– Кому чего налить, Охотники? – радушно спросил он.
Кроме меня, все выбрали виски. Даже Марк, к моему удивлению. А я-то считала, что все Христовые трезвенники. Сама я колебалась.
– Радка, попробуй вот это, – предложил Кент.
Он налил в бокал чего-то красновато-коричневого и бросил несколько кубиков льда. Я взяла бокал и принюхалась. Пахло алкоголем, но совсем не крепким. Не как виски.
Ладно, только один бокал.
Кент поднял стакан и провозгласил:
– Охотники навсегда.
Он сказал эти слова по-особенному, и все присутствующие как будто сразу поняли, о чем он. Может, это тост такой, который здесь принято произносить.
– Охотники навсегда, – хором откликнулись мы.
Я опасливо пригубила свой напиток. Остальные тоже не стали залпом опорожнять стаканы; они потягивали виски степенно и с наслаждением. Мой коктейль оказался сладким, а вкус я даже не распознала.
– Надо же, – изумленно произнес Марк, – какой хороший виски.
– А ты думал, – хмыкнул оружейник. – Нам его со взгорья поставляют.
Я так и не выяснила, что же такое я пила. Зато выяснила, что бар этот предназначался исключительно для Элит-Охотников и их друзей. И что на портретах действительно были Охотники из Элиты, и всех их уже не было в живых. Кент, Молот и Гвоздь рассуждали об этих людях с портретов: они видели их испытания. А Марк без устали сыпал вопросами. Я же помалкивала. Пусть Марк учится и осваивается. Это его шанс сойтись поближе с теми, к кому он так жаждет примкнуть.
Как я и предполагала, Кент тоже задал Марку тот самый вопрос.
– Люди приходят в Элиту, и у каждого своя причина, – невозмутимо заметил оружейник. – Однако, буду с тобой откровенен, в тебе я не замечал ярко выраженной склонности… Нет, как Охотник ты очень даже на высоте, но для Элиты нужен особый настрой. Вот, скажем, Радка – она рождена для Элиты. Я это понял, как послушал ее вступительное интервью. – Я быстро сглотнула, чтобы не поперхнуться. И как это, интересно, Кент его послушал? – Но ты не такой, – продолжил оружейник. – Так зачем же тебе в Элиту, Марк Паладин?
Марк смущенно пожал плечами:
– У меня есть девушка. Я хочу на ней жениться. Но меня же отсюда к ней не отпустят, чтобы мы поженились. Поэтому надо, чтобы она приехала сюда и чтобы ее пустили жить со мной. Для этого нужно быть топовым или Элитой. Топовым мне в жизни не стать. Остается податься в Элиту.
– Разумно. – Кент подлил себе еще немного виски. – А сама девушка что об этом думает?
– А она… – начал Марк и умолк.
Вместо него снова заговорил Кент:
– Я знаю, у вас, Христовых, часто мнение женщин не берут в расчет. Многие из ваших считают, что женщина должна быть под опекой мужчины: сначала отца или старшего родственника, потом мужа. Но ты собрался везти ее сюда. И здесь она увидит, что женщины в Пике живут совсем по-другому. Ты об этом подумал?
– Я… – промямлил Марк и снова замолчал. Ясное дело, ни о чем таком он не подумал. Но его лицо сделалось упрямым. – Может, наши родители так рассуждали. Отец моей невесты обещал ее мне, и это у нас самое главное. Но для нас двоих это вовсе не главное. Мы во что бы то ни стало хотим быть вместе: в Пике так в Пике.
Кент окинул его испытующим взглядом и кивнул:
– Что ж, годится. Мотив у тебя не хуже, чем у других. Я разрешу вам быть вместе. Но если между вами что-то не заладится, не запускай это. Приходи ко мне и рассказывай обо всем. Это приказ, Белый Паладин. – Голос оружейника зазвучал тверже. – Я не потерплю, чтобы у моих Элит-Охотников болела голова о семейных дрязгах. Всякие драмы и душевные терзания мне в Элите ни к чему. Ты меня понял?
Я вдруг осознала, что это и есть настоящее испытание Марка Паладина. То, что его ждет на арене, – это так, чисто ради шоу. Сейчас Марк ответит на вопрос, и от этого будет зависеть его судьба в Элите. Если он скажет «да», Кент позволит ему пройти испытание. А если «нет», если Марк не решится вверить оружейнику всю свою жизнь, даже за рамками Охоты, тогда… Тогда на испытаниях все будет по-честному, только возникнет какая-нибудь маленькая загвоздочка, специально устроенная по этому случаю. И Марк испытаний не пройдет. Если, конечно, его не выручит чудо.
Но Марка не надо было учить послушанию и смирению. Поэтому ответил он искренне и без промедления:
– Да, сэр. Обещаю. Даю слово.
Кент улыбнулся и поднес свой стакан к стакану Марка. Они чокнулись.
– Вот и договорились. Но тебе еще предстоит пройти испытания. Миссис Паладин пока еще далеко. Довольно для каждого дня своей заботы. – При этих словах Марк разинул рот, а Кент усмехнулся. – А что? Думаешь, только вы, Христовые, читаете вашу Книгу?[5]
В этот миг Кент в глазах Паладина вознесся на пьедестал, я это прямо-таки увидела. Кент тоже это увидел и явно остался доволен.
– Нет-нет, не вздумай обращать меня в свою веру, – предостерег он. – Я много чего читаю. Я читаю книги о живописи – но я же не художник.
– Да, сэр, – счастливо выдохнул Марк. – Нет, сэр.
Я решила, что мне пора, попрощалась и ушла к себе. Поэтому не знаю, о чем они еще разговаривали. Я нисколечко не устала: от коктейля мне стало так хорошо и чуть вело в сторону. Но обо всем, что случилось, мне надо было написать Учителям. Или хотя бы сделать запись в дневнике. Когда пишешь на бумаге, думается лучше.
Войдя к себе, я сразу отворила Путь, и явился Ча. Если отправить его к Учителю Кедо, он успеет обернуться к рассвету. В Монастыре, в одном из потайных святилищ, есть постоянный Портал – через него Гончие могут приходить и уходить когда захотят. Для нас этот Портал – жизненная необходимость.
В любой момент на нас может обрушиться массированная атака, и тогда у монастырских Охотников не будет времени открывать отдельные Порталы и впускать Гончих. Жалко, что постоянный Портал – довольно сложная конструкция. Чтобы его создать, нужно не меньше девяти Охотников, или Магов, или и тех и других. И его надо постоянно подзаряжать манной. А то я бы непременно соорудила такой у себя в гостиной.
Ча оглядел меня и довольно фыркнул: «Пожалуй, надо тебе пить почаще. А то ты много напрягаешься». «Да ну тебя! – мысленно хихикнула я в ответ. – Хотя учитель Кедо с тобой бы согласился. А вот остальные Учителя вряд ли». «Кое-кто согласился бы», – заверил меня Ча. Впрочем, я и сама это знала. Но не стала отвечать и погрузилась в изучение своих бумажных записей.
У меня есть переплетенная книга с чистыми страницами. И я почти каждый вечер веду в ней записи от руки, дедовским способом. Если кто прочитает – не страшно: ничего сверхсекретного я там не пишу. Поэтому если кому взбредет в голову порыться в моих записях и даже пофотографировать какие-то страницы – то на здоровье. Это всего-навсего дневник, где я пересказываю, что случилось за день на Охоте. Но когда я пишу в этой книге, это помогает мне лучше формулировать мысли. И составлять послания Учителю Кедо тоже. Поэтому я, перед тем как сесть за письмо в Монастырь, копаюсь в своих манускриптах.
Ча был уже тут, и я прихватила книгу, листок бумаги, который заранее там припрятала, и уселась на постели. Поглядывая в раскрытый на коленях дневник, я принялась последовательно излагать все свои приключения. Написала и про нагов, и про погибшего Псаймона, и про приказ от псайкорпуса о неразглашении – и так до самого побега Аса. А в книгу я внесла запись о сегодняшней тренировке с Паладином, Молотом и Гвоздем.
Положив дневник на тумбочку у кровати, я дала приказ выключить свет и под покровом темноты и одеяла передала Ча послание.
Заснула я, прижавшись к нему. С тех пор как Ас вырвался на свободу, я частенько так засыпала. Меня время от времени мучили кошмары. Обычно я оставляла Письмена гореть на полу. Если Ча убеждался, что кошмары мне не грозят, он спрыгивал с постели и уходил в Потусторонье, а Письмена исчезали сами. А сегодня он так унесет послание.
И эта мысль меня согревала. А еще меня согревала мысль, что, если даже мне не ответят сию же минуту, у меня есть возможность обсудить все с лучшими Охотниками и Чародеями во всем мире. Не говоря уж о том, что это люди, которым я всецело доверяю. И впервые за двое суток я заснула крепким безмятежным сном.
На следующий день Ча привел стаю в водосток, и я по его глазам сразу поняла: у него для меня ответ. Потому что вид у него был на редкость многозначительный. Он долго мерил меня выразительным взглядом, а потом соизволил едва заметно кивнуть.
«Срочное?» – спросила я.
«Нет, – отозвался он. И зевнул, пока мы выстраивались в наш обычный боевой порядок. – Отдам где-нибудь, где не будет потаенных взоров».
«Потаенные взоры» – это он, естественно, о камерах. В водостоке нетрудно найти место, где их нет. Камер много там, где несут дозор рядовые Охотники, а тут, под Узлом, их размещают на довольно большом расстоянии друг от друга. До того как начались всякие странности, водостоки считались безопасным местом, поэтому снимать тут было, по сути, нечего. Охотники сюда не захаживали – только полицейские да персонал из сервисного обслуживания.
В этом секторе мы еще не были, но он примыкал к тому участку, где мы обнаружили тело Псаймона. Любопытно, подумалось мне: а вдруг там что-то осталось?
Могло и остаться. Если Псаймона убили с помощью магии, то скорее всего магические следы не выветрились. Правда, псайкорпус мог специально вызвать Мага, чтобы избавиться от следов.
– Вот дурочка, – вслух упрекнула я себя.
Что за бред я тут сочиняю?! Конечно, псайкорпус вызвал Мага, и там уже ничего нет. Это же не дикие Жители, не мелюзга какая-нибудь. Это псайкорпус. А у них все схвачено. И вообще, мысленно одернула я себя, надо думать об Охоте, и не отвлекаться на глупые фантазии. А то, чего доброго, потеряю бдительность и нарвусь на неприятности.
Сегодня в туннеле не было и следа воды. И сыростью совсем не пахло. Бетон был сухой и такой чистый, будто выскобленный. Я присмотрелась и поняла, что его действительно выскоблили как мочалкой всякой всячиной, которую в бурю несло по водостоку. Кажется, сегодня Охота опять не задалась.