Подвел своего подчиненного и генерал Дитерихс. Поначалу он обещал Игнатьеву на ведение разведки не менее 50 тысяч рублей в месяц, говорилось даже, что не жалко и двухсот тысяч, лишь бы добиться успеха. Но когда дошло до выделения реальных денег, то Игнатьеву выделили всего 25 тысяч рублей ежемесячно.
Стартовые условия для работы были на первый взгляд неплохими. Во Франции в то время служил военным агентом родной брат Павла Игнатьева полковник Алексей Алексеевич Игнатьев. Были и некоторые другие зацепки. В Швейцарии действовали три агента штаба фронта. Кроме того, Игнатьеву пришла в голову остроумная мысль: а нельзя ли использовать русских политических эмигрантов? В конце концов, многим революционерам был не чужд патриотизм, и значит, перед лицом общего врага могут забыть на время свои счеты с правительством.
Павел Алексеевич связался с одним из старых противников режима. Они встретились в номере скромной гостиницы возле Николаевского (ныне Московского) вокзала. Вручив хозяину рекомендательное письмо редактора одной из крупных столичных газет, Игнатьев сказал прямо:
— Я пришел просить вашего содействия. Думаю, что у вас в Париже много друзей, принадлежащих к вашей группировке; их у вас много за границей. Поскольку вы как истинный патриот добиваетесь прекращения войны, так как для вас и для нас Родина — прежде всего, то я прошу ввести меня в круг ваших друзей. Уверен, они будут прекрасными помощниками, а помощники мне нужны, поскольку я один и немного растерян.
— Правильно сделали, что пришли, ротмистр, — ответил ему собеседник. — Да, Родина — прежде всего. После революции мы вернемся к нашей социальной программе. Только сначала добьемся победы нашего оружия. Завтра я дам вам несколько писем для кое-кого из наших за границей. Сам я намереваюсь присоединиться к вам в Париже: это может ускорить дело.
Этот разговор завершился обещанием Игнатьева помочь своему собеседнику выехать из страны. В конце концов, выправленный заграничный паспорт был адекватной платой за несколько рекомендательных писем.
28 ноября 1915 года Игнатьев выехал из Петрограда и 9 декабря прибыл в Париж.
На месте все оказалось совсем не так, как виделось из России. Ни одного из указанных штабом фронта французских контактов Игнатьев найти не сумел. Трое швейцарских агентов, правда, были на месте, однако оказались никуда не годными организаторами. Кроме того, уже в Париже он получил указание начальства, запрещавшее использовать румынские связи. Надежда на эмигрантов также оказалась беспочвенной, так как все патриоты из их числа уже воевали в рядах французской армии, а те, что остались, не были настроены помогать русскому правительству. Так что ему пришлось создавать разведывательную сеть на пустом месте.
Как уже говорилось, во Франции в качестве военного агента служил брат Павла Алексеевича полковник Алексей Игнатьев, человек, имевший по своему положению большие связи. Алексей Алексеевич принялся за дело. Он представил брата сотрудникам французской военной разведки и разведки Межсоюзнического бюро[36], а также руководителям английской и итальянской разведок. Союзники выразили готовность оказать содействие представителю русской разведки, хотя не могли понять, почему ротмистр Игнатьев ведет разведку одной лишь Австро-Венгрии и только в интересах Юго-Западного фронта. Естественно, Павел Игнатьев не стал посвящать союзников в тонкости ведомственного хаоса, сославшись на то, что ему лично поставлена такая задача, а как обстоит дело в целом — он не знает.
На начальном, самом трудном этапе становления организации Игнатьеву много помогла французская разведка. Ему не хватало кадров — и аппарат русской разведывательной организации доукомплектовали французскими военнослужащими. Несколько позднее, когда сеть начала активно работать, французы помогали с отправкой донесений и почты из Швейцарии и Голландии. Агенты Игнатьева получали французские военные паспорта, значительно облегчавшие переход границы, а некоторых агентов по предварительной договоренности пропускали через границу без документов. Более того, местные военные власти Франции, Англии и Италии получили приказы оказывать обладателям этих паспортов всяческое содействие и передавать их почту по правительственным каналам. Примечательна и такая деталь: агенты Игнатьева находились вне поля зрения союзной контрразведки.
Итальянские власти также доставляли почту его сотрудников, порой используя для этого даже курьеров. Помогали с переброской агентов и англичане. Естественно, французские разведывательные сводки также были к услугам ротмистра. В обмен на все эти важные услуги французская спецслужба через своих людей была в курсе всего происходившего в русской агентурной разведке, действовавшей с их территории.
Познакомившись с обстановкой, Игнатьев решил создавать агентурную сеть, которая состояла бы из ряда центров и многих организаций, причем организации не только не должны были иметь непосредственной связи друг с другом, но и само существование каждого центра не было бы известно даже руководителям других. Такой принцип максимально предохранял от провала организацию и позволял перепроверять информацию, поскольку на одном направлении работало несколько независимых агентов.
Созданные Игнатьевым разведывательные структуры были, естественно, неравноценны. Одну из них возглавил бывший заведующий заграничной агентурой Департамента полиции А. М. Гартинг. Этот человек, в молодости революционер, позже изменил свои убеждения, более того, начал вести наблюдение за русскими радикалами за границей. Некоторое время он работал успешно, но в 1909 году В. Л. Бурцев, поставивший цель разоблачать тайных агентов русской полиции, раскрыл Гартинга и его людей. Это привело к провалу мощной российской осведомительной сети во Франции — только в Париже она насчитывала 42 агента, а ее руководитель после этой истории вынужден был выйти в отставку.
На Гартинга Игнатьев вышел благодаря счастливому стечению обстоятельств. Ему для работы потребовался адъютант, который разбирался бы во всякого рода административных вопросах. Таковым стал прикомандированный к его сети французский офицер Битар-Монен, в прошлом — комиссар полиции. Он помогал получать сведения о людях, которыми интересовался Игнатьев, превосходно организовал работу на швейцарской границе. Но, что еще более важно, он в свое время служил у Гартинга и свел Игнатьева со своим прежним шефом. Эти двое и создали в последующем сильную и разветвленную организацию, основу сети Игнатьева.
Гартинг и Битар-Монен не имели специальных военных знаний, но, как старые сотрудники спецслужб, обладали многими ценными качествами, полезными для работы в разведке: широкими связями в ряде стран Европы, приобретенными в период их сыскной работы, специфическим чутьем, выработанным их профессией, навыками вербовочной работы и конспирации, многолетним опытом тайной организационной работы. Теперь все это превосходно служило им на новом поприще.
Организация имела следующую структуру: в пограничной зоне Франции находился центр, который возглавил Битар-Монен, получивший псевдоним «Харламов». А во французской зоне Швейцарии, куда легко можно было доехать на автомобиле, разведчики приобрели дачу, где обосновались три французских офицера — два лейтенанта и капитан — из числа тех, кого французская разведка направила в помощь Игнатьеву. На каждого из этих офицеров замыкалась своя, независимая от остальных, группа «рекрутеров» — вербовщиков, которые подбирали агентов. Таких вербовщиков в Швейцарии было около десяти, правда, состав их постоянно менялся из-за частых провалов. Они получали жалованье и премию за каждого агента. Центр направлял на задания от 5 до 10 агентов в месяц, с половиной связь терялась, но остальные работали.
Завербованных агентов переправляли через границу в Германию. Информацию они пересылали на условные адреса — в разных городах Швейцарии организация имела от 15 до 20 «почтовых ящиков». Кроме того, время от времени каждого агента опрашивали по специальному вопроснику.
Игнатьев с самого начала решил не работать с профессионалами, чтобы избежать сфабрикованных сведений. Зато появились другие проблемы. Непрофессиональные агенты добывали слишком мало информации, вербовщики принимались за дело столь рьяно, что их тут же раскрывали и арестовывали, и даже в работе с «почтовыми ящиками» царила неразбериха. Лишь к маю 1916 года Игнатьеву удалось наладить нормальную работу.
В истории разведки самые романтические страницы посвящены женщинам-агентам. «Если в делах разведки и контрразведки, — писал Павел Игнатьев, — мужчины берут на себя, по большей части, опасную роль, то женщины, со своей стороны, вносят утонченность, гибкость, ум, скрытность. К ним они добавляют такое грозное оружие, как личная привлекательность, красота, шарм, обволакивающий взгляд. Пожалуй, им доставляет удовольствие быть актрисами в этой великой, особенной раме и с успехом играть свою роль. К самолюбию они добавляют, по большей части, пылкий патриотизм, более острый и более хрупкий, нежели патриотизм сильного пола. Очевидно, многие из них ищут денег, но в целом не в силу продажности, а из желания нравиться»[37].
С женщинами иной раз были связаны совершенно невероятные истории. Так, в организацию Гартинга входила вдова-румынка, имевшая множество друзей и поклонников. Однажды ее попросили взять под покровительство молодую жену австрийского офицера, прибывшую в Швейцарию на лечение. Юной даме едва исполнилось двадцать лет, она была очарована светской красавицей. В первый же день за обедом женщины разговорились, и жена офицера рассказала, что они с мужем — чехи, ненавидят австрийский режим и мечтают о независимости своей страны. Ее муж был крупным промышленником, владельцем нескольких заводов. Опасаясь конфискации, он пошел на военную службу.
— Начальство его ценит как хорошего чертежника и картографа, — рассказывала румынке ее новая подруга. — В настоящее время он в Вене, составляет карты.