417.
В Южной Корее на 1976 г. высшее образование имели 89,2 % всей высшей элиты (и 24,7 % имели докторские степени), в том числе 98,2 % членов кабинета, 98,2 % высших чиновников, 90 % губернаторов, 94,1 % членов Верховного Суда, 99 % высших дипломатов, 100 % высшего генералитета, 83,9 % руководителей госсектора, 87 % владельцев СМИ, 74 % банкиров и 68,8 % ведущих лиц частного бизнеса418. В Австралии в 70—80-х гг. высшее образование имели в целом более половины высшей элиты, а четверть – и ученые степени. Но если среди них почти все ученые и чиновники, около 50 % политиков, более 50 бизнесменов, то менее трети руководителей СМИ и почти никто из профсоюзных лидеров419. Среди политической элиты Чили университетское образование в 30-х гг. имели 89 % консерваторов и либералов, 87 % радикалов и 76 % социалистов420.
Весьма высоким образовательным уровнем обладали в 60—70-х гг. высшие элиты ряда азиатских стран. Среди правящей элиты Таиланда университетское образование имели 90 %, а более 30 % – ученые степени421. В Израиле в 1948–1974 гг. высшее образование имели 80 % министров, 74 % их заместителей, 74 % депутатов Кнессета, 91 % председателей комитетов Кнессета, 88 % членов Иностранного и Военного комитетов Кнессета, 70 % членов Финансового комитета и 71 % мэров крупных городов422. В Ираке после 1958 г. из 177 лиц правящей верхушки (президенты, министры, члены Совета революционного командования) высшее образование имели 96 % (в т. ч. военное – 28 %), а 28 % – ученые степени423. В Иране на 1970 г. из 401 генеральных директоров 51,4 % имели степень бакалавра, 17,9 % – магистра и 20,5 % – доктора, не получили высшего образования только 10,2 %. Но уровень депутатов Меджлиса (1906–1963 гг.) был невысок. В 1-м созыве около 60 % имели традиционное образование, во 2-м и 3-м высшее (в т. ч. традиционное) имели 58 % и 51 %; степень бакалавра в 1—14-м созывах имели от 6 до 17 % депутатов, магистра – от 2 до 8 %; лишь в 15—20-м созывах бакалавров насчитывалось от 15 до 28 %, а магистров – от 11 до 20 %424. В Турции же образование депутатов очень резко выделялось на фоне всего населения страны: доля депутатов с высшим образованием составляла в 1920–1931 гг. 70 %, в 1939–1943 гг. – 80 %, и далее от 70 до 80 %, тогда как такой же процент населения был неграмотным425. В Сирии в 1932 г. депутаты с высшим образованием составляли 30 %, в 1954 г. – 36 % (западными языками владело 47 %426.
Весьма интересны данные об образовании парламентариев европейских стран за 150 лет. Депутаты парламентов – специфическая часть высшей элиты, членство в которой в меньшей степени, чем в других, зависит от социального происхождения, а в «массовом обществе» благодаря развитой партийной системе с наличием значительных по влиянию левых партий тем более предполагает наличие довольно многочисленных депутатов, принадлежащих к нижним слоям общества (с соответствующим уровнем образования). Приведенные ниже сведения об образовании депутатов европейских парламентов (начиная с последней четверти XIX в.; в большинстве этих стран парламентское представительство практиковалось с середины XIX в., но достоверные данные о распространении высшего образования среди населения имеются с 1870-х гг.) показывают, что в большинстве случаев до начала XX в. или до Первой мировой войны доля лиц с высшим образованием несколько выше (за счет более «аристократического» их состава), в 20—30-х гг. она снижается, а затем вновь начинает расти (но уже за счет повышения доли лиц с высшим образованием во всем населении)427.
Образование советской высшей элиты было в целом довольно специфичным, хотя формальный уровень его со временем менялся. К ней относятся все члены ЦК и ЦРК, высшие государственные (наркомы и прочие), партийные (главы обкомов, заведующие отделами ЦК и им равные) деятели и высшие дипломаты. Среди лиц, попавших в элиту до конца 30-х гг., вовсе никакого специального образования (даже уровня техникума) не имели 65,3 % членов Политбюро и Секретариата ЦК, 38,8 % высших государственных деятелей и 61,2 % высших партийных деятелей, и даже среди попавших позже – до середины 50-х гг. – таких было в этих группах 10–15 %. Причем когда в 50—60-х гг. высшее образование формально полагалось иметь всем высшим лицам, лишь около 25 % получили его «нормальным» образом: в возрасте до 23 лет, очно и поступив в вуз сразу или спустя год-два после школы, прочие же получали его, уже заняв первые начальственные посты «без отрыва от производства», в возрасте около и после 30 лет, причем порядка 10 % – в возрасте даже более 40 лет. Но и тогда в качестве первого специального высшее образование имели лишь 60–70 %.
Лица первого поколения советской элиты (вошедшие в нее до конца 30-х гг.) получили образование в большинстве до революции. Полноценное высшее имели лишь чуть более четверти государственных и 11,2 % партийных деятелей (в т. ч. члены ЦК – 15 %, Политбюро – 6,6 %), и свыше 40 % дипкорпуса. В поколении конца 30-х – середины 50-х гг. не получило специального образования примерно 10 %, 20–21 % окончило техникумы, но более половины – дневные вузы (еще 6—10 % вечерне-заочные и 5–6 % не завершили учебы) и около 10 % имело ученую степень. В третьем поколении (середины 50-х – середины 60-х гг.) 10–12 % имели ученую степень, примерно 55 % (в дипкорпусе 77 %) окончили дневные вузы, еще около 10 % – вечерне-заочные, около 15 % окончили только высшие партийные школы (ВПШ) или вместе с техникумом, 2–3 % только техникумы, и столько же имели незаконченное высшее образование. По сравнению со вторым поколением еще больше стала доля лиц, получивших техническое (в целом 35–40 %) и сельскохозяйственное (порядка 20 %) образование, вдвое сократилась доля получивших гуманитарное. Образовательный уровень четвертого поколения (середины 60-х – середины 80-х гг.) был несколько выше, чем предыдущего. В общей сложности до 15–17 % имели ученые степени (а среди высших государственных и партийных деятелей даже порядка четверти), более половины окончило дневные вузы и около 15 % вечерние и заочные, 7–8 % – ВПШ, 1–1,5 % имело неоконченное высшее, 1–2 % – только среднее специальное и до 6 % не имели никакого специального образования. Большинство (от 35 до 43 % в разных группах элиты) заканчивало технические, 13–14 % сельскохозяйственные, 15–17 % гуманитарные и медицинские вузы, 8—14 % ВПШ, 10–12 % высшие военные училища или академии и 5–8 % университеты. В последнем (середины 80-х гг.) поколении удельный вес технического образования несколько снижается, увеличивается доля окончивших университеты (до 10–15 %) и резко падает (до примерно 1 %), становясь исключением, первое образование в виде ВПШ. Оставшиеся со средним специальным, незаконченным высшим или окончившие только ВПШ становятся редким исключением. Зато в среде высшей партийно-хозяйственной номенклатуры стало чрезвычайно модным защищать кандидатские и докторские диссертации (чаще всего «экономических наук»), и в целом ученые степени имели свыше трети высшей элиты. Что касается генералитета, то в первых трех поколениях был заметный процент лиц, так и не получивших вовсе никакого образования, но уже с поколения 50—60-х гг. уровень образования почти на 30 % представлен военными академиями, свыше 15 % – академией Генштаба и почти 11 % – ученой степенью. В дальнейшем процент обладателей ученых степеней и выпускников академии Генштаба постоянно рос, и из генералов, произведенных начиная с 60-х гг., более четверти имели ученые степени, свыше 40 % окончили академию Генштаба и еще около четверти получили образование в одной из специальных военных академий428.
Чрезвычайно характерной чертой образования высшей элиты как европейских стран и США, так и большинства стран «третьего мира» являлось то, что при наличии хорошо развитой системы образования с сотнями и тысячами высших учебных заведений очень значительная часть (от четверти-трети до более половины) представителей высшей элиты была выпускниками лишь нескольких из них – традиционно наиболее элитарных и престижных. В ряде же случаев селекция осуществлялась уже на уровне средней школы, когда внушительная часть членов элиты оканчивала одну из престижных частных школ.
Среди западных стран в этом плане первое место принадлежит Англии, где практика элитарного образования имела наиболее давние традиции. Здесь среди университетов традиционно выделялись и абсолютно лидировали два древнейших – Оксфорд и Кембридж, которые получили в литературе обобщенное обозначение как «Оксбридж». Причем в них, в свою очередь, выделялись наиболее престижные колледжи. Так из 306 членов кабинета 1801–1924 гг. 118 представляли Оксфорд (в т. ч. 60 его Крист Черч колледж), 81 – Кембридж (в т. ч. 54 его Тринити колледж), из прочих – 9 Эдинбургский и 6 Лондонский университеты429.
Среди элитарных частных школ (public schools) выделялись 9 школ т. н. Кларендонской группы, основанные с 1382 по 1611 г., среди которых 6 наиболее известных (Итон, Винчестер, Харроу, Рагби, Чартерхаус и Марлборо). На 1970 г. они имели от 461 (Вестминстер) до 1195 (Итон) учащихся (большинство – по 600–700) и плату за обучение от 550 (Мершант Тейлорс) до 780 (Вестминстер) фунтов в год (большинство – около 760). Ниже стояли еще несколько десятков частных школ, а за ними – так называемые grammar schools, соответствующие лицеям во Франции и Италии и гимназиям в Германии и Швеции (к 1946 г. в таких школах 54 % учащихся принадлежали к «высшему среднему классу» и 11 % к «рабочему». До Второй мировой войны образование членов кабинетов и Палаты общин выглядело следующим образом(%):430
Среди членов парламента от консерваторов в рublic schools учились 60–70 % (причем в одельные созывы – более 3/4431), либералов – порядка 40 % (причем и столетие спустя, во второй половине XX в. эти показатели практически не изменились по сравнению с второй половиной XIX в.) и даже 10–20 % лейбористов; Кембридж и Оксфорд окончили около половины консерваторов и треть либералов: