— Подушный? — недоуменно произнесла Сима.
Вилора вслушалась. Похоже, действительно второй голос принадлежал Кириллу Петровичу.
— С кем это он? — Сима замерла, а затем ее лицо озарилось надеждой. — А может, наши? Может, наступление?
Вилора с сомнением качнула головой.
— Так стрельбы же не было.
— А может, ночью тихонько подобрались и…
— Всех? — все еще недоверчиво повторила Вилора, хотя ей уж очень, очень-очень, ну просто очень-очень-очень захотелось поверить в чудо.
И в этот момент раздался выстрел. Все оцепенели. Шум на дворе утих. Несколько мгновений ничего не происходило, а затем снаружи загрохотал засов. Женщины молча смотрели на распахивающиеся створки, уже не надеясь, что увиденное принесет хоть какую-то надежду. Так оно и оказалось. В ворота вошел уже знакомый всем толстый очкастый немец в черной форме с двумя солдатами в болотно-зеленой форме полевых войск, держащими наперевес винтовки. Толстяк остановился и, щурясь со свету, окинул прачечную взглядом.
— Фрейлейн лейтенант Сокольницкая, — повелительно бросил он.
Вилора замерла, потом беспомощно оглянулась на Симу. Та смотрела на нее отчаянным взглядом.
— А-а, фрейлейн, — обрадовался немец, перехватив скрестившиеся на Вилоре взгляды. — Прошу следовать сa мной.
Вилора медленно поднялась на ноги и двинулась к немцу. Тот не стал дожидаться, пока она подойдет вплотную, развернулся и вышел из прачечной.
Выйдя следом, Вилора остановилась и зажмурилась. После глубокого сумрака, царившего внутри, глаза резануло. А когда она смогла наконец открыть их, то невольно вскрикнула, зажав ладонями рот. Посреди двора, в какой-то неестественной вывернутой позе лежал Кирилл Петрович, а на его лбу алело маленькое красное пятнышко, как будто он замарался и не стер…
— …будете более благоразумный, фрейлейн лейтенант. Ми надеяться на ваше сотрудничество.
— Что? — Вилора вздрогнула и отшатнулась. Оказывается, толстый фриц все это время что-то ей втолковывал. Немец нахмурился. Судя по всему, ему не понравилось, что она не слушала. Однако на первый раз он решил оставить без наказания подобную невнимательность и еще раз повторить.
— Там, — он указал в сторону той части старой конюшни, где раньше располагались операционные и процедурная, — есть несколько солдат унд официр великий рейх, который требуют срочный медицинский помощь. Ви должен оказать ее.
«Так вот оно в чем дело!.. Они пытались заставить Подушного оперировать своих солдат, а он отказался. Ну так и она тоже не будет!» Но высказать все, что надумала, Вилора не успела. Похоже, немец все понял по ее мгновенно заледеневшему взгляду. Потому что его лицо искривилось в презрительной усмешке.
— Если вы будете упорство, то ми будем наказывать ваш люди, — с этими словами немец развернулся и махнул кому-то рукой.
Вилора повернула голову. Спустя несколько секунд из подвала, где содержались мужчины, выволокли несколько человек, среди которых Вилора увидела Пашу. Немец пролаял короткую команду. Солдаты отделили от группы двоих и поставили у стены конюшни, лицом к стене. Напротив выстроилось четверо немцев. Вилора оцепенела. Толстяк в очках несколько мгновений смотрел на Вилору, а затем снова что-то приказал. Солдаты вскинули винтовки.
— Нет! — возглас вырвался у девушки сам собой, помимо ее воли.
— Что ви решать, фройлейн лейтенант?
— Я… мне… я должна осмотреть ваших раненых.
Немец неторопливо развернулся.
— Ви следовать за мной.
Раненых оказалось шестеро. Четверо солдат и двое офицеров. Тяжелый был только один — офицер с проникающим ранением легкого. Судя по всему, весь сыр-бор разгорелся как раз из-за него, потому что остальные были вполне транспортабельны.
— Что вам необходимо, чтобы ви приступить операций?
— Мне нужны помощники…
— Ви их получить.
— …и инструменты. А еще нужно приготовить горячую воду, бинты и… — Вилора быстро перечислила все необходимое.
Немец величественно кивнул.
— Карошо, ваши инструменты и медикен принадлежность сложены вон там. Помощники отобрать сами. Но должен предупрьедить: если кто-то из раненых умрет — мы расстрелять ваши люди. По три человека за каждый умерший.
Вилора торопливо кивнула, уже почти бегом направляясь к воротам прачечной. Ей срочно нужна была Сима. Немец очень плох, и каждая минута теперь на вес золота…
Оперировать последнего солдата она закончила, когда уже стемнело. Как выяснилось, во время боя, который вели танкисты майора Толубеева, операционные сильно пострадали. В них не осталось ни одной целой операционной лампы. Но толстый немец подсуетился и поставил в операционной трех солдат с мощными аккумуляторными фонарями, обрядив их в белые халаты из запасов медсанбата. И освещение, и дополнительная охрана, что в сложившейся обстановке было совершенно нелишне.
Сима поначалу так же категорически отказалась помогать оперировать немцев.
— Пусть хоть режут, хоть расстреливают, — категорически заявила она, — а жизни их поганые спасать не буду! Да и тебе как такое в голову пришло? Они ж, как выздоровеют, — снова наших убивать будут. Пусть лучше подохнут!
Вилора молча, страдая оттого, что ей приходится делать с подругой, взяла ее за руку и подвела к воротам.
— Пашку видишь?
— Пашка! — просияла Сима. — Живой!
Вилора вздохнула.
— Пока — да. Но если мы не будем оперировать их раненых, немцы грозятся расстрелять их всех.
— Расстрелять?! — Глаза Симы тут же наполнились слезами.
Вилора молча кивнула и добавила:
— А если кто-то из раненых умрет — будут расстреливать по три человека за каждого умершего. — И закончила совсем тихо: — А один там уже почти отошел.
— Да что ж ты стоишь?! — испуганно завопила Сима, выскакивая из прачечной. — Давай быстрее!
Того офицера они все-таки вытянули. Хотя повозиться пришлось — в легком уже начался абсцесс. С остальными было легче. Когда девушки вышли из операционной после того, как закончили с офицером, их встретил фриц в очках. Он сидел в процедурной и жутко потел.
— Как операций? — вскочил он на ноги, завидя их.
Вилора развязала марлевую повязку и устало буркнула:
— Нормально. Жить будет. Сейчас пять минут посижу, и давайте остальных…
На ночь их с Симой даже не стали запирать в прачечной, а разрешили переночевать здесь же, в процедурной. Уже засыпая, Вилора с удивлением подумала, какой круговорот совершила жизнь. Несколько дней назад она вот так же уже засыпала здесь после целого дня почти непрерывных операций, потом были неудачная эвакуация, плен, допросы и… все вернулось на круги своя.
На следующий день прямо с утра приперся очкастый немец и сообщил, что вчерашний офицер пришел в себя и желает видеть «фройляйн хирург». Вилора встала, умылась, причесалась и покорно поплелась за толстым фрицем.
Офицера разместили не в риге, где лежали остальные раненые, а в одной из сохранившихся изб, шагов на пятьдесят дальше по улице. Офицер лежал на широкой кровати с никелированными шариками, укрытый лоскутным одеялом. Когда Вилора вошла, он повернул голову и посмотрел на нее своими влажными, немного навыкате глазами. Вилора опустила взгляд. Офицер что-то спросил. Толстый немец подобострастно улыбнулся и, повернувшись к Вилоре, перевел:
— Герр гауптман интересуется, не слишком ли он вас утомил?
— Нет, — буркнула Вилора и отвернулась. Ее совсем не интересовали ни этот немецкий офицер, ни толстый очкарик рядом, а единственное, чего ей сейчас хотелось, так это поскорее вернутся обратно в прачечную к своим.
Лежащий офицер снова что-то сказал. Толстый немец всплеснул руками и что-то залопотал в ответ. Офицер нахмурился и снова что-то сказал, уже гораздо более раздраженным тоном. Толстый покорно кивнул и повернулся к Вилоре.
— Герр гауптман заметил, что вы очень устало выглядите. Он предлагает вам присоединиться к его завтраку…
Вилора вскинулась, собираясь резко ответить, но лежащий офицер ее опередил, быстро протарабанив толстому. Тот согласно кивнул и продолжил:
— Герр гауптман просит не отказываться. У него в машине еще осталась банка устриц, немного французского камамбера и бутылка настоящего «Медок». Он просит вас быть его гостья, — а затем добавил, похоже, от себя: — Я би вам очень не советовать раздражать герр гауптман. Его отец — очень и очень высокопоставленный лицо в рейх. Заслужив его расположений, ви можете серьезно облегчить положение ваш товарищи.
Так вот почему они так суетились! Небось знатный папенька-аристократ со свету бы сжил, если бы они его сыночка не вытащили. Все они такие, буржуи проклятые, — сами за свою жизнь трясутся, а на простой народ наплевать…
Вилора исподлобья посмотрела на сына высокопоставленного лица. Тот глядел на нее спокойно и как-то доброжелательно, что ли?.. Толстый очкарик, например, всегда смотрел на нее гораздо пренебрежительнее, с этаким высокомерием, свысока. А этот — нет.
Молчание затянулось, и толстый воспринял его как знак согласия. Он подошел к окну, распахнул его и что-то крикнул на улицу. Спустя минуту в сенях загрохотали сапоги, и в комнату ввалился дюжий немец в черной форме, не слишком похожей, но все же чем-то неуловимо напоминающей комбинезон, что носили наши танкисты, только с вышитым белыми нитками орлом и свастикой на груди справа и в черной же пилотке. Немец нес саквояж и корзинку, накрытую белым рушником. Аккуратно опустив поклажу, он одним движением придвинул массивный круглый стол, стоявший посредине комнаты, вплотную к кровати офицера, молниеносно накрыл его белой скатертью и принялся сервировать стол. Через несколько минут Вилора с некоторым ошеломлением обнаружила себя за столом, сервированным так, как до этого она видела только в кино про прошлую жизнь. Серебряные подтарельницы, серебряное же блюдо с устрицами, яркое пятно омлета на кипенно-белом фарфоре, хрустальные бокалы с вином, серебряные ножи, вилки и чайные ложечки и желтое деревенское масло в фарфоровой масленке. Офицер с легкой улыбкой посмотрел на нее, а затем что-то произнес. Толстый немец, у