А дальше — толкового, смышленого, грамотного молодого человека приметили оперативные работники из Иностранного отдела. Начав со скромной должности делопроизводителя, Коротков быстро вырос в полноправного сотрудника, вначале достигнув ступеньки помощника оперуполномоченного, а затем и оперуполномоченного — основной «боевой единицы» в системе разведки и контрразведки.
Советская внешняя разведка ОГПУ-НКВД[64] в ту пору, вплоть до ее разгрома собственными коллегами по наущению свыше в 1937-м и последующих годах, без сомнения была сильнейшей в Европе. Следовательно, и в мире, поскольку США тогда зарубежной разведки не имели вообще, а сильное ФБР (Федеральное бюро расследований) по закону имело право действовать только на территории страны и боролось главным образом с организованной преступностью.
В Иностранном отделе работали подлинные асы разведки, люди талантливые и беспредельно преданные Отечеству. Контрразведку (КРО) и разведку (ИНО) много лет возглавлял легендарный Артур Артузов. Под его руководством было проведено несколько десятков успешных контрразведывательно-разведывательных операций, в том числе ставшие эталонными «Трест» и «Синдикат-2», на заключительных этапах которых были выведены на территорию СССР Сидней Рейли и Борис Савинков.
Работали в КРО-ИНО (между этими двумя основными отделами ОГПУ-НКВД имела место постоянная ротация кадров) Андрей Федоров, Отто Штейнбрюк (бывший капитан австро-венгерской армии, оказавшийся в русском плену и навсегда оставшийся в нашей стране), Сергей Пузицкий, Григорий Сыроежкин, Роман Бирк, Наум Эйтингон, Василий Зарубин, Дмитрий Быстролетов, врач и художник, свободно владевший двадцатью с лишним иностранными языками.
ИНО, как и военная разведка Наркомата обороны, располагал мощной и разветвленной агентурной сетью во всех стратегически и тактически важных странах мира. Примечательно, что в подавляющем большинстве агенты работали на идейной основе, это были искренние и бескорыстные друзья Советской страны, в которой видели прообраз будущего государства всеобщей свободы, подлинного равенства и братства трудящихся. Позднее — как единственную политическую и военную силу, способную противостоять фашистской угрозе. К примеру, именно на этой основе стали сотрудничать с советской разведкой крупный немецкий ученый-экономист Арвид Харнак, будущий создатель и руководитель берлинской «Красной капеллы», английский аристократ Ким Филби.
Характерно, что на такое же сотрудничество пошли и некоторые бывшие враги Советской власти, разочаровавшиеся в Белом движении. Такой путь, как и многие другие, прошел боевой врангелевский генерал Николай Скоблин (в этом решении его поддержала жена — знаменитая певица Надежда Плевицкая).
Специальной разведывательной школы в ОГПУ-НКВД тогда еще не было. Молодым сотрудникам приходилось учиться тонкостям и премудростям профессии у старших товарищей в процессе работы.
Именно так овладевал ею и Александр Коротков. За единственным исключением: немецкий на индивидуальных занятиях ему преподавала свободно владевшая этим языком Мария Вильковыская. Закончилось это учение тем, что Коротков научился прекрасно говорить, читать и писать по-немецки, а в завершение цикла — женился на молодой преподавательнице.
В 1933 году в составе оперативной группы «Экспресс» Коротков был направлен в свою первую нелегальную загранкомандировку во Францию. Руководил группой «Швед» — опытнейший разведчик Александр Орлов (Никольский, Фельдбин). Во Францию группа из четырех человек прибыла после промежуточного пребывания в Австрии и Швейцарии. В Вене Коротков превратился в уроженца Кракова Карла Рошецкого. С этим документом «Длинный» (таков был оперативный псевдоним Короткова) поступил в Париже в Центральную радиошколу, а также записался вольнослушателем в знаменитую Сорбонну — почему-то на курс антропологии.
Документы «Рошецкому» изготовил в Москве крупнейший специалист этого дела Павел Громушкин, и ныне здравствующий. Через девять лет именно Громушкин выправил документы на имя обер-лейтенанта Пауля Вильгельма Зиберта будущему Герою Советского Союза Николаю Кузнецову.
С нелегальных позиций Короткову пришлось поработать и во второй своей загранкомандировке, и так же успешно. В Германии, в частности, на связи с ним был особо ценный агент Ганс-Генрих Куммеров («Фильтр») — крупный инженер. Благодаря «Фильтру» советская разведка получила важную информацию о создании в Германии новых образцов артиллерийского и химического оружия, а также военных радиоприборов.
Примечательно, что задание группе «Экспресс» разработал лично Артур Артузов, а утвердил сам председатель ОГПУ Вячеслав Менжинский.
Уже после войны Александр Коротков много лет стоял во главе нелегальной разведки и серьезно реорганизовал ее. Это самое засекреченное управление (в разные годы носившее название «1-Б» и «С») всегда возглавляли опытнейшие высшие офицеры. Сами они до назначения на этот пост, как правило, работали «в поле» под легальным прикрытием: дипломатов в посольствах и консульствах, во внешнеторговых представительствах. Коротков стал первым и единственным, кто имел собственный опыт оперативной работы за рубежом с нелегальных позиций.
Если спросить на улице десять случайных прохожих, каким они представляют разведчика, девять назовут в качестве примера именно нелегала. Из реально существовавших — Конона Молодого (Лонсдейла, «Бена»), Вильяма Фишера (Абеля, «Марка»), Николая Кузнецова (обер-лейтенанта Зиберта, «Колониста», «Пуха»). Назовут и вымышленных персонажей, героев популярных кинофильмов: майора Федотова («Подвиг разведчика»), Ладейникова («Мертвый сезон»), Исаева-Штирлица из «Семнадцати мгновений весны»).
И это не случайно, а закономерно. Поскольку именно в нелегале концентрируются в наибольшей степени все общие и специфические качества, свойственные профессии разведчика.
Работа разведчика-нелегала за рубежом, «в поле», коренным образом отличается от повседневной деятельности сотрудника легальной резидентуры. Последний, будучи гражданином своей страны, снабжен ее подлинными документами, работает под прикрытием официальных учреждений своего государства или даже международных организаций, вроде ООН, порой защищен дипломатическим иммунитетом.
Нелегал же находится за рубежом с паспортом иностранного государства, с официальным представительством своей страны никак не связан. Перед местной властью он фактически беззащитен. В стране с авторитарным политическим режимом его могут тайно арестовать, пытать, а то и ликвидировать без огласки. Даже зная о его аресте, посольство родной страны не может официально ему ничем помочь (разве что через надежного посредника нанять хорошего адвоката). В случае осуждения за шпионаж нелегалу остается только уповать на то, что ему сумеют организовать побег (что всегда весьма проблематично), либо надеяться, что его через несколько лет обменяют на захваченного разведчика того государства, чьим строго охраняемым «гостем» он пока является. Но такая практика обмена разведчиками стала обычной лишь после Второй мировой войны.
Нескольких нелегалов, раскрытых контрразведкой страны пребывания, удалось своевременно спасти от ареста. Некоторые, как супруги Михаил и Галина Федоровы («Сеп» и «Жанна»), благополучно вернулись на Родину после нескольких лет работы за рубежом так и нераскрытыми.
В 1937–1938 годах советская разведка, и внешняя, и военная, понесла огромные, трудновосполнимые потери. В ходе массовых, необоснованных репрессий погибли многие выдающиеся разведчики, сотрудники всех легальных и нелегальных резидентур, а также центрального аппарата Главного управления госбезопасности НКВД СССР и Разведупра Наркомата обороны. На два-три года была утрачена связь с ценными агентами, в том числе в странах, потенциальных противниках СССР в будущей и, как оказалось, близкой войне.
Достаточно сказать, что к 1940 году в берлинской резидентуре работали всего два молодых, малоопытных сотрудника, из которых лишь один владел немецким языком. Легальным резидентом в Германии был Амаяк Кобулов, младший брат Богдана Кобулова — ближайшего сподвижника наркома Лаврентия Берии. Благодаря этому родству он и попал на пост, который ранее всегда занимали опытные, высококвалифицированные разведчики. Образование Кобулова ограничивалось пятью классами неполной средней школы и курсами счетоводов. Немецкого языка, равно как истории, культуры, традиций Германии, он не знал, ими не интересовался и главную свою задачу видел в специфическом наблюдении за сотрудниками полпредства[65] и иными советскими гражданами, работавшими в стране.
Справедливости ради надо отметить, что нарком НКВД Берия, человек циничный, прагматичный и умный, прекрасно знал цену своему выдвиженцу. А потому, направив летом 1940 года в Берлин Короткова, дал ему понять, чтобы, соблюдая должную субординацию по отношению к резиденту, тот работал вполне самостоятельно. Более того, предоставил право в случае необходимости связываться с ним напрямую, минуя все промежуточные инстанции.
В Берлин Коротков приехал со служебным паспортом на имя Владимира Петровича Коротких (оперативный псевдоним «Степанов») с ответственным заданием восстановить прерванные связи с особо ценными агентами.
Несмотря на подписанный в августе 1939 года Пакт о ненападении между СССР и Германией и другие соглашения между двумя странами, начальник ГУГБ НКВД СССР Всеволод Меркулов, новый глава разведки Павел Фитин и его заместитель, опытный, хоть и молодой разведчик Павел Судоплатов осознавали близость войны и делали все, чтобы в кратчайшие сроки восстановить утраченные разведывательные позиции. И не только в Германии. За военными приготовлениями Гитлера внимательно следили, используя местные возможности, советские разведчики в Великобритании, Швеции, Италии, других странах.
Вопреки распространенному мифу, нарком Лаврентий Берия трезво оценивал обстановку. В конце концов, именно к нему в первую очередь стекалась все более и более тревожная информация от многих источников. Разумеется, германские спецслужбы, и абвер, и СД, подбрасывали по своим каналам советскому руководству дезинформацию, с точки зрения ее изготовителей, достаточно убедительную. Однако по степени достоверности, солидности, проверенности она никак не могла перевесить данные, поступающие от надежных, ценных источников советских легальных и нелегальных резидентур. Посему не приходится всерьез принимать высказывания некоторых литераторов и даже историков о том, что якобы Сталин попал под влияние нацистской «дезы». Не соответствует истине и переходящее из одной публикации в другую утверждение, что нарком Берия обещал Сталину, занявшему в мае 1941 года пост Председателя Совнаркома СССР, «стереть в лагерную пыль» посла в Германии Владимира Деканозова за его «панические донесения». Деканозов был выдвиженцем Берии, много лет вместе с ним работал в Грузии и до назначения в Наркомат иностранных дел заместителем наркома, а затем по совместительству послом в Берлин, был начальником разведки в НКВД.