В отдельной коробке небрежно валялись пачки отпечатанных долларовых полтинников и россыпь. Я поднесла одну купюру к глазам. На мой взгляд, все нормально, господин Грант выглядел очень убедительно. Но Леша предупредил, что коробка с красной полосой – брак. Для продажи это художественное творчество может подойти, а для личного пользования – ни в коем разе.
Нужная мне коробка стояла рядом, заполнена купюрами по сто и двадцать евро в банковских пачках. Чего уж тут мелочиться? Полмиллиона надо взять? Возьмем. Всю коробку возьмем.
Недавно я совершенно случайно узнала: одна купюра евро весит один грамм. В коробке, как показывают электронные весы, четырнадцать килограммов восемьсот граммов. Это что же? Полтора миллиона без мелочи? Классно. Еще не знаю, куда их потрачу, но думать об этом приятно.
Переместившись из типографии в подпол, я поставила коробку с деньгами между двумя пластиковыми бочками. Вино и деньги. Душераздирающее зрелище.
Пятнадцать килограммов – не так уж и много. Затаскивать коробку было тяжело. Да и от самого сознания, что вот так, у себя из-под ног, я достала деньги, и от того, что денежная кормушка – типография оказалась до опасности рядом, я очень, очень устала.
Папа сегодня приехал в обед, забрал вновь приготовленные вещи и отбыл на дачу. Люблю заниматься делами с отцом. Молча работает, не донимая советами и проверками. Отвез полтора миллиона на дачу, сложил в кладовке и даже не успел испугаться. Миллион долларов я рассовала в три коробки с кухонной утварью.
Вечером, выгуливая Стерву, я мечтала о завтрашней встрече с Алексеем – и в груди начинало оттаивать отчаяние… пока на меня не кинулась радостная Зорька. Хорошо, что часть ее счастья досталась Стерве, а то, после окончания изъявления ею чувств, я вполне могла бы оказаться в мокром снегу.
…Поводок Зорьки держала Лариса. Смотрела она на меня с искренней ненавистью.
– Привет, хромоногая, – хмыкнула она. – Ишь ты, какая у тебя занятная тросточка. И как же Лешу угораздило с тобой связаться?
Хотелось прошипеть ей в лицо: «Чтоб ты провалилась!!!», но я человек вежливый и, почти улыбаясь, лишь пробормотала сквозь зубы: «Здравствуйте».
– Слышь, вежливая, когда Лешку моего увидишь, скажи, чтобы домой заглянул, мне с ним поговорить надо, – нарочито небрежно заявила Лариса.
О! Это известие мне понравилось. Значит, Леша Ларису не навещал.
– Я долго не увижу Алексея, он в командировке, – с радостью сообщила я.
Выглядела Лариса на «пять с плюсом». Короткая лисья шуба, джинсы на длинных стройных ногах, дорогие сапоги.
– Чего смотришь? Завидно? – Лариса подмигнула заглядевшемуся на нее мужчине. – Правильно, не третий сорт. Ты чего в землю-то уставилась? Я тебе говорила, что он мой? Говорила. Он же тебе врал все время. Разыграли тебя как по нотам.
Нестерпимо больно было видеть свою соперницу в отличном настроении. Но я продолжала игру и спокойно сказала:
– Леша сказал, что ты ему надоела. И возвращаться к тебе он не собирается.
С лица Ларисы сползла снисходительная улыбочка.
– Ой, как ты серьезно его слова воспринимаешь, – скривилась красавица. – Да он же хозяин своего слова – сам дал, сам взял. Короче: как объявится, скажи, что жду звонка, иначе на неприятности нарвется.
Я пожала плечами. Две минуты разговариваю с человеком, и надо же: он уже надоел мне до чертиков.
– Лариса, у него есть ваш телефон, – архивежливо произнесла я. – Захочет – позвонит. И не впутывайте вы меня больше. Я переезжаю, решила новую жизнь начать. Без Алексея.
– Это правильно, такой мужик не для тебя, – уже веселее сказала Лариса, отходя от меня.
Настроение после разговора с нею упало ниже плинтуса, ниже пола лоджии, ниже гребаной типографии…
Вечером с работы приехали усталые Мила с Костей, сразу уселись за кухонный стол. Им негде было встречаться, кроме как у меня, но и передо мной было не совсем удобно.
– Чего стесняетесь? – Я складывала в коробку расписные разделочные доски. – Проходите, ужин за вами.
– Я полуфабрикаты купила! – радостно заорала Мила, вытаскивая из сумки и быстро засовывая в микроволновку упаковки с едой. Параллельно она сервировала стол. Идеальная хозяйка.
Костя даже не вздрогнул от ее голоса. Привык. Он положил между тарелками тяжело звякнувшую связку ключей от квартиры Алексея:
– Держи, это дубликат. Сергей Дмитриевич велел тебе отдать. Наши обшарили каждый сантиметр – денег ни настоящих, ни фальшивых не обнаружили.
– Спасибо. – Я двинула ключи обратно к Косте. – Неизвестно, когда Леша объявится, но не в ближайшие месяцы точно. Живите с Милой, только за коммунальные услуги не забывайте платить.
Мила моментально схватила ключи и, счастливая, летала по кухне. Периодически она бросалась мне на шею, благодарно целовала.
Глава 24Я открываю ловушку
В заводоуправлении пришли на меня смотреть два отдела. При виде шубы секретарша директора, пившая кофе с печеньем, потеряла аппетит. Пришлось выпить три чашки чая в разных компаниях для удовлетворения любопытства. Лена трогала меня за пиджак трикотажного костюма и зудела:
– Ты похудела-то как. Здорово. Я тоже собираюсь. Ты оделась-то как. Здорово. Я тоже хочу. Ты о работе-то новой расскажи, когда устроишься, мне тоже надо.
Выдержать ее напор мне помогала только мысль о скором расчете. Я всеми фибрами души радовалась своему решению об уходе.
Жена слесаря, Ульяна Дмитриевна, смотрела на мои руки, пока я писала заявление об уходе. Ей не верилось в свою удачу.
Сначала она сидела в приемной директора, ожидая меня с самого утра, и смотрела в окно, поджав сухие губы и оглядывая всех с подозрительностью.
После подписи бумаги у замдиректора она зашевелилась, накатала встречное заявление о назначении на должность завхоза, получила на него одобрение и с ходу предложила сбегать за шампанским. Неподдельное счастье было написано на ее лице. Слесарь Стас появился в обед, поздравил жену с повышением.
Дело не в том, что кесарю кесарево, а слесарю слесарево. Эта женщина будет на своем месте и принесет больше пользы, чем я, запустившая, если честно, на комбинате фронт помывочно-ремонтных работ.
Провожание меня с комбината могло затянуться на весь день, но эстафету переняла Ульяна Дмитриевна, встречно начав отмечать свое назначение. Я под предлогом того, что за рулем, отказалась от алкоголя и «аллюром три креста», опираясь на резную трость, сбежала из заводоуправления.
Пристроив палку на заднее сиденье, я подняла голову к окнам офиса. Десяток голов любопытствующе скучился за большим стеклом. С удовольствием помахав им на прощание, я осторожно села в машину и газанула, надеясь больше никогда не увидеть ЖБК изнутри.
До назначенного Алексеем срока оставались два долгих часа. Не спеша доехав до дома, я вытащила Стерву из теплой квартиры и побрела по бульвару, прижимая к ноге типовой пакет, забитый под завязку пачками валют.
Через несколько минут рядом тормознула синяя «восьмерка». Дверца передо мной открылась, и Стерва привычно полезла на заднее сиденье, но я одернула ее, взяла на руки, а сумку с деньгами положила на переднее сиденье.
– Здесь полмиллиона. Прощай.
Алексей перегнулся через сиденье и схватил мою руку:
– Не дури, сядь.
Не найдя сил для сопротивления, я села в машину, прижав к себе собаку.
Брови Алексея изогнулись возмущенными змеями, лицо стало гневным:
– Что случилось? Почему такой тон?
Измучившись за последнюю неделю от непривычных эмоций, я не выдержала и на самом деле заговорила истеричным тоном:
– Мне надоела твоя ложь! Ты уедешь, я отмучаюсь неделю или месяц, но вылечусь от влюбленности. А сидеть дурочкой, ожидая тебя, надоело. Вернее, сил больше нет.
Взяв из моих рук Стерву, Леша отправил ее на заднее сиденье и крепко обнял меня:
– Настя, через неделю у меня самолет. Рейс на Сингапур. Хочешь – полетим вместе?
Освободившись от объятий, я отсела от Алексея и смотрела прямо перед собой, в окно:
– Уехать не получится. У меня документы на оформление загранпаспорта.
Алексей огляделся, высматривая слежку, закурил:
– Кстати, Насть, в клинике говорили об экскурсии в Париж. Это когда будет?
Я пожала плечами, стараясь не смотреть на любимого мужчину:
– Дней через десять, точно пока не известно. Но не уверена, что поеду. Не очень хочется обезьянку изображать.
– Поедешь. Каждый четверг со следующей недели я буду приезжать в Париж, к Эйфелевой башне. Вот.
Алексей дал мне стопку открыток с видами Парижа. На нескольких из них была ажурная башня. Алексей показал на кафешку под открытым небом:
– Запомни. Вот здесь с двух до трех дня. Каждый четверг.
Взгляд Леши, ироничный и ласковый, обволакивал, и не хотелось ни думать, ни скоропалительно что-то решать. Сидеть рядом с Алексеем, ехать, куда он скажет, и быть счастливой…
Стерва увидела на бульваре красивого пса и залаяла.
– Ты даже о собаке врал. Взял Зорьку у Ларисы.
– Собака моя, Настя. – Алексей прижал меня к себе и гладил по спине, но я вырвалась из его рук. – Бабушка с двумя собаками не справляется, вот и отдала временно Ларисе. Я не собираюсь оправдываться. Или ты мне веришь сразу, или бесполезно объяснять. – Леша попытался еще раз обнять меня, но я вырвалась. – Ты мне нравишься. Нравишься больше всех остальных людей на этой планете.
Моя голова оказалась в тисках Лешиных рук. Поцеловав, он сильно обнял меня, и я не нашла в себе сил выяснять отношения:
– Леш, а ты правда умеешь корову доить?
На секунду замерев, Леша осознавал, о чем я спрашиваю, и заулыбался:
– Умею. И пасти умею. Иди ко мне.
Осталось смутное воспоминание о поцелуях и том, как я неуклюже выбиралась из машины, как шла по скользкому асфальту бульвара, опираясь на трость.
Дверь открылась быстро. Стерва привычно побежала в ванную, ожидая мытья лап. Кажется, я включила телевизор. Или выключила. Помню коричневый ворс покрывала на кровати… С ума сойти! Я люблю фальшивомонетчика и авантюриста. Мне без него тяжело дышать. Как уменьшить боль? Куда деть свое отчаяние? Внутри все жжет, и невозможно плакать. Лежать стало невозможно, и я поплелась на кухню.