— А как вы дозировали ингредиенты? — спросила разведчица.
— Да на глазок, как же еще, — поморщился шеф. — Рецепта-то нет у нас. Но ничего, если пойло шибучее, то дозировка — дело десятое, потом найдем оптимальную. Уж в этом-то деле я профессор.
— Надо бы Костю подключить.
— Подключим. И Костю, и прочих твоих приятелей. Ты не гони коней. Сначала, Маша, расскажи-ка мне вот что. Как вел себя объект, выпив этого дела? Прежде чем пробовать напиток, нам надо представлять последствия. Химия химией, а психология тоже важна.
— Так я ведь вам писала.
— А ты в деталях. Время есть.
Агент Голубкова стала докладывать о последствиях употребления эликсира подопытным Бабстом, ничего при этом не скрывая. По ходу доклада она живо вообразила сначала квартиру Жозефины, потом избу отца Симеона, потом замок Кипяченого. Маша увлеклась, перед ее внутренним взором замелькали знакомые лица, зазвучали голоса, и рапорт превратился в настоящий рассказ. Особенно подробно она описала побелку Фудзиямы. В этом месте даже стоявший с каменным лицом Усов пару раз помотал головой, а бородач в халате забыл про свои пробирки и стал слушать, широко раскрыв глаза.
Недоволен рассказом остался один только Тяпов.
— Хреново, — подытожил он доклад. — Никакой коммерческой выгоды от такого пойла получить нельзя. По крайней мере, легально. А наркотой я не занимаюсь.
Иван Ильич помолчал, о чем-то размышляя.
— Да, хреново, — повторил он. — Усов! Я тебе велел подготовить сводку на краснопырьевских бычков. Сделал?
— Конечно, Иван Ильич.
— Читай!
Усов шагнул вперед, извлек из внутреннего кармана зеленую папочку и начал:
— Некипелов Иван Сергеевич, учитель средней школы номер шесть города Краснопырьевска, заслуженный учитель РФ. Начал принимать настоянный на коньяке экстракт так называемой Вакховой травы в августе 1993 года. Почти сразу наступило шизонарциссическое перерождение личности, в результате чего Некипелов превратился в бандита Кипяченого и захватил власть в городе. Итогом деятельности Некипелова-Кипяченого стала смерть ста пятнадцати человек, причем двенадцать из них были убиты с особой жестокостью. Лиходумов Михаил Иванович, ученик Кипяченого по школе номер шесть...
— Ладно, ладно, хватит, — прервал его Тяпов. — Про Мишку я и так все знаю. Ну, — обратился он к Маше, — значит, это и есть твой менделеевский напиток? Нет, ты сама скажи — надо нам все это? Ну, допустим, пробью я лицензию и запущу этот коктейль в производство. Так что же у нас тут будет? Девяностые годы вернутся? А?
Глазки шефа сузились, лицо налилось кровью.
«Вот носорог тупорылый», — подумала Маша.
— Иван Ильич, — сказала она как можно мягче, — Кипяченый ведь не эликсир принимал, а только настойку Вакховой травы. Это еще ничего не значит. Я же говорю: надо Костю подключать. И Петра Алексеевича Савицкого. Савицкий знает дозировку, а Костя — единственный, кто умеет обращаться с аппаратом. И единственный, кто принимал все компоненты по очереди вместе с менделеевкой. Кроме того, он очень талантливый химик.
— У нас тут тоже не дураки работают, — Тяпов кивнул в сторону бородача, и тот гордо приосанился. — Шестнадцать докторов наук кормлю.
— Я не сомневаюсь, что на вас работают лучшие силы. Но вы ведь хотели в свое время нанять Петра Алексеевича? И Паша, помнится, ваши продукты пиарил. Так, может быть, самый простой выход — взять их всех троих на работу и создать менделеевскую группу?
— Ха! Соображаешь, — одобрительно хмыкнул босс. — Была у меня такая мысль. Пожалуй, пригласить можно. Мужики толковые, каждый по-своему. Ладно, утром решим. Пусть посидят пока. Ну, что у тебя там? — спросил он у белого халата. — Готов анализ?
Бородач подошел к столу, снял очки и нервно их протер. Вид у него был смущенный.
— Да, готов, — сказал он, не глядя в глаза шефу. — То есть готов предварительный, в самых общих чертах. Окончательный анализ будет завтра к вечеру.
— Ну и что? Чего ты мнешься? Говори самую суть.
— В общем, если не вдаваться в детали, то вывод получается такой: этот состав безусловно вреден для здоровья, а в больших дозах может привести к летальному исходу.
Словно услышав его слова, менделеевский аппарат щелкнул и отключился.
— Та-ак... — протянул Тяпов. — За базар отвечаешь?
— Иван Ильич, когда это я вас вводил в заблуждение? — обиделся химик. — Научный отдел — это не пропаганда и агитация. Мы отвечаем за здоровье людей и за вашу и нашу свободу. Это пойло пить вредно. Точка.
Тяпов встал из-за стола, подошел к аппарату, взял мензурку и посмотрел ее на просвет. Жидкость была мутно-бурая, и ее цвет почему-то заставил Мурку вспомнить варана в кипяченом зверинце. Тяпов понюхал эликсир и закашлялся.
— Тьфу! От одного запаха угоришь, — сказал он, ставя мензурку на место. — Ладно, спасибо тебе, Николай Кириллович, — обернулся он к доктору. — Иди спать. А завтра к трем часам полный анализ и заключение мне на стол.
Когда ученый вышел, босс обратился к агенту Голубковой:
— Я только одного, Маша, не понимаю. Как же этот твой менделеевец, как его... Бабст? Как он это пил?
— Он пил ингредиенты по очереди, а не все три вместе. А кроме того, у него организм луженый, закален годами экспериментов.
Услышав это, Тяпов усмехнулся.
— Луженый, говоришь? Ну ничего, у нас тоже такой организм имеется.
Он повернулся к Усову и приказал:
— Леопольдыча ко мне!
Капитан развернулся налево кругом и вышел.
Агент Голубкова улыбнулась. Про знаменитого Леопольдыча знали все сотрудники холдинга, и не было дня, чтобы про него не сочинили новый анекдот. Когда Маша полгода назад появилась на «Мануфактуре», коллеги тут же рассказали стажерке легенду о великом дегустаторе.
В те славные, теперь почти былинные времена, когда в Москве только-только начал расцветать кооператив «Тяпушка», Иван Ильич вел производство исключительно силами своей семьи. Недавнее предательство людей и песцов, окончившееся судом, сделало его крайне недоверчивым, и привлекать к новому делу посторонних ему совсем не хотелось. Однако у нового бизнеса была своя специфика. Полученный продукт должен был кто-то дегустировать — иначе могло приключиться массовое отравление советских людей, и тогда коммунистическая власть стерла бы ранее судимого Тяпова в лагерную пыль.
Разумеется, ни сыновей, ни дочек, ни супругу, ни самого себя Иван Ильич подвергать риску не собирался. Нужен был дегустатор со стороны, но при этом к первому наемному работнику предъявлялось множество серьезнейших требований. Он должен был уметь держать язык за зубами даже в состоянии сильного алкогольного опьянения, должен был верить в светлое будущее тяповского бизнеса, довольствоваться небольшой зарплатой, а самое главное — этот человек должен был обладать нечеловечески выносливым желудочно-кишечным трактом.
Рекрутинг (впрочем, такого слова тогда еще никто не знал) проводил лично Иван Ильич. В течение двух месяцев он каждый вечер посещал привокзальные шалманы и рюмочные, где вел долгие беседы с контингентом и даже заполнял на каждого кандидата отдельную анкету. Однако подходящий алкоголик никак не находился. Конечно, найти в тогдашней Москве Диогена, не понаслышке знакомого с жидкостью для мытья стекол или с изопропиловым спиртом, не представляло особого труда. Но вот отыскать человека, который, приняв четыреста граммов, не вывернул бы случайному собутыльнику все свои личные и семейные секреты, а также государственную тайну, если таковая имелась в загашнике, — не удавалось никак.
Леопольдыч сыскался в рюмочной у Курского вокзала. Тяпова этот немолодой дядька поразил тем, что был как две капли воды похож на артиста Джека Николсона, фильм с которым Иван Ильич недавно посмотрел в видеосалоне. Только Николсон, изображавший съехавшего с катушек писателя, был непоседливым, живым и подвижным, как ртуть, а посетитель рюмочной был угрюм и абсолютно спокоен. В то время как другие пьющие граждане дымили папиросами, махали руками и издавали звуки, сливавшиеся в нестройный матерный гул, Леопольдыч стоял в полном одиночестве, глядя в пространство неподвижными, как у удава, глазами и только раз в шесть минут (Иван Ильич проверял по часам) подливал себе в стакан граммов пятьдесят «Столичной». Когда у флегматика иссякла влага, Тяпов встал рядом с ним за столик, отвел полу плаща и показал изготовленную в «Тяпушке» бутылку с такой же столичной этикеткой. Мужик молча кивнул.
Тяпов разлил пойло по стаканам, произнес шутливый тост и сделал вид, что пьет.
Джек Николсон залил в утробу свою порцию и продолжал стоять молча.
— Ну как? — спросил Иван Ильич.
— На глазок разбавляли, — подал голос мужчина.
Говорил он хрипло и тихо, почти шепотом.
— А ты откуда знаешь?
— А чего тут знать? Тридцать три и пять, гидролиз, вода из батареи.
Иван Ильич тихо ахнул. Это была истинная правда: спирт он по дешевке прикупил на гидролизном заводе; воду, что греха таить, брал прямо из радиатора парового отопления; разбавлял на глазок, а крепость раствора сегодня утром сам замерил спиртометром. Получилось тридцать три и пять десятых градуса.
Тяпов простоял с гением дегустации до закрытия заведения, непрерывно подливая и так же непрерывно осыпая молчуна вопросами. Леопольдыч пил все, что наливали, а из вопросов удостаивал ответом только те, которые имели отношение к составу и воздействию употребляемых в данную минуту напитков. На вопросы о своей биографии или о планах на будущее он просто не отвечал. Похоже было, что Леопольдыч, подобно некоторым индейцам Южной Америки, жил только в настоящем времени, а настоящее определялось тем, что в данную минуту занимало его пищевод.
Самородок был приглашен на работу в «Тяпушку», и в дальнейшем Ивану Ильичу ни разу не пришлось пожалеть о своем выборе. Леопольдыч оставался с шефом и в период ООО «Тяпка», и во времена ЗАО «Тяпа», и в эпоху «Тяповских мануфактур». Он дегустировал все продукты, которые производил сначала лично глава холдинга, а потом и его креативщики. А когда возник научный отдел, Леопольдыч чрезвычайно заинтересовал тех сотрудников, которые еще не совсем порвали с фундаментальной наукой. Профессора потихоньку тестировали его новейшими моющими средствами, одеколонами, лосьонами, зубными эликсирами и антистатиками, не говоря уже о к