Есть еще одна версия о местах командировок нелегала. Публика у нас в стране читающая и отзывчивая. На мои очерки о «полковнике Абеле», опубликованные в больших российских газетах, откликались ворохом писем с просьбой рассказать о нем еще. Присылали и доказательства своего знакомства с семьей разведчика. Одна исключительно доброжелательная и, судя по всему, немолодая дама вложила в конверт старую фотографию с коротким описанием людей, на ней изображенных.
Фотография конца 1920-х — начала 1930-х годов. На ней изображены: ее отец-разведчик; работавший с ним вместе Вильям Генрихович Фишер в шляпе; настоящий Рудольф Иванович Абель, тоже в шляпе. Позируют на мосту на фоне огромного здания. Характер постройки не оставляет сомнения — это Китай. Неужели Фишер и Абель познакомились еще тогда? Настоящий Рудольф Иванович Абель был там радистом, чего не отрицает его официальная биография. А откуда же взялся здесь Фишер? Фотография за давностью лет не слишком четкая.
Когда эта книга уже была готова, удалось уточнить: в Китае Фишер все же не был. На снимке — очень похожий на него человек.
Итак, Фишера вернули в Москву. Вызов в отдел кадров грянул 31 декабря 1938 года. Вильяму Фишеру без особых предисловий сообщили, что из органов безопасности он уволен. В годы ежовщины не то что увольняли, расстреливали сотнями. Тем более что Фишер, как и многие сотрудники ИНО, по происхождению иностранец. Жил за границей. Но кому было трудиться на нелегальную разведку, если не таким, как Вилли? Маниакальная подозрительность, объявленная бдительностью, становилась нормой. Тысячи преданных и проверенных людей уничтожали по доносу и без него по расстрельной разнарядке. Мог бы погибнуть и Фишер…
Есть все же одно объяснение, если не оправдывающее увольнение, то хоть как-то его обосновывающее. В качестве радиста Фишер работал с Александром Орловым. В кадрах ОГПУ-НКВД тот значился под псевдонимом Льва Лазаревича Никольского. Настоящая фамилия — Фельдбин, родился в 1895-м в Бобруйске. Вряд ли был тогда в ИНО разведчик удачливее Орлова — «Шведа». Сначала работа под прикрытием в Англии, Франции, Германии, затем уже в 30-х — нелегальный резидент в Австрии, Италии, снова во Франции. В 1937–1938 годах занимал важнейшую должность резидента НКВД и советника республиканского правительства в Испании. Там Орлов действовал решительно и жестко, иногда отменяя своей властью даже указания советского посла.
И вдруг Орлов исчез. В июле 1938-го его вызвали на советский корабль в Амстердаме, куда он не явился. Зато нарком безопасности Ежов, уже вовсю отстреливавший коллег «Шведа» по нелегальной разведке, получил письмо с парижским почтовым штемпелем. Опытнейший разведчик Орлов понял, что путь с корабля ему один — на сталинскую гильотину. Сам Орлов уже находился в США, а его послание, опущенное для конспирации кем-то из соратников в почтовый ящик советского посольства в Париже, больше походило на ультиматум. «Швед» требовал оставить в покое его мать и других родственников, живших в СССР. В ответ клялся, что не выдаст ни наших разведчиков, ни их агентов. Орлов-Никольский-Фельдбин добился своего: подразделение Павла Судоплатова, специализировавшееся на уничтожении предателей, его не тронуло. Молчание человека, опутавшего Западную Европу сетями советской разведки, спасло его родственников от репрессий.
Но подверглась чистке вся разветвленная система ино, чекистов расстреливали дома, выманивали из-за границы и тоже расстреливали. Побег Орлова еще больше развязал руки наркому Ежову. Были уничтожены многие с ним работавшие. Орлов действительно не выдал в 1957-м уже арестованного и сидящего в американской тюрьме Фишера, которого не мог не знать. Пощадил «Кембриджскую пятерку», других ценных агентов. Орлов мирно скончался в 1973-м в Штатах. Даже советская разведка простила беглеца в начале 70-х. Его невозвращение называли личной трагедией. Возвращаясь к Вилли Фишеру, скажем, что радист — шифровальщик «Шведа» отделался еще сравнительно легко.
Он переживал. Надо было кормить семью — дочку Эвелину, жену Елену. Несколько месяцев, а по другим данным, чуть не полтора года без работы. Фишер пишет письмо в ЦК, что по тем временам было смелостью невероятной: могли бы добавить к увольнению и тюрьму, да и что похуже — тут уж как бы обернулось. Но «повезло». Дело не пересмотрели, зато дали устроиться сначала старшим инженером на авиационном заводе, а потом даже давали подрабатывать переводами во Всесоюзной торговой палате.
В сентябре 1941-го Сталин, уже успевший казнить наркома Ежова, принял еще одно важное решение. Немцы стояли под Москвой, и он приказал срочно уничтожить еще не расстрелянных чекистов, разбросанных по лагерям. А некоторых, по представлению, кто полагает Лаврентия Берии, а кто и Павла Судоплатова, не только отпустили, но и вернули в органы. Среди горстки счастливчиков — будущий Герой Советского Союза Дмитрий Медведев, мирно живший в отставке на даче «по состоянию здоровья», Яков Серебрянский, доставленный на Лубянку прямо из лагеря, Вильям Фишер, в совершенстве владевший немецким…
Но вот так ли уж хотелось Фишеру обратно в органы? И здесь, никого не обижая, приведу одно свидетельство, которое в свое время услышал от людей, Вильяму Генриховичу близких. Свою работу на заводе Фишер вспоминал как едва ли не самый спокойный период жизни. Он наконец-то трудился под своим именем и обходился без явок, паролей и наружек. Но в сентябре 1941-го Вильям Генрихович снова появился в здании на Лубянке. Простили. Стремился ли он обратно в ЧК? Когда-то, в 1927-м, он взялся за рискованное дело и считал, что бросить такую работу, отказаться, даже после того, как его оскорбили, унизили, будет нечестно перед собственной совестью. И Вильям Фишер вернулся.
А чтобы покончить с темой увольнений и возвращений, забегу немного вперед. После вызволения из американской тюрьмы Фишер некоторое время работал в отделе Первого главного управления, название которого до сих пор упоминать не рекомендуется. Однажды, как рассказывал мне старинный, еще с военных лет друг Фишера, «Вилли вызвали в кадры. Конец 60-х. А говорили с ним будто с мальчиком-лейтенантом. Какой-то кадровик, даже не начальник отдела, сообщил о предстоящей отставке. Неужели не могли пригласить хотя бы к начальнику, поблагодарить…».
И это о человеке, после ареста которого директор ЦРУ Аллен Даллес писал: «Я бы хотел, чтобы мы имели таких трех-четырех человек, как Абель, в Москве». Вторил ему и директор Федерального бюро расследований США Эдгар Гувер: «Упорная охота за мастером шпионажа полковником Рудольфом Ивановичем Абелем является одним из самых замечательных дел в нашем активе».
Я долго беседовал с полковником, ныне, увы, покойным, Дмитрием Петровичем Тарасовым. Он занимался обменом Вильяма Генриховича на Пауэрса, в его отделе Фишер трудился после возвращения из США. Спросил, почему не присвоили подчиненному звание Героя Советского Союза. Оказалось, тогда «разведчикам Героев не присваивали. Медаль, памятный знак — и то давали сложно».
— Имя Абеля превратилось в легенду, однако Абель так и остался полковником, — не унимался я, бередя душу Тарасову, перенесшему несколько инфарктов и относившемуся к Фишеру с явной симпатией.
Насупившись, уйдя в себя, Дмитрий Петрович долго молчал. Потом выдохнул, словно выдавая военную тайну:
— Было представление на генерала перед его болезнью. Не успели. К несчастью.
В сентябре 1941-го Фишер вновь приступил к оперативной работе.
Существует интересная версия о заброске Фишера в тыл к фашистам. Ее автор не кто-нибудь, а близкий друг Фишера и тоже разведчик-нелегал Конон Молодый, действовавший в Северной Америке под именем Бена — Гордона Лонсдейла. Если верить его воспоминаниям, юный тогда Молодый, заброшенный в немецкий тыл, был арестован и доставлен на допрос. В допрашивавшем его офицере-фашисте Конон узнал Вильяма Генриховича Фишера. Тот не стал долго мучить пойманного советского парашютиста. Чуть не пинками до блеска начищенных, как и полагалось, сапог выпихнул опешившего Молодого из комнаты, а на крыльце еще раз добавил по мягкому месту, и очень крепко.
Правда или мистификация, которые столь любил Молодый? Думаю, что это все же вольный полет фантазии. Известно, что во время войны Вильям Фишер служил в Четвертом управлении НКВД-НКГБ СССР, начальником которого был Павел Судоплатов. Павел Анатольевич — человек и талантливый, и безжалостный — руководил не только партизанскими и разведывательно-диверсионными операциями в тылу врага, но и направлял всю работу агентурной сети на территории рейха и его союзников. Так что записки, скорее литературные, чем оперативные,
Молодого выглядели бы вполне правдоподобно, если бы не опровергались в середине 90-х некоторыми работниками одного из управлений Службы внешней разведки (СВР) России. Доводы звучали убедительно. Фишер обучал молодых разведчиков, агентов диверсионному делу, быстро натаскивал начинающих радистов, допрашивал немецких пленных. Тех, в ком еще теплилась совесть, перевербовывал. Но за линию фронта не забрасывался.
Но время идет, и совсем недавно, летом 2003 года, довелось мне узнать, что, видимо, Фишер все же надевал и фашистскую форму. Из секретных архивов было разрешено всплыть героическому эпизоду. В середине 1944 года немецкий подполковник Шорхорн попал в плен. Его удалось перевербовать и затеять мощнейшую по размаху операцию по отвлечению крупных сил немцев. По легенде, подброшенной противнику ведомством Павла Судоплатова, в белорусских лесах действовало крупное подразделение вермахта, чудом избежавшее плена. Оно якобы нападало на регулярные советские части, сообщало в Берлин о перемещении советских войск. Нападение на наши войска — сплошной вымысел, которому в Германии тем не менее поверили. А вот регулярную связь с Берлином блуждающая в лесах небольшая группа немцев действительно поддерживала.
Именно переодетый в форму фашистского офицера Вильям Фишер и вел вместе со своими и с перевербованными немецкими радистами эту сложнейшую игру. Фишер вместе с группой блуждал по тылам советских войск. Следил, чтобы перемещающиеся под строжайшим контролем нашей разведки немцы регулярно передавали в Берлин полную дезу, умело замаскированную и вовремя преподносимую. Операция, проводившаяся в Белоруссии, получила название «Березина». Немцы сбрасывали в тыл для своей группировки десятки тонн оружия, боеприпасов, продовольствия. Более двух десятков прибывших в распоряжение Шорхорна диверсантов были арестованы, некоторые перевербованы и включены в радиоигру. В ней Фишеру с его знаниями немецкого и досконально освоенной специальностью радиста отводилась важная роль. И сыграна она была столь филигранно, что лично Гитлер произвел дурачившего его Шорхорна в полковники, а Фише