Он принял мой ответ за чистую монету. Не сказав ни слова, Псаймон уселся в транспод и умчался. А тут как раз и мой транспод подоспел. Меня охватило несказанное облегчение оттого, что Псаймон отвязался. Поэтому в трансподе я откинулась на подушки и ни о чем не думала.
Я вернулась в штаб, отрапортовала и пошла к себе изучать, что я там наснимала. Сначала я хотела прокрутить все на видэкране, но решила, что, пожалуй, не стоит. Если Псаймоны следят за каждым моим шагом, возможно, у них есть доступ ко всему, что я выношу на большой экран. Поэтому обойдусь перскомом.
Я прокручивала ролик, но без особых результатов. Все по-прежнему выглядело так, словно женщина пришла в водосток и рухнула там замертво. Никаких признаков насилия или чего бы то ни было. Никаких доказательств того, что тело туда принесли. Никаких царапин на стенах. Никакого следа, что тело волокли. Оно лежало в такой позе, которая красноречиво говорила: женщина стояла, потом колени у нее подогнулись, и она упала. И волосы…
Погодите-ка…
Я увеличила на маленьком экране кадр с головой. Ага, вот она, странность. Волосы у женщины были белые. Не блондинистые, не крашеные тем же способом, каким Искра красится в розовый. Нет, это были седые волосы старухи. И лицо – насколько я могла его разглядеть – было морщинистое, кожа тонкая, дряблая, какая бывает обычно у стариков.
Она была старая. И… очень тонкая. Присмотревшись, я увидела, что одежда немного великовата. А под одеждой как будто только кожа да кости. Конечно, если человек такой старый и немощный, он может в любой момент свалиться и не встать. Но зачем ее, старую и немощную, понесло в водосток?!
Я до этого не видела старых Псаймонов. Охотники, если доживают до преклонных лет, идут в наставники или в резерв. А куда деваются пожилые Псаймоны? Уходят на пенсию? Или переходят на сокращенный график? Или с возрастом их дар не слабеет, а, наоборот, крепнет – и тогда отправить пожилую женщину в водосток преследовать кого-то чрезвычайно опасного как раз нормально.
А вдруг псайкорпусу ветераны вовсе не нужны? Вдруг это то, что Псаймоны творят со своими стариками? Запихивают их в водосток и оставляют там на верную гибель. С ума сойти.
А первый Псаймон – он тоже был старый? Я не помнила. Надо спросить дядю, хотя не факт, что он в курсе. А нет ли у меня, часом, ролика про первое тело? Не помню, чтобы я что-то осознанно снимала… Но и чтобы осознанно не снимала, тоже не помню. Сейчас пороюсь в перскоме. От возбуждения у меня покалывало в затылке. Может, спросить Мирддина? Впрочем, он тоже вряд ли вспомнит. У Гончих о людях всегда довольно причудливые воспоминания, потому что, судя по всему, для них не важно, как мы выглядим внешне.
Потом меня посетила странная мысль: а может, рассказать обо всем Джошу? Если какой-то неведомый злодей убивает Псаймонов, он имеет право знать! А если кто-то похищает старых Псаймонов и заталкивает их в канализацию, чтобы они там бродили, пока не упадут замертво… И об этом ему тоже знать нелишне. Или Джош и так все знает, но мне не говорит, а если я ему скажу… М-да, конфуза не миновать.
Перском ожил и загудел, напоминая, что мне пора на тренировку с Марком, Молотом и Гвоздем. Если я не хочу привлекать внимание псайкорпуса, нужно жить нормальной жизнью. Я наспех заправилась протеиновым напитком из охладителя, переоделась в тренировочный костюм и поспешила в зал.
– Да чтоб тебя, парень! – Молот согнулся пополам, упершись ладонями в колени. Он морщился, словно пробежал длиннющий кросс. – По-моему, ты готов. – Он бросил взгляд на оружейника. Тот стоял, привалившись к стене и скрестив руки, а я стояла рядом почти в такой же позе. – Скажи, Кент?
– Готов, пожалуй, – подтвердил Кент, и я еле сдержалась, чтобы не просиять. – Пройдет, если только не налажает.
Паладин переводил взгляд с Молота на оружейника и обратно, вероятно думая, что они шутят.
– Нет, правда, что ли? – просипел он. – Серьезно?
Оружейник покачал головой:
– Несерьезно я б и говорить не стал. Да. Правда. Серьезно. Арену я приказал подготовить еще на прошлой неделе. Хочешь еще поупражняться или покончить с этим поскорее?
– Покончить поскорее? Завтра? – прошептал Марк, как будто боясь, что Кент передумает.
– Ну да. – Кент отлепился от стены, приблизился к Марку и от души хлопнул его по плечу. От такого хлопка любой бы покачнулся. А Марк не шелохнулся. – Я все организую. Если не будет общего вызова, твои испытания назначаются на завтрашнее утро.
Марк булькнул что-то нечленораздельное, ухватил руку оружейника и принялся трясти ее, как неподатливое дерево. Я даже не ожидала. Марк всегда такой сдержанный, он так редко показывает свои эмоции… А сейчас его как подменили. Наверное, он и впрямь без ума от своей девушки, подумала я. А Кент словно прочел мои мысли.
– Надеюсь, она того стоит, – слегка улыбаясь, сказал оружейник.
– Ой, да, стоит, сэр, конечно, стоит, – зачастил Марк. – Мы знаем друг друга с раннего детства, и мы ни разу… – Тут он спохватился, сообразив, что, пожалуй, перегнул. И снова сделался прежним Марком Паладином. – Я к тому, что она замечательная молодая женщина, сэр. Даже не сомневайтесь.
Поглядим еще, как девушка к нему относится. Хочется верить, что так же. Очень надеюсь, что она не вертихвостка какая-нибудь. И что не будет вить из Марка веревки – а то ведь это единственный способ для благонравной Христовой девицы показать, что и она не лыком шита. Я у Христовых пару раз такое наблюдала.
«А ну не каркай!» – строго приказала я себе. Какой смысл волноваться прежде времени? Есть тысяча и один способ загубить семейное счастье, и Паладин вправе выбирать любой. Или никакой.
И вообще – чья бы корова мычала… Как будто всякие передряги на личном фронте только у Христовых. У наших деревенских их тоже полно.
Поэтому, с одной стороны, не мне Марка судить.
А с другой – это еще как посмотреть.
Размышляя обо всем этом, я попутно не забывала радоваться за Марка. Ведь Кент, по сути, дал ему добро и вряд ли Марку грозят проблемы на испытаниях. А еще я радовалась, что в нашем полку прибудет. На самом деле Марк создан для Элиты. Ему придется хорошенько потрудиться, чтобы не отставать от нас, и он потрудится – я ни секунды не сомневаюсь. Он не из тех, кто дает слабину. Мало-помалу я утверждалась в мысли, что Элита – это не уровень подготовки, а состояние души.
И к тому же стоит попасть в Элиту – и вас тут же начинают бросать на такие задания, с которыми, как вам раньше казалось, вы бы в жизни не справились. И вам приходится расти над собой – очень стремительно. Кент ни одного своего Охотника не покинет на произвол судьбы и не заставит делать то, что Охотнику не по силам. Но при этом он толкает вас вперед, толкает и толкает. Фанатов нет, ублажать некого, и оружейник постоянно поднимает планку. И для меня, и для остальных. До тех пор, пока вы не достигнете потолка. Это я только сейчас поняла. Знай я об этом заранее, начала бы дергаться и переживать в своей излюбленной манере. А теперь, задним числом, мне от этого уже не так страшно.
– Давно бы так, бездельник, – хмыкнула я, когда настал мой черед его поздравлять, и дружески пихнула его кулаком в плечо. Мы оба ухмыльнулись. – Иди выспись как следует. И воды попей. Ну и приготовь все, как я делала. А то завтра тебе силы понадобятся – все до капельки. И еще чуть-чуть.
– Да, мэм, – улыбнулся Марк и отдал мне честь. А я еще раз ткнула его в плечо.
Быть не на арене, а на трибунах – очень необычное ощущение. Понятно, сейчас всерьез никто не опасался, что по трибунам рыскает убийца, который только и мечтает уложить Белого Паладина. И тем не менее Элита и Гончие в полном составе обсмотрели, обшарили и обнюхали все трибуны, обращая внимание на каждую мелочь крупнее таракана. И теперь, когда Марк вот-вот должен был выйти на арену, по всему периметру стадиона засели снайперы из полицейского департамента, чтобы ни одна живая душа не просочилась сюда во время состязаний.
Я стояла рядом с Ретро. Он был в своем облегающем серо-серебристо-зеленом якобы кожаном прикиде. Вряд ли это настоящая кожа – настоящая так не тянется. Ретро одарил меня лучезарной улыбкой.
– Привет, – сказал он.
– И тебе привет, – находчиво ответила я.
Я выяснила, что после меня он в Элите самый молодой. Вот если бы я уже не встречалась с Джошем… Лицо у Ретро симпатичное, с длинным подбородком. И он всегда улыбается. И, как уже известно, умеет меня рассмешить. Словно прочитав мои мысли, он опять расплылся в улыбке.
– Ну, Радка, – невозмутимо произнес он, – когда ты уже ради меня бросишь своего Псаймона? – Он все улыбался. Надо отвечать ему поосторожнее.
– А думаешь, стоит?
– Конечно, стоит. Сама посуди: я непредсказуемый, я уморительный, я сногсшибательно красивый, у меня фантастическая задница, и тебе не надо переживать, что я копаюсь в твоей голове. – Ретро улыбался от уха до уха.
– Ну, на это я бы ответила так: я знаю, я не была бы так уверена, нет, действительно и что правда то правда, – выпалила я, даже не покраснев. – А следовательно, у меня нет веских причин бросать ради тебя своего бойфренда. У каждого Охотника фантастическая задница. Потому что мы не тупим день-деньской перед видвизором с пиццей и не режемся в видигры.
Ретро делано схватился за сердце:
– Ох, Радка, без ножа зарезала! Мое сердце разбито! Не знать мне больше радостей любви!
– Угомонись, Ретро, – добродушно проворчал оружейник. – Камеры же работают.
Ретро притворно надулся и послал мне воздушный поцелуй. И посерьезнел. В смысле стал настолько серьезен, насколько он вообще бывал серьезен не на Охоте.
Марк не был топовым, поэтому никто не собирался брать у него интервью. Элита закончила проверять трибуны, и мы все подтянулись к арене для магического поединка и сгрудились вокруг оружейника. Марк, видимо, был еще в раздевалке. Было совсем раннее утро, и солнце еще не добралось до верхних кресел. Солнечные лучи ударяли снизу в безоблачное небо – получалось как световое шоу. Воздух на стадионе еще не прогрелся, но это ничего: солнце вскарабкается на трибуны, и быстро потеплеет.