Элита русской разведки. Дела этих людей составили бы честь любой разведке мира — страница 33 из 95

Реденс

капитан государственной безопасности Сорокин

7 декабря 1937 года


Над его головой сгущались тучи. Фальшивка Реденса и Сорокина сработала.

1 января 1938 года Быстролетова отстранили от должности в НКВД, в марте направили служить в Торговую палату, а 18 ноября арестовали. Машина сталинских репрессий действовала безостановочно и выметала людей подчистую. Однажды на допросе присутствовал Ежов — тот самый, который год назад стискивал его в объятиях. Узнав, что следователи обвиняют Быстролетова в том, что он был шпионом четырех держав, нарком произнес: «Мало!» И вышел. И тогда палачи Соловьев и Шукшин железным тросом со стальными шариками на концах принялись еще усерднее выколачивать из жертвы нужные им признания. Они сломали ему ребра, проломили череп, сапогами разорвали мышцы живота, выбили зубы.

«Чувствуя, что умираю, я, желая выиграть время, признался в том, что надиктовал Соловьев».

Вот они — протоколы тех страшных допросов. Тоже аккуратно подшиты в «дело». Вчерашний разведчик-нелегал охотно «признается» в том, что в Праге вступил в эсеровскую организацию, вел активную антисоветскую деятельность, вербовал из числа бывших белогвардейцев своих сторонников, а затем «пролез в Торгпредство для шпионской работы».

Этот документ содержит много интересного. По-видимому, в дело подшит не просто рабочий протокол одного из допросов, а запись итогового разговора садиста-следователя с искалеченным арестантом, готовым подписать любую ложь, лишь бы прекратились мучения. К примеру, звучит вопрос: «Скажите, сколько раз и с какой целью вы стремились вступить в ВКП (б)?» И Быстролетов с готовностью полуидиота отвечает: «Для облегчения своей контрреволюционной деятельности в Праге в 1925 году я сразу же пытался пролезть в партию… Однако парторганизация оказалась достаточно бдительной, и попасть в партию мне не удалось. После того, как я вторично был завербован в английскую разведку, то в 1938 году… был поставлен вопрос о том, что мне необходимо постараться пролезть в партию».


Из автобиографии

Я получил 20 лет заключения и 5 лет ссылки (25 лет тогда еще не давали). Через 10 лет меня вызвали в Москву, якобы для подтверждения моих показаний… Был посажен на три года в Сухановку для пытки одиночеством. Там у меня начался тяжелый психоз, и я ослеп. После трехлетнего заключения в каменном мешке лечился в больнице при Бутырской тюрьме. Был отправлен в спецлагеря (Озерлаг в Тайшете и Камышлаг в Омске). Перенес два паралича. Как неизлечимый больной был в 1954 году досрочно освобожден, а в феврале 1955 г. — реабилитирован.

Невероятными усилиями воли сумел в какой-то мере восстановить трудоспособность, но КГБ отказал мне в выдаче пенсии и документов об образовании. Я очутился на улице. Много выстрадал в Москве, без жилья, голодный и нетрудоспособный. Меня поддержала б[ывшая] заключенная, которую я, как врач, когда-то спас от смерти в Сиблаге.

Заключение не озлобило меня, но сделано более разумным и дальновидным.

А с другой стороны, с работой в разведке и с ИНО связаны лучшие годы моей жизни. Я горжусь ими, и от теперешних работников КГБ слышал слова: «Мы хотели бы быть такими, как вы. Вы — пример для нас». Я имею право гордиться сделанным!

Я рад, что вернулся в СССР на гибель. Сознательно вернулся, выполняя долг патриота. Следователь Соловьев, узнав, что я имел за границей много паспортов и денег и все же вернулся, как он говорил, «за советской пулей», кричал мне, что я — дурак. Ну, что ж, может быть, я и дурак, но дурак доверчивый, принципиальный и гордый: если возвращение — глупость, то и ею я искренне горжусь! Я считаю, что прожил жизнь хорошую, и готов прожить ее так же еще раз.


28 октября 1968 года.

Председателю КГБ СССР

товарищу Андропову Ю. В.

Глубокоуважаемый Юрий Владимирович, полное равнодушие и безразличие к судьбе моего бедного больного парализованного мужа заставило меня обратиться к вам… Быстролетов Дмитрий Александрович — полузабытый герой нашей разведки в предвоенные годы. Оба мы старики, многие тяжелые годы прожившие вместе. Мы инвалиды первой и второй группы. Нам вместе около 150 лет.

Во время допросов мой муж был изувечен избиениями — ломали ребра, голод, этапы при сильных морозах. Два инсульта. 26 октября 1954 года он приехал в Москву. При первой группе инвалидности его приютил медицинский реферативный журнал, где при знании 22 иностранных языков Быстролетов, больной старик, проработал языковым редактором до 1974 года, пока не был снова парализован. Он инвалид, работать не может — потеря речи и другие осложнения.

Вместе мы получаем пенсию соцстраха. На жизнь и лекарства ее не хватает. Учитывая все вышеизложенное, прошу вас о назначении моему мужу Быстролетову Д. А. персональной пенсии.

Иванова Анна Михайловна.


Справка

Тов. Быстролетов Д. А. скончался 2 мая 1975 года и похоронен на Хованском кладбище.

Вот и все.

Перевернута последняя страница двухтомного личного дела закордонного разведчика Дмитрия Быстролетова. Окончена жизнь.

Незадолго до кончины руководством КГБ старику была выделена двухкомнатная квартира и оказана материальная помощь. Поздно оценили сделанное разведчиком. Не было у него ни наград, ни офицерского звания.

Одиннадцать лет его считали одним из лучших агентов. Шестнадцать последующих он провел за колючей проволокой. Дальше надо бы написать, что Дмитрий Александрович не потерял веры, не упал духом. Да, это так. Но мы-то потеряли человека.

Он мог стать писателем. Художником. Ученым. Врачом. Мореходом. Переводчиком. Актером. Все у него получалось — за что бы ни брался.

Стал разведчиком. Судьба? Может быть…

В. СНЕГИРЕВ

Стефан Ланг (Арнольд Дейч)

Его имя и жизнь долгие годы оставались засекреченными. Таковы нормы, принятые в разведке. В разведке его называли Стефаном Лангом. Именно он создал, «крестил», подготовил великолепную группу асов разведки, известную как «кембриджская пятерка».

В отчетах Ланга, адресованных Центру, он докладывает о своей работе по созданию разведывательной сети, о своих помощниках:

«Все они пришли к нам по окончании университетов в Оксфорде и Кембридже. Они разделяли коммунистические убеждения. Это произошло под влиянием широкого революционного движения, которое за последние годы захватило некоторые слои английской интеллигенции и в особенности две крепости английской интеллектуальной жизни — Кембридж и Оксфорд…

80 % высших государственных постов заполняется в Англии выходцами из Кембриджского и Оксфордского университетов, поскольку обучение в этих высших школах связано с расходами, доступными только богатым людям. Отдельные бедные студенты со стипендиями — исключение. Диплом такого университета открывает двери в высшие сферы государственной и политической жизни страны».

Действительно, путь в это общество обычно лежит через знаменитые английские колледжи и университеты.

Из стен Кембриджского и Оксфордского университетов, основанных в XII–XIII веках, вышли великие английские ученые, многие государственные деятели. В Оксфордском университете получили образование более двадцати премьер-министров Великобритании.

Думаю, это поможет понять, почему Стефан Ланг занялся именно Оксфордом и Кембриджем.

А теперь познакомимся с ним поближе.

Начало XX века. Австро-Венгерская империя. Монархия с трудом удерживала под короной Габсбургов составлявшие ее нации, ее разрывали внутренние конфликты. Ярослав Гашек, будущий автор бессмертного «Швейка», уже публиковал свои юношеские рассказы, собирался в путешествие по Словакии, которую позже назовут белой колонией в центре Европы. Там в 1904 году в учительской семье родился мальчик, которого назвали Арнольдом. Через годы Арнольд Дейч стал Стефаном Лангом.

Его формировали революционные годы. В 16 лет Стефан — член Союза социалистических студентов, он готов, по его собственным словам, вариться в революционном котле. В 1924 году вступает в Компартию Чехословакии.

Следующая ступенька на жизненном пути — Венский университет. Стефан получает диплом доктора философии.

Он уже выполняет задания подпольной организации Коминтерна в Вене. Выезжает в качестве курьера и связника в Румынию, Грецию, Сирию, Палестину. Пароли, явки, обнаружение и уход от слежки — вся эта школа пригодилась Стефану в его будущей профессии разведчика.

В январе 1932 года Ланг в Москве. Можно предположить — не случайно. Друзья рекомендуют его в советскую разведку — Иностранный отдел (ИНО), который возглавляет один из соратников Ф. Э. Дзержинского — А. X. Артузов.

Практика работы в подполье, навыки конспирации, знание нескольких иностранных языков сократили срок его подготовки. Уже в октябре 1933 года Ланг получает задание — обосноваться в Лондоне и начать активную работу. Здесь он поступает в университет, изучает психологию.

Учеба дала возможность заводить широкие связи среди студенческой молодежи, подбирать помощников. Стефан понимал: нужны выходцы из высшего общества. Но в Лондонском университете таких не было. Он обстоятельно изучает систему подбора чиновников и специалистов в ведущих государственных учреждениях. И, подводя итоги, направляет в Центр аналитическую записку.

«Шансы кандидатов, в конечном счете, зависят от их происхождения, окончания одной из аристократических средних школ и получения высшего образования в Кембридже или Оксфорде, рекомендаций высокопоставленных лиц, политической благонадежности, — пишет Стефан. — Но могут быть не менее важны связи родителей и те связи, которые сами студенты заводят среди людей своего круга».

«Разумеется, — продолжал он, — на работу принимаются главным образом наиболее надежные и способные выходцы из правящих классов. Для сохранения видимости соблюдения буржуазией демократичности указанные государственные должности даются также некоторым кандидатам из средней и мелкой буржуазии, причем решающим фактором являются якобы способности («дорога деловым людям»). Одновременно правящая буржуазия надеется таким образом использовать для себя наиболее способных людей из этой среды».