Зое стало ясно, что папа не принимает разговор всерьёз, что раздумывать да смотреть, «что получится», он может и неделю, и месяц, и три… И Зоя поняла, что придётся пустить в ход эликсир. Она помолчала, вытирая вилку, потом спросила:
– Папа, а что такое координатно-роскошный станок?
Митрофан Петрович засмеялся:
– Координатно-роскошный? Это что ещё за чудо? Может быть, координатно-расточный? Или, точнее, координатно-расточной?
– Ну, координатно-расточной. Недавно по радио передавали, что твой завод наладил выпуск таких станков. С каким-то там управлением.
– С программным управлением. Впрочем, это и в самом деле роскошный станок: задал ему программу, и он сам проделывает все операции по расточке до нужных параметров.
Зоя не понимала, что такое программное управление, что такое расточка, что такое параметры, но она поняла одно: станок этот хороший, и Яков Дмитриевич, пожалуй, будет рад получить его.
– Папа, слушай меня! – сказала она, повысив голос.
– Ну, слушаю, слушаю, – благодушно отозвался Митрофан Петрович, передавая Зое две ложки и вилку.
И тут Зоя отчеканила:
– Папа! Завтра утром отправь координатно-расточный станок в подарок Дворцу пионеров. Вот! Всё-таки нужно шефствовать не на словах, а на деле.
– Глупышка ты у меня! – рассмеялся Митрофан Петрович.
Если бы он объяснил дочке, что такой станок стоит несколько тысяч, что за подобное разбазаривание ценностей его могут и под суд отдать, что, наконец, такой станок совсем ни к чему Дворцу пионеров, Зоя, конечно, отменила бы своё приказание. Но Митрофан Петрович ей ничего такого не сказал, он опять не принял всерьёз дочкины слова. Однако минуты через две Зоя поняла, что её приказание подействовало: оставшиеся ножи, ложки и вилки Зоин папа домыл молча, потом он, не снимая маминого фартука, сел боком к столу и стал курить, глядя в одну точку.
Вернулась мама и отправила Зою спать. Из-за болезни бабушки Зоя спала теперь в одной комнате с родителями. Она быстро уснула и не слышала, как отец всё ходил и ходил за стеной у себя в кабинете, и не слышала, как мама несколько раз в течение ночи вставала, заходила к папе в кабинет, спрашивала его, почему он не ложится спать, а тот раздражённо отвечал:
– Оставь меня, Риточка, дай подумать!..
Зоя ещё спала, когда её мама кормила мужа завтраком. Он почти ничего не ел, всё молчал, а лицо у него было жёлтое и под глазами повисли тёмные морщинистые мешки.
– Троша! Мне твой вид что-то очень не нравится. Ты как себя чувствуешь?
Митрофан Петрович потёр кулаком лоб:
– Да неважно, по правде сказать.
– А что именно у тебя?
– Да с головой что-то.
– Может, дома останешься? Вызвать врача?
– Не надо, обойдётся. – Он встал, подошёл к окну, выглянул во двор: – Машина уже пришла. Пока, Риточка!
И в этот день Митрофан Петрович домой уже не вернулся.
Часа через три после того, как директор станкостроительного завода уехал к себе на работу, другой директор – Дворца пионеров – сидел у себя в кабинете, положив локти на стол, смотрел на сцепленные пальцы рук и думал.
Минут тридцать тому назад закончился какой-то странный эпизод. Дверь распахнулась, и, минуя молоденькую секретаршу Таню, в кабинет без стука вошёл маленький толстый человек в плаще и фетровой шляпе.
– Товарищ Сысоев? – сказал он хмуро. – Я из отдела сбыта завода «Факел».
– Так! Очень приятно!
– Тут вашим пионерам шефы подарок прислали. – Он раскрыл пластмассовую папку и вынул из неё две бумаги. – Вот это вам сопроводиловка, а вот здесь распишитесь в получении.
В сопроводиловке директор прочёл, что в порядке шефской помощи завод направляет дворцу координатно-расточный станок марки «Программа-75».
– А что это за станок?
– Последнее слово техники. Автоматики, точнее сказать. Станок с программным управлением.
Яков Дмитриевич был по образованию историк, но он интересовался техникой и примерно знал, что такое станок с программным управлением.
– Так ведь… должно быть… должно быть, очень дорого…
– Не дёшево. Много тысяч стоит.
– Сколько?
– Много тысяч, – почему-то с недоброй усмешкой процедил человек из отдела сбыта. – Так что, будете принимать?
Последний вопрос он задал таким тоном, будто сомневался, что директор дворца примет станок, и Яков Дмитриевич совсем оторопел:
– Не знаю, право… Ведь… с программным управлением… он требует квалифицированного обслуживания, а у нас дети, как-никак… А с другой стороны, странно: такая огромная ценность и вдруг…
– Ну об этом вы нашего директора спрашивайте, товарища Ладошина, – совсем уже сердито сказал человек. – Его письменное распоряжение у нас в отделе есть, а я человек маленький. Где будем сгружать?
На это директор дворца ответить не успел. В дверь просунулась секретарша Танечка:
– Яков Дмитриевич, к вам с завода «Факел». – И она впустила двух новых посетителей, которые, в противоположность первому, были очень рослые и худощавые, только один был брюнет, а другой – блондин.
– Хорошо, что не разгрузились, товарищ Панков, – заметил брюнет человеку из отдела сбыта и обратился к Якову Дмитриевичу: – Здравствуйте, товарищ Сысоев! Заместитель директора завода по коммерческой части Туганаев Василий Батырбекович.
– Зарубин Иван Максимович, – отрекомендовался блондин. – Секретарь парткома завода.
Обменялись рукопожатиями. Яков Дмитриевич пригласил всех сесть. Тут замдиректора снова заговорил:
– Видите ли, какое дело, товарищ Сысоев. Произошло недоразумение. Вам ошибочно прислали станок.
– Да я вот сам немножко удивился… – начал было Яков Дмитриевич, но секретарь парткома торопливо перебил его:
– А мы, товарищ Сысоев, сегодня же пришлём вам другой станок, более для вас подходящий. Сегодня же пришлём.
– Да-да! – также торопливо подхватил замдиректора. – Я лично уже выписал документы, дал распоряжение на отгрузку, так что, возможно, он уже в пути. Через час, может быть, через два часа получите.
– Спасибо! – пробормотал Яков Дмитриевич. – Только я вот чего не понимаю: тут передо мной лежит письмо за личной подписью товарища Ладошина.
– Вот это уже вопрос деликатный, товарищ Сысоев, – сказал замдиректора и посмотрел на секретаря парткома: – Иван Максимович, может быть, вы обрисуете положение?
– Хорошо. Гм! Положение, стало быть, такое: вот эту бумагу, что у вас на столе, и распоряжение об отправке станка Митрофан Петрович Ладошин написал, находясь… ну, как бы вам сказать… находясь в болезненном состоянии. Сразу вслед за этим нелепым распоряжением с ним случился инфаркт. На «скорой» увезли. Вот такое дело… И ещё, товарищ Сысоев… было бы очень желательно, чтобы эта глупая история не получила огласки. Всё-таки авторитет руководителя… Словом, вы сами понимаете.
– Вполне понимаю! – с готовностью согласился Яков Дмитриевич. – Обещаю вам – никому ни слова. А эту бумагу мы порвём.
И он порвал сопроводиловку, а товарищ Панков – не подписанную ещё расписку, которую держал в руках. Затем посетители распрощались, и директор – не столько из вежливости, сколько из любопытства – проводил их до самых ворот дворца.
Там он увидел, что на улице стоит автокран с прицепом, а на прицепе возвышается здоровенный контейнер, который, пожалуй, не пролез бы ни в одну из дверей Дворца пионеров. За прицепом стояла «Волга». Возле машин курили шофёры и рабочие.
Секретарь парткома ещё раз напомнил Якову Дмитриевичу о своей просьбе не предавать огласке всю эту историю, замдиректора дал команду всем садиться по машинам и двигаться обратно, и колонна удалилась.
А ещё часа через полтора пришла другая машина, уже не в сопровождении крана и всего лишь с тремя рабочими. Небольшой станок, который они привезли, был помещён не в контейнер, а просто накрыт брезентом. Его сгрузили на заднем дворе и с помощью ваг и катков приволокли в слесарно-механическую мастерскую. Присутствовавший при этой операции завхоз дворца пробормотал:
– Н-нда! Поработал станочек! Небось и в ремонте побывал.
После отъезда машины с первым станком и во время получения второго какое-то неосознанное чувство томило Якова Дмитриевича: всё время ему казалось, что он обязательно должен что-то вспомнить. И вот теперь он удалился в свой кабинет и стал думать: а что же именно он хочет припомнить?
Занятия различных кружков во дворце в будние дни начинались не раньше трёх часов, а занятия секций общества «Разведчик» – между шестью и семью. Ведь инженеры и молодые учёные руководили этими секциями на общественных началах, после своей основной работы, и исключение представлял только Альфред Павлович Тигровский, руководитель «Разведчика».
Сейчас было только начало второго, и во дворце стояла почти полная тишина. Ничто не мешало Якову Дмитриевичу думать.
– Да-а… Как видно, заработался товарищ Ладошин, – сказал он почему-то вслух, и тут вдруг у него в голове завертелось: «Ладошин… Ладошин…» А ведь, кажется, есть ещё какой-то Ладошин. Кто же он такой? Стоп! Да ведь это не «он», а «она», Ладошина, дочка директора завода! Та самая, что приходила вчера с так называемой делегацией, та самая, которая обещала ему поговорить с отцом насчёт станка! Да ведь эту же Зою он видел ещё вчера утром у директора школы. Ну да! Её вызвали с урока потому, что старый учитель химии помешался и утверждал, что она, Зойка, приобрела способность повелевать. И ведь какое занятное совпадение: бред старого учителя о своём эликсире и такая быстрая доставка ценнейшего станка после того, как эта Зойка обещала поговорить с отцом!
Тут Яков Дмитриевич вдруг снял очки, достал платок и вытер им лицо. Чёрт!.. А вдруг это не совпадение? Ведь тогда очень легко объяснить историю с первым станком: Зоя велела отцу подарить станок именно с программным управлением потому, что где-то слышала о нём, но даже понятия не имеет о его ценности, и вот вам результат!
Но Яков Дмитриевич тут же мотнул головой, как это в своё время сделал Родя, сунул платок в карман, надел очки и, придвинув к себе папку с делами, даже слегка улыбнулся.