Несколько учеников нашей школы повернулись и посмотрели на нас.
– У Джо Диксона маленький член! – закричала Кеннеди на случай, если еще не все на трибунах услышали ее. – Размером со стручок арахиса!
– Кеннеди! – Я схватила ее за руку и усадила на трибуну, а потом мы обе разразились смехом. Некоторые ребята тоже засмеялись.
– О боже, это было потрясающе!
Ее улыбка стала еще шире.
– Даже если Капкейк расскажет всей школе, что я легкая добыча, он все равно ни с кем больше так поступить не сможет, ведь все будут знать про эту его маленькую особенность.
Мне хотелось спросить ее, правда ли это. На самом ли деле у Капкейка мини-член? Но боялась, что тогда ее улыбка исчезнет. Если бы она хотела еще что-нибудь рассказать мне, то сделала бы это. И мне становилось не по себе при мысли, что она могла просто не помнить всех деталей. Так как этот засранец накачал ее наркотиком. Он это заслужил. Я надеялась, что больше ни одна девчонка из нашей школы не попадется на его удочку.
Я прижала ее к себе, чтобы мы обе немного согрелись.
– Ты потрясающая, – сказала я.
– Знаю. Будем надеяться, что наша команда выступит так же хорошо, как и в прошлом году. Потому что я просто ненавижу игроков из средней школы Бернстайна!
Я не возражала, чтобы сменить тему разговора. Это был мой первый матч по случаю выпускного. И вообще первый школьный футбольный матч. И плевать на то, что я любила одного из игроков. То есть когда-то любила. Я все равно решила приложить все усилия, чтобы получить от матча удовольствие. Если Кеннеди улыбалась, то и я смогу.
Тем более я наконец-то смогла любоваться Мэттом и не переживать, что Изабелла начнет доставать меня. Или кто-нибудь еще что-то заподозрит. Я могла без стеснения разглядывать «Неприкасаемых». И теперь, полностью погрузившись в игру, они выглядели нереально крутыми. Мне казалось, что каждый свой пас Мейсон отправлял прямо в руки Мэтта.
– Давай, Мэтт! – крикнула я и вскочила, когда он устремился к зачетной зоне противников.
Мэтт повернул голову в мою сторону, как будто услышал меня. Возможно, это действительно так, потому что я готова была поклясться, что на мгновение наши взгляды встретились. И сразу после этого какой-то придурок из средней школы Бернстайна сбил его с ног. Я прижала ладонь ко рту.
– Хватит отвлекать их, – сказал Кеннеди и рывком усадила меня на место.
– С ним все в порядке? – Мне хотелось броситься на поле и убедиться, что Мэтт не пострадал. Но в глубине души упрекала себя за это. Ведь он никогда не проявлял ко мне заботу на людях.
– Конечно. Он привык сражаться за мяч. Смотри.
Мэтт уже вставал, поправляя футболку, надетую поверх защиты, а поднявшись, снова посмотрел на меня, и мой пульс ускорился. Он дотронулся указательным пальцем до кончика носа, и мое сердце растаяло от этого жеста. Ведь он использовал наш тайный сигнал.
Но затем Мэтт повернул голову и посмотрел на кого-то еще. Мое сердце забилось еще быстрее. На кого он смотрел? Имела ли я право ревновать его? Ведь сама всю последнюю неделю провела в объятиях Миллера. Но я все равно проследила за взглядом Мэтта.
И поняла, что он смотрел на свою мать. А миссис Колдуэлл не сводила взгляда с меня и улыбалась. Я тут же отвернулась. Я не знала, что это могло означать. Мэтт говорил, что она видела меня на похоронах дяди. Могла ли она сейчас узнать меня? Было ли ей известно, что я разбила сердце ее сыну? И почему в таком случае она улыбалась?
– Я очень надеюсь, что им удастся заработать сразу два очка, если они забьют гол в ворота, – сказала Кеннеди. – Только вот Прескотт ни фига не умеет забивать.
– Откуда ты так хорошо разбираешься в американском футболе? – спросила я, надеясь, что разговор поможет мне отвлечься и не думать о наблюдающей за мной миссис Колдуэлл. Но когда я снова взглянула краем глаза на маму Мэтта, то увидела, что та продолжила следить за игрой.
– Мы с папой смотрели матчи каждое воскресенье.
Я поджала губы. Мы не любим говорить о том, что потеряли. Но когда Кеннеди рассказывала мне что-то о своем отце, я чувствовала, как это еще сильнее сближало нас. Я была достаточно близка с Мэттом, Миллером и Феликсом. Но только Кеннеди знала, каково это – лишиться близкого человека. Постой. Но у Мэтта ведь умерла тетя. Однако я не хотела об этом думать. Так как не знала, было ли что-то из сказанного им правдой. Он был лжецом. Он просто играл со мной. Как я играла с Феликсом? Боже, мне казалось, что у меня сейчас взорвется голова.
Кеннеди вскочила и начала кричать, как сумасшедшая, когда наша команда забила гол. И я тоже закричала вместе с ней. По большей части, потому что кричать во всю глотку было так здорово. А может, потому что всеобщий восторг так легко заражал.
К перерыву счет был 19:7 в нашу пользу. Мы могли бы набрать и 21 очко, но Кеннеди была права. Прескотт совершенно не умел забивать. Он промазал. Трибуны быстро опустели.
– Куда все подевались? – спросила я.
– Наверное, пошли купить что-нибудь поесть. Или в туалет.
Я почувствовала себя глупо, потому что думала, все отправились на какое-нибудь странное собрание, чтобы встретиться с выпускниками школы. Но еда и туалет казались наиболее логичным вариантом.
– Ты не голодная?
– Нет. А ты?
Я покачала головой.
– Так что там у вас с Миллером? – спросила Кеннеди.
Я была рада, что стало довольно тихо, и нам больше не приходилось кричать.
– Это так очевидно?
Она улыбнулась.
– Нет. Я вообще-то пошутила, потому что это же его работа – не сводить с тебя глаз. – Она обернулась и помахала Миллеру рукой. – Зато теперь я кое-что узнала.
Я схватила ее за руку и развернула к себе.
– Он единственный в квартире Пруиттов, кто не ведет себя как монстр.
– А я думала, что ты немного поладила с Сатаной.
«Сатана» было новым прозвищем, которое Кеннеди дала мистеру Пруитту.
– Даже не знаю. Иногда он кажется милым. Иногда ведет себя грубо. Я вообще не знаю, что у него на уме. Но я все равно чувствую, что чужая им.
– А Миллеру ты не чужая?
– Нет. – Это слово прозвучало скорее как вопрос, чем утверждение.
Кеннеди рассмеялась и поплотнее запахнула свою тонкую демисезонную куртку. Я мысленно напомнила себе, что нужно отдать ей одну из моих новых курток.
– Он тебе никого не напоминает? – спросила она.
– Что?
– Бруклин, он же так похож на Мэтта, только выглядит немного старше.
– Не похож.
– Эм… еще как. Тот же Мэтт, только на пару лет взрослее и с каштановыми волосами.
Я оглянулась и посмотрела на Миллера. На его широкие плечи. На беззаботную улыбку. Мэтт больше уже не улыбался так. Я быстро отвернулась.
– Не вижу никакого сходства.
Но это было ложью. Я заметила это. Разве не поэтому я каждый вечер забиралась к нему в постель и позволяла обнимать себя?
На поле вышел оркестр марширующих музыкантов, и говорить стало сложнее. Но Кеннеди это не смутило.
– Я уверена, что Миллер играл в футбол, когда учился в школе, – сказала она.
Я покачала головой. Да, возможно, Миллер внешне немного походил на Мэтта. Но на этом сходство заканчивалось. Миллер был совсем другим. И свои мышцы он накачал не в спортзале, а работая грузчиком до того, как устроился к мистеру Пруитту. Он сам мне об этом рассказывал. Миллер не был самоуверенным. Он не обладал особыми привилегиями. Он был настоящим. Как и я.
– У вас все серьезно? – спросила Кеннеди.
Я пожала плечами.
– Он знает, что мне все еще нравится Мэтт.
– Ты по-прежнему любишь Мэтта после всего, что он сделал?
– Я этого не говорила.
– Да. Однако я вижу, что это так. Бруклин, он все это время скрывал отношения с тобой, так как не хотел, чтобы Джеймс узнал про его шашни с Рейчел. Он врал тебе. Он…
– Строго говоря, он не врал. Просто не сказал правду.
Кеннеди покачала головой.
– Без разницы.
– Сейчас ты прочтешь мне лекцию о том, что предупреждала меня по поводу «Неприкасаемых»? О том, что такие парни не станут связывать свою жизнь с девчонками вроде нас?
– Что? Нет. Никаких лекций. Я просто за тебя переживаю. Это так странно: сначала ты призналась в любви Феликсу, потом, в тот же день – Мэтту, а теперь, несколько дней спустя, уже встречаешься с Миллером? Я правда за тебя беспокоюсь.
Я прикусила нижнюю губу.
– Что с тобой творится? – спросила Кеннеди.
Я хотела ответить ей, что она знала меня ненамного лучше всех этих парней. Но это было бы неправдой. Кеннеди меня прекрасно знала. А вот я сама никак не могла разобраться в своих чувствах.
– Возможно, мне просто очень хочется, чтобы меня любили. Бескорыстно. А я знаю, что каждый из них увлекся мной не просто так. Но когда Миллер обнимает меня, временами я чувствую, что могу на кого-то положиться. Что я не совсем одна.
Кеннеди легонько пнула меня по ноге.
– Но у тебя же есть я! Я люблю тебя. И моя мама тебя любит.
– Только мне не разрешили жить с вами. Ты хотя бы представляешь, каково это – каждый день после школы возвращаться к Пруиттам? Жить на одном чертовом этаже с Изабеллой? Мне все время страшно. Я боюсь ее и ее маму. И мистера Пруитта я тоже боюсь. Я никому из них не доверяю. Иногда по утрам дверь в мою комнату оказывается открытой. А ты знаешь, что я всегда запираю ее? Клянусь, я ее запираю!
Кеннеди поджала губы.
– Я тебя не осуждаю. Просто мне тревожно за тебя. Если тебе все еще нравится Мэтт, ты должна ему об этом сказать. Или если тебе еще больше нравится Феликс… – Она вдруг замолчала. – Ты тоже должна ему сказать.
Я смерила ее долгим взглядом. Кеннеди просто не понимала, что я пережила. Да, она потеряла отца. Но у нее еще осталась мама. А еще она, как и я, потеряла дядю Джима. Мы обе любили его, но мне он был нужен намного больше. Он был всем, что у меня оставалось. А теперь я чувствовала себя изголодавшейся по любви. От одной только этой мысли мне становилось стыдно. Мне следовало извиниться перед Феликсом. Следовало извиниться перед Миллером. И даже перед Мэттом, но я все равно не стала бы этого делать, так как он сам должен был извиниться передо мной за более тяжкие проступки. Но самое ужасное заключалось в том, что я, кажется, по-своему любила каждого из них. Я совсем запуталась и не могла в себе разобраться. Мне просто нравились те чувства, которые я исп