Я посмотрела на пустой стол. Это же было ясно с самого начала – я не принадлежала к их миру. Мне не хотелось становиться частью «Неприкасаемых». И я точно не хотела отношений с таким человеком, как Мэтт.
Глава 19
– Миллер, ну пожалуйста! – воскликнула я с заднего сиденья автомобиля.
Я изо всех сил старалась не расплакаться у него на глазах. Мэтт и Роб так и не пришли на урок предпринимательства. До конца занятий я больше не видела никого из «Неприкасаемых». Даже Изабелла больше не донимала меня. А Феликс делал вид, будто не замечает. И когда уроки закончились, Кеннеди не пришла со своим фотоаппаратом и неизменной улыбкой на губах к моему шкафчику, чтобы пойти вместе домой. Вся школа как будто затихла. Я осталась наедине со своими мыслями и чувствовала себя так, словно меня всю целиком проглотило какое-то чудовище. Мне нужен был друг. Я должна была увидеться с Кеннеди и попытаться восстановить наши с ней отношения, пока не потеряла все окончательно.
– Ее нет в списке, – возразил Миллер.
– Пожалуйста! – мой голос сорвался.
Он не ответил, и мы продолжали двигаться в противоположную сторону от района, где я недавно жила.
– Только если расскажешь мне, что случилось.
Я отняла руки от лица.
– Это неважно. – Когда я в прошлый раз рассказала о поступке Изабеллы, все стало только хуже. Я не повторю дважды одну и ту же ошибку, как уже сделала во время ланча. Теперь я ни разу не упомяну имя Изабеллы в присутствии мистера Пруитта или его обслуживающего персонала.
– Важно. Скажи мне, и я разверну машину.
Впервые с того момента, как Джеймс набросился на Мэтта, я почувствовала крохотный проблеск надежды. Что, если Миллер позволит мне увидеться с Кеннеди?
– В школе произошла драка…
– С тобой все в порядке? Ты не пострадала?
– Нет. Со мной ничего не случилось. – Как же рассказать обо всем, не подставив при этом Изабеллу? – Подрались два моих друга. Мэтт… он… солгал. – Я знала, что на самом деле он просто не сказал мне правду. Но правда была такой ужасной, что его молчание оказалась хуже лжи.
Миллер продолжал ехать в противоположную сторону, и я поняла, что должна подробнее все объяснить.
– Джеймс обиделся на него. Они оба сильно повздорили. И мне просто необходимо поговорить с Кеннеди.
Миллер все равно не развернулся.
– Думаю, она расстроилась из-за того, что случилось с Феликсом в выходные. Я так и не смогла ей все объяснить.
Никакой реакции.
– И Феликс тоже сердится на меня. Наверное, тебе это уже известно? Пожалуйста, ты можешь отвезти меня к Кеннеди? Она единственная все еще разговаривает со мной, но боюсь, тоже перестанет со мной дружить. А я не знаю, что буду без нее делать.
Миллер включил поворотник, и я облегченно вздохнула.
Я больше ничего не сказала, так как боялась, что он передумает. Когда он остановился перед многоквартирным домом, где я еще совсем недавно жила, буквально вылетела из машины.
Нажав на звонок, я крикнула:
– Миссис Алькарас, это я…
Дверь открылась прежде, чем я успела объяснить, почему оказалась здесь. Я даже не сразу осознала, что Миллер шел за мной следом, пока не услышала его тяжелые шаги на старой расшатанной лестнице за своей спиной.
Миссис Алькарас появилась в дверях, с повязанным вокруг ее талии фартуком, а в воздухе разносился запах вкусной еды.
– Mi amor! [3] – Она крепко обняла меня, и я впервые за эти дни смогла расслабиться. От знакомого запаха специй и прикосновений к мягкой ткани ее потрепанной одежды мне снова захотелось плакать, только на этот раз от радости. Как же здорово было снова оказаться дома! Она так крепко прижимала меня к себе, словно тоже ужасно обрадовалась моему возвращению. И мне не хотелось отпускать ее.
– Как же хорошо, что ты пришла. Она не хочет со мной разговаривать, – сказала миссис Алькарас. – Я вся испереживалась.
Я высвободилась из ее объятий. Судя по всему, не я одна волновалась за Кеннеди. Но Кеннеди всегда обо всем рассказывала своей маме. Я удивилась, что миссис Алькарас даже не стала упрекать меня за то, что я оказалась такой плохой подругой для ее дочери.
– Нет, – сказала она вдруг, прежде чем я успела ответить. – Вас я не пущу. Уходите.
Я обернулась и увидела Миллера, стоявшего со смущенным видом.
– Миссис Алькарас, все в порядке. Он хороший человек.
Судя по всему, она решила выплеснуть на Миллера все свое недовольство, так как покачала головой и сказала:
– Nunca. Только не в mi casa [4].
С этими словами миссис Алькарас развязала свой фартук, словно собралась отогнать им Миллера.
– Пожалуйста, миссис Алькарас. – Я схватила ее за руку, пока она не натворила дел. – Я могу войти только вместе с ним.
Миссис Алькарас опустила руку.
– Mi amor, не доверяй крысам!
Это было, наверное, самое грубое выражение, какое я только от нее слышала. Но у меня не осталось сил, чтобы попытаться разрядить обстановку. Мне нужно было увидеть Кеннеди.
– Только, пожалуйста, ничего здесь не трогай, – сказала я Миллеру, проходя мимо миссис Алькарас. Меньше всего мне хотелось, чтобы он начал заглядывать под лампы и переворачивать все подушки в их маленькой квартире. Здесь не было ничего опасного. Тем более, что единственным человеком, желавшим мне смерти, оказалась, похоже, Изабелла. А она под страхом смерти не пришла бы в такое место.
Я постучалась в дверь Кеннеди, но мне никто не ответил. Еще неделю назад это была и моя комната. И не могла же она в конце концов выгнать меня из моей собственной комнаты? Я открыла дверь.
Кеннеди лежала на кровати, свернувшись калачиком, и смотрела в стену. В пустоту.
– Кеннеди?
Она не повернула головы, только тихо всхлипнула.
– Кеннеди?
Она по-прежнему никак не реагировала на мое присутствие.
Но это было не так уж и страшно. Потому что я знала, что ей сейчас нужно. И точно не слова. Я скинула обувь и забралась на кровать рядом с ней. Обняла ее, и она вся задрожала от рыданий. Я покрепче прижала ее к себе. И чем дольше она позволяла мне обнимать себя, тем крепче становилась моя уверенность, что Кеннеди не злится на меня.
– Скажи мне, в чем дело? – прошептала я.
– Не могу.
– Ты можешь обо всем мне рассказать. Ты же знаешь.
Кеннеди вытерла глаза и повернулась ко мне.
– Я солгала за ланчем. Мы с Капкейком больше не встречаемся.
– Что случилось?
Она всхлипнула.
– Он бросил меня.
Возможно, не я одна обратила внимание на то, что, сокрушаясь о своих влюбленностях в наркоторговцев, Кеннеди сказала о них во множественном числе.
– Значит, он придурок, – заявила я. – Пошли его.
Кеннеди ничего не ответила.
– Я сказала ему, что люблю его. За день до той нашей тусовки. И он тоже признался мне в любви. Как он мог взять и передумать? – Она подтянула колени к груди.
– Я же сказала, что он придурок. Слушай. – Я сжала ее колено. – Не трать больше время на мысли о нем.
– Как я могу? Я же ему все отдала. А он меня обманул.
Внутри у меня все упало.
– Что ты имеешь в виду?
– Бруклин, он уже не в первый раз тайком подмешивал мне наркотик. Я даже не знала, что он их продает. Боже, какая же я дура! Конечно, я была под кайфом, когда призналась ему в любви. И когда позволила ему заняться со мной сексом, – она говорила совсем тихо, и я едва могла разобрать слова.
– Что?
– Я почти не помню свой первый раз, Бруклин. Он использовал меня. И я ему это позволила. – Она снова заплакала.
Я прижала ее к своей груди. Миллион мыслей пронеслись у меня в голове. Было ли это изнасилованием? Ей следовало рассказать кому-нибудь о случившемся. Сдать тест. Ей нужно… Я посмотрела на ее затылок. Сейчас ей прежде всего нужно было выплакаться. И чтобы кто-то поговорил с ней. Я тоже заплакала. Из-за того, что она потеряла. Из-за того, что она так сильно страдала. Я плакала, потому что Кеннеди держала случившееся в секрете все эти дни. Я слишком остро переживала свою боль, не замечая ее переживаний.
– Он мне правда нравился, Бруклин, – всхлипнула Кеннеди. – И я думала, что тоже ему нравлюсь. Почему никто не отвечает мне взаимностью? – Ее тело задрожало от рыданий.
Я прижимала ее к себе, пока она не выплакала все слезы.
– Кеннеди, тебе нужно рассказать своей маме.
– Как? Ей будет стыдно за меня.
– Нет, она тебя не обидит. Она, конечно, рассердится, но ей не будет за тебя стыдно. Он воспользовался тобой, Кеннеди. И нельзя, чтобы это сошло ему с рук.
– Еще как можно! – Кеннеди наконец посмотрела на меня. – Или ты думаешь, что нашему адвокату, так и не вызволившему тебя у Пруиттов, удастся привлечь Диксонов к ответственности? В «Эмпайр-Хай» все могут делать что угодно, и им это сойдет с рук. Кроме нас. – Она села и вытерла оставшиеся слезы с глаз. – Я чувствую себя такой дурой.
– Ты не дура. – Я тоже села.
– Все знали, что он продает наркотики. Кроме меня.
– Я тоже не знала. Послушай, ты же самая умная девчонка в «Эмпайр-Хай». – Я взяла ее за руку. – Остальные учатся там только потому, что их родители платят за обучение огромные деньги, а ты – потому что умнее остальных. И ты добьешься намного большего, чем любой из них. Мы обе этого добьемся.
Кеннеди вздохнула.
– Может, я и умная в плане учебы. Но только не в отношениях с парнями. Я попросила Капкейка не продавать больше наркотики. Поэтому он и бросил меня. Кажется, деньги и кокаин для него важнее. – Она покачала головой, но в ее голосе больше не осталось грусти. Передо мной снова была прежняя огненная Кеннеди. – Puta mierda! [5]
– Что это значит?
– Тебе лучше не знать. Прости, что не рассказала обо всем раньше. Но я так злилась. Потом мне стало ужасно стыдно. А затем я просто не могла думать о случившемся без слез.