плавающими в них пакетиками стояла вазочка с крупными конфетами, корзинка с печеньем и плетенка с булочками.
— Кушайте, булки свежие, у нас своя пекарня! — гордо произнесла она, ловко расставляя посуду на столе. — А Михал Иваныч вот-вот будет, говорит, всего два рога обломать осталось.
Гости переглянулись, но ничего не сказали. Петр Алексеевич принялся за чай, а Паша потянулся к сладостям. Развернув первую конфету, он извлек из обертки стодолларовую купюру.
— Обратите внимание, коллега. Очень элегантная форма дачи взятки.
— Не смей трогать! Тут наверняка камеры слежения кругом.
— Это вряд ли, — беспечно махнул рукой Живой, но конфету кое-как завернул и положил на место. Прихватив из корзины самую румяную булочку, он поднял хозяйское кресло на максимальную высоту и горделиво на него взгромоздился. Судя по всему, мэр Краснопырьевска был мужчиной крупным — Паша в его кресле почти потерялся.