— Полковник, — сказал генерал-квартирмейстер, — вы удивлены вашим внезапным отзывом?
— Ваше превосходительство, я до сих пор спрашиваю себя: в чем меня упрекают?
— Ни в чем. Произошло досадное недоразумение. Плохая расшифровка телеграммы вызвала здесь неудовольствие вами, а вы знаете, что повсеместная нервозность — плохой советчик.
— Счастлив, что вы сообщили об этом, ваше превосходительство, у меня словно камень с души упал…
— Добавлю, что по согласованию с генералом Алексеевым мы решили направить вас в Париж, на этот раз с официальным титулом представителя первого генерал-квартирмейстера. Вы будете руководить разведслужбами всех фронтов…[48]
5 октября 1916 года полковник Павел Игнатьев был назначен временно исполняющим должность начальника русского отделения Межсоюзнического бюро в Париже. После этого отношение к нему в Ставке изменилось, как по мановению руки. Более того, в тот же день он нашел у себя записку начальника личной охраны Николая II, в которой сообщалось о том, что на следующий день его приглашает к обеду государь.
За столом шел непринужденный разговор на самые разнообразные темы, но после обеда император отвел Игнатьева в сторонку и тихо сказал:
— Полковник, генерал Алексеев сообщил мне о вашем назначении. Вы незамедлительно получите приказ посетить штабы всех фронтов, чтобы договориться с ними. После этого я хочу вновь с вами встретиться…
Из поездки Игнатьев вернулся в конце октября. Царь принял его спустя некоторое время, а пока что граф наблюдал за обстановкой в Ставке, которая поразила его, с детства воспитанного в строго верноподданническом духе, нелояльностью к императору.
Как-то раз, после ужина, Николай сказал ему:
— Не хотите ли проводить меня в мои апартаменты?
Игнатьев пошел вслед за царем в его рабочий салон-кабинет. Николай тщательно закрыл двери, пригласил гостя сесть, сам уселся в кресло за письменным столом и заговорил:
— Полковник, считайте, что имеете дело с одним из ваших генералов, с которыми поддерживаете постоянные и дружеские отношения. Разговаривайте со мной, как вы разговаривали бы с ними. Это облегчит дело, поскольку мы о многом должны переговорить и сделать обзор положения. Важность этого вы вскоре поймете. Прежде всего, скажите мне, что вы думаете о Германии и Австрии?
— Германия, ваше величество, оказывает сопротивление, непонятное для многих людей. Она имела преимущество в вооружениях до объявления войны, однако тяжелые потери уменьшили ее мощь. Ее разгромили бы довольно быстро, если бы с началом боевых действий союзники могли скоординировать свои действия и назначить единое командование. Германия использует соперничество, которое при каждом удобном случае сама и разжигает между державами Антанты: когда одна из них наступает, другая стоит с винтовкой у ноги. Германия пользуется этим для переброски армий с Востока на Запад, в зависимости от обстановки, благодаря своим великолепным железным дорогам и массе войск, которую концентрирует на фронте, сковывая любое усилие.
— Скажите мне, полковник, как вы организовали вашу разведслужбу во время пребывания во Франции?
Игнатьев назвал имена своих руководителей организаций и перечислил их дела…
— Молодцы, — сказал император, — вы делали и будете делать хорошую работу. Этот путь усеян многочисленными шипами, но я знаю, что вы не отступите ни перед какими препятствиями.
Разговор о разведке был закончен, но предстояло обсудить еще одну тему. Лицо Николая потемнело.
— Поговорим теперь на другую тему, которая сильно ранит мое сердце. Что вы думаете о слухах, циркулирующих в Париже, Лондоне, а также в иностранной печати, согласно которым я и императрица якобы хотим заключить сепаратный мир?
— Действительно, ваше величество, я слышал об этом, не придавая большого значения слухам: мало ли какая ложь в ходу!
— Императрица очень задета подобными инсинуациями. Это гнусная клевета. Я позволяю повторить мои слова всем, кто будет заговаривать с вами на эту тему.
Не в силах усидеть, разгневанный император поднялся и принялся ходить по кабинету. Игнатьев также встал.
— Сидите, полковник, — резко сказал Николай. — Мне надо немного подвигаться.
И он долго еще мерил шагами кабинет, куря одну папиросу за другой, а удивленный Игнатьев следил за ним глазами, удивленный, что эта клевета так глубоко ранит царя. Наконец тот успокоился.
— Прошу вас, полковник, — тоном приказа сказал он, — по возвращении во Францию провести глубокое расследование, чтобы узнать источник этих слухов. Используйте все ваши связи и не останавливайтесь перед расходами, чтобы добиться результата…
26 ноября полковник Игнатьев выехал в Париж. Выполнять просьбу-приказ императора он начал уже по дороге. На пути в столицу Франции он сделал остановку в Лондоне, где у него в то время работал один из лучших агентов, очень способный к разведке и большого ума человек. Там Игнатьев приказал провести тщательное расследование источников слухов о сепаратном мире. Такое же задание получил другой агент, из высших кругов Лондона, имевший большие связи среди политиков.
В Париже Игнатьев рассказал о задании бывшему начальнику 2-го бюро Генштаба Франции полковнику Губэ. Тот ничего определенного не знал, однако пообещал попытаться воздействовать на цензуру, чтобы публикации на эту тему были запрещены во французской прессе. После этих подготовительных действий Игнатьев приступил собственно к расследованию.
Поиск источника слухов — дело чрезвычайно сложное. Повсюду Игнатьев и его люди натыкались на стену. На вопросы им отвечали: «Кое-кто так говорит», однако этот неуловимый «кое-кто» не имел ни лица, ни имени. Однако постепенно картина стала проясняться. Множество мелких штрихов указывали на то, что слухи имели источник в Голландии и Швейцарии. В «банковской столице» у Игнатьева было два десятка агентов, так что задача упрощалась. Полученная в конечном итоге информация вывела разведчиков на две крупные германошвейцарские газеты, однако столь солидные издания не могли сами выдумать такую важную информацию. Одна из этих газет была «Бернер Тагеблатт», официальный орган Швейцарского Федерального совета и одновременно германской миссии в Берне.
Два лучших сотрудника Игнатьева занялись поиском связей в этих газетах. В конце концов одному агенту удалось подружиться с редактором одной из газет — подружиться до такой степени, что тот позволил ему тайно присутствовать при встрече с неким германским дипломатом. Редактор перевел разговор на слухи о сепаратном мире и достаточно ловко вызвал немца на откровенность, так что дипломат долго и горячо доказывал ему необходимость убедить иностранное общественное мнение в достоверности этих слухов, намекая, что они идут из официального источника. Эти и другие сведения убедили Игнатьева в том, что слухи эти исходили из германского Генштаба или министерства иностранных дел. Свой доклад Игнатьев закончил словами немецкого дипломата, переданными ему агентом: «Нам не интересно знать, что русский император не хочет заключать сепаратный мир. Нам важно, чтобы верили этим слухам, которые ослабляют положение России и одновременно ее союзников. Вот то единственное, что нам нужно и что мы ожидаем от вас…»[49] — говорил он редактору газеты.
Выполнение задания императора заняло менее двух месяцев.
Итак, в конце 1916 года Игнатьев вернулся в Париж. Теперь он был начальником русского отделения Межсоюзнического бюро и «заведующим агентурой всех фронтов и армий». В первую очередь он решил провести рекогносцировку собственных агентурных организаций.
За время его отсутствия группа художника Швамберга развалилась окончательно. На грани исчезновения была и группа сербского офицера — впрочем, ни та ни другая так никогда толком и не работали. Зато «католическая» организация Костэляра, против ожидания, разрослась и окрепла.
Сеть Гартинга, составлявшая основу всей организации Игнатьева, пострадала от арестов. Он решил разделить ее на три группы, что и было сделано в течение первой половины 1917 года. Руководитель первой группы, имевший псевдоним «Борисов», был достаточно крупным деятелем, промышленником и журналистом, работавшим в Германии. «Пьер» занимался исключительно польскими делами и саботажем. Третья группа, «Малера», была организацией анархистов, которые имели агентов в германской армии и передавали ценные сведения — кстати, не зная, что работают для России.
Организация Лебедева также работала успешно. У нее была своя специфика. «Кроме сведений общего военного характера, — писал в докладной записке Игнатьев, — они вертятся в среде отпускных офицеров, следя за отправлением их на фронт, и таким образом добывают сведения. Один из осведомителей работает таким же образом в госпиталях. Эта группа имеет свой оборудованный центр на австро-швейцарской границе для переноса сведений»[50].
«Масонская» организация понесла тяжелую потерю — умер ее руководитель Л. А. Ратаев. С большим трудом Игнатьеву удалось наладить связи с агентами и продолжить дело. С каждым из людей Ратаева приходилось работать лично, ибо ни на что другое они не соглашались. Впрочем, люди это были со связями и хорошо осведомленные, так что дело того стоило.
Организация «Гаврилова» пережила крупный провал — два ее серьезных агента в Австро-Венгрии были расстреляны, один пропал без вести, несколько человек в Швейцарии арестовано. Впрочем, она оправилась на удивление быстро и теперь состояла из четырех агентурных групп, наблюдавших за железнодорожными линиями Германии, а также имевших объездных агентов в Западной Пруссии, Курляндии, Литве и Польше. В целом у нее было семь резидентов. Кроме названных, имелась так называемая «маленькая организация» в распоряжении «Пети», которая работала по опросу дезертиров.
В январе 1917 года Игнатьев получил приказ штаба Юго-Западного фронта — вести разведку против одной лишь Австро-Венгрии. Все организации, кроме последней, «Гаврилова», удалось переключить на решение только этой задачи. Последнюю же пришлось передать Западному фронту.