– Ладно, – бросил Гриндж. – У меня важное дело с Архиволшебником, так что я не должен беспокоиться за мост, пока выполняю такое деликатное задание.
Гриндж вручил разводчику свою сумку для денег и предупредил:
– И я точно знаю, сколько здесь, так что даже не вздумай!
Потом он развернулся и отправился прочь от Северных ворот. Опять эти Хипы, думал он. Ну когда это закончится?
46Лазарет
В Лазарете стояла гнетущая атмосфера, несмотря на неимоверные усилия, которые прикладывали целители, чтобы выходить больных. Это было низкое длинное здание, спрятанное под раскинувшимся пологом Леса, обросшее мхом и плесенью, потому что годами на него капали с деревьев вода и растаявший туман, принесенный с реки. Лазарет открывали нечасто, только в случае тех болезней, которые считались заразными. Но сейчас здесь было столько больных жителей Замка, что никто не мог предугадать исход эпидемии.
Марсия и Септимус пришли к Лазарету по протоптанной дороге на противоположном берегу реки. Близился вечер, и по мере сгущения сумерек они видели, как в окнах загораются первые свечи. Дверь была открыта, и с некоторой опаской Марсия и Септимус вошли внутрь.
– Септимус! Это ты? Что ты здесь делаешь? – Сара Хип бросила свою работу.
Она сидела за столиком у двери и раскладывала по горшочкам пригоршни листьев. Сара так и не уходила из Лазарета с тех пор, как пришла туда в первый раз. Сайлас решил не беспокоить ее исчезновением Септимуса и просто надеялся на лучшее. Как оказалось, он поступил верно.
Сара посмотрела на своего младшего сына.
– Что у тебя с волосами? – спросила она. – Что за воронье гнездо? Нет, Марсия, я понимаю, он вступает в трудный возраст, но ты уж заставь его причесываться хотя бы иногда…
– Мы пришли не обсуждать его прическу, Сара, – сказала Марсия, которая с облегчением догадалась, что Сара не знает о случившемся. – Мы пришли по срочному делу.
Сара даже не заметила Архиволшебника. Она не могла оторвать глаз от Септимуса и тревожно нахмурилась.
– Ты какой-то… другой, Септимус. Ты заболел? Ты что-то от меня скрываешь? – подозрительно спросила она.
– Нет, – поторопилась ответить Марсия.
– Я в порядке, мам, – заверил ее Септимус. – Правда. Посмотри, я приготовил лекарство от Хвори.
Сара с любовью взглянула на Септимуса и похвалила его:
– Как мило с твоей стороны, дорогой, но многие пытались, и ничего не вышло. Ничего не помогает.
– Это поможет, мам… Я точно знаю.
– Ах, Септимус, – ласково сказала Сара. – Я знаю, как ты беспокоишься за Жука. Я знаю, как ты его любил…
– Любил? – ужаснулся Септимус. – Что значит «любил»? Я и до сих пор его люблю. Он вообще как? В порядке?
Сара посерьезнела.
– Ему плохо, Септимус. Он… ах, сынок, он очень болен, и надежды мало. Ты хочешь его увидеть?
Септимус кивнул. Они с Марсией прошли за Сарой через несколько распахнутых дверей в палату – длинную комнату, которая занимала все здание. Вдоль каждой стены выстроились узкие койки. Их сдвинули очень близко, и они все были заняты. Пациенты лежали неподвижно и были бледны как полотно. Кто-то лежал с закрытыми глазами, а кто-то смотрел в потолок и ничего не видел. В палате стояла гробовая тишина, в окна проникали вечерние тени и растворялись, потому что маленький помощник ходил по палате и расставлял на окнах свечи, чтобы отогнать подступающую ночь и заблудших лесных существ. Септимусу показалось странным, что, несмотря на такое количество людей в палате, там было так тихо. На самом деле он слышал, только как капли воды время от времени просачивались сквозь прогнившую черепицу на крыше и попадали в железные ведра, расставленные на полу в стратегически нужных местах.
– Жук там, – прошептала Сара и, положив руку на плечо сыну, проводила его к ближайшей койке. – Он лежит у двери, чтобы мы могли приглядывать за ним.
Если бы Сара не отвела их прямо к койке Жука, Септимус ни за что бы не нашел своего лучшего друга. Жука можно было узнать только по вздыбленной копне густых черных волос, которые его мать, ушедшая совсем недавно, с любовью расчесала именно так, как страшно не нравилось самому Жуку. А в остальном Жук был похож не на мальчика, а на белое полотно с вытаращенными глазами, которые смотрели в пустоту.
Сара встревоженно посмотрела на Септимуса.
– Прости, сынок, – вздохнула она. – Посидишь с Жуком? Его родители скоро вернутся, но у тебя есть немного времени.
Сара принесла еще один стул для Марсии, и волшебница с Септимусом уселись у кровати Жука.
– Мне надо идти, Септимус. Я приду через пару минут, – сказала Сара.
Септимус вдруг страшно испугался, что противоядие не подействует. Он взволнованно посмотрел на Марсию, и та прошептала:
– Подействует, Септимус. Ты должен в это верить.
– Врачевание не похоже на магику, – уныло произнес Септимус. – Результат не зависит от того, насколько ты хочешь, чтобы все получилось. Он либо есть, либо нет.
– Я в этом сильно сомневаюсь, – сказала Марсия. – Немного веры никогда не помешает. И вообще, ты ведь знаешь, что противоядие действует?
Септимус кивнул. Он поставил бутылочку на шаткий столик возле койки Жука и достал из кармана пипетку. Набрав в нее немного противоядия, он капнул три капли в приоткрытый рот друга. А потом стал с нетерпением ждать результата.
Когда на последнее окно в дальнем конце палаты поставили свечу, Жук моргнул. И снова моргнул, нахмурился, как будто не понимал, где находится, и вдруг сел, вытаращив глаза, а его волосы встали дыбом, как обычно.
– Здоро́во, Сеп, – прокряхтел он.
– Здоро́во, Жук, – засмеялся Септимус. – Здоро́во!
– Ш-ш, – шикнула на них Сара. – Пришла семья Жука, Септимус. Они хотели бы побыть с ним, пока… ну… понимаешь…
– Получилось, мама! – засмеялся Септимус. – Мое лекарство действует!
– То есть… ты это сделал? – не веря своим ушам, спросила Сара. Она, знаток разных трав и снадобий, уже перепробовала все, но безрезультатно.
– Где я? – спросил Жук, озираясь по сторонам.
– Ты в Лазарете, – ответил Септимус. – У тебя была зараза, помнишь?
– Не-а. Ничего не помню. Ну, только то, что принцесса Дженна пришла ко мне… Вот это помню. Эй… а она искала тебя.
Септимус улыбнулся:
– Она уже нашла меня, Жук. Ты даже не поверишь где.
– Где, Сеп?
– Потом расскажу, Жук. И напою шипучкой… А вот и твоя мама.
После того как Септимус капнул по три капли в рот каждому больному, осталось еще немного противоядия, так что он отдал бутылочку Саре для новых пациентов. Под радостную болтовню и ликование родственников, которые прибыли на пароме к вечерним часам посещения, Септимус аккуратно написал ярлычок, как учил его Марцеллий, чтобы Сара приклеила к бутылочке:
– У тебя почерк испортился, Септимус, – заметила Сара, гордо взяла у сына бутылочку и поставила в шкаф. – Стал как у настоящего лекаря.
Септимус улыбнулся. В тот момент он и чувствовал себя настоящим лекарем.
47Дворцовые крысы
Когда запыхавшийся Гриндж примчался во Дворец, на страже у дверей стояла Хильдегард.
– Я пришел по важному делу от имени Архиволшебника, – пропыхтел Гриндж. – Мне нужно увидеть Сайласа Хипа.
– Боюсь, никто не знает, где он, мистер Гриндж, – извинилась Хильдегард. – Принцесса искала его, но так и не нашла.
– Он наверняка со своими шустрыми шашками, мисс. На чердаке.
– Тогда, – улыбнулась Хильдегард, – пожалуйста, мистер Гриндж, идите и проверьте сами.
– Спасибо, мисс.
Гриндж, который все еще приходил в трепет при виде Дворца, проскочил мимо и скрылся в полумраке Долгого променада. Через несколько минут он отдернул рваную занавеску, закрывавшую темную нишу, и взбежал по пыльным ступенькам на чердак. Наверху Гриндж отворил скрипучую дверь и заглянул внутрь. В дальнем конце длинного тесного чердака он увидел мерцающий огонек свечи. Сайлас Хип оказался именно там, где и думал Гриндж, – в распечатанной комнате с колонией шустрых шашек.
Шашки поживали тут хорошо, и Гриндж улыбнулся при виде друга.
– Погляди на этого мальца, Гриндж. Он будет отличным туннельщиком. Я его дрессирую, пусть привыкает протискиваться через отверстия. Гляди, как идет.
– Да, неплохо, Сайлас. Но я пришел не смотреть на твои драгоценные шашки.
Сайлас не ответил. Он стоял на четвереньках и, прищурившись, заглядывал под половицы.
– Ой, он ушел. Через туннель.
– Да, такие они, туннельщики, Сайлас. А теперь послушай. Сегодня ко мне заявилась Архиволшебник, и мне пришлось оставить вместо себя этого никчемного разводчика. Миссис Гриндж пустит мои кишки на подвязки, когда узнает, не сомневайся. В общем, мы должны поставить ту картину обратно сюда и запечатать комнату. Немедленно.
– О чем ты вообще, Гриндж? Какую картину?.. Давай, малыш, иди… Опять ушел. Да что ж это такое…
– Портрет той старой вороны в короне. Той злыдни с острым носом.
– Я не поставлю его сюда, он напугает мои шашки! Пусть ставят куда хотят, чердак большой.
Гриндж с досадой покачал головой и назидательно сказал:
– Он должен стоять здесь, Сайлас, откуда мы его взяли. И ты обязан запечатать комнату, как и было. Это дело жизни и смерти, так сказал твой сын.
Сайлас вскинул голову. Теперь Гриндж получил все его внимание.
– Какой из них? – спросил он, не смея даже надеяться.
– Тот, который ученик. Септимус.
– Септимус?! Когда он это сказал?
– Еще и часа не прошло. Он был с Архиволшебником… У нее такие злющие глаза…
Сайлас вскочил, подняв облако пыли.
– Он вернулся… Септимус вернулся! Как он, Гриндж?
Гриндж пожал плечами:
– По-моему, нормально. Лохматый какой-то…
– А Дженна? Она тоже вернулась?
– Откуда мне знать, Сайлас? Мне никто ничего не докладывал. Сказали только убрать портрет, иначе меня в карцер запрут, – пробурчал Гриндж.