Элитные группы в «массовом обществе» — страница 33 из 51

679.

Противоположную картину представлял собой состав парламентариев Финляндии, имевшей до начала XX в. очень небольшую численность собственно финской элиты (она была представлена в основном шведским дворянством). В первом составе финского парламента выходцы из высшего слоя были представлены более чем 3/4, но уже в следующем составе – только четвертью, и затем их доля продолжала снижаться, составив к 1970 г. только 14 % (хотя доля тех, кто принадлежал к высшему слою по собственному социальному положению все время росла, достигнув к концу 50-х гг. почти половины). Зато доля выходцев из низших слоев, начиная со второго созыва, стабильно составляла две трети и более (хотя принадлежащих к ним по собственному положению всегда было менее трети).


Происхождение и социальное положение финских парламентариев (%) показано ниже680:


Результаты сравнительного исследования происхождения парламентариев основных развитых стран в 70-х гг. дали следующие результаты681:


При этом доля в населении тех, кого в данном исследовании отнесли к «высшему слою» (в т. ч. высшей его части) составляла в Англии 14 % (7 %), во Франции – 7 % (4 %), в Германии 23 % (3 %), Италии 3 % (1 %), Нидерландах 5 % (всего), США 23 % (7 %). Следовательно, доля выходцев из всего «высшего слоя» среди парламентариев превосходила эту долю во всем населении как минимум в 3–5 раз, а в ряде стран – и на порядок, а из высшей части этого слоя – как правило на порядок, а во Франции и Италии – и более того. Среди партийной элиты различных партий (а парламентарии обычно были детьми провинциальных партийных активистов) доля выходцев из «высшего» плюс «высшего среднего» классов заметно отличалась в зависимости от того, какого рода были эти партии. В США для Демократической партии она составляла 86 %, Республиканской – 75 %, в Англии для Консервативной – 96 %, Лейбористской – 54 %, во Франции для правого центра – 97 %, Социалистической и Коммунистической – 80 %, в ФРГ для ХДС – ХСС – 70 %, для СДПГ – 48 % (в ГДР, считая чиновников и профессионалов, – 92 %), в Италии для ХДП – 62 %, прочих центристских и правых – 100 %, социалистов и коммунистов – 39 %, в Нидерландах для центристских и правых – 93 %, левых – 45 %, католических – 33 %, в Японии для ЛДП – 96 %682.

К 150-летию парламентского представительства (с 1848 г.) в Европе было проведено силами специалистов каждой из стран сравнительное исследование социальных характеристик парламентариев, которое позволяет представить, во-первых, степень стабильности депутатского корпуса – долю вновь избранных депутатов по каждому созыву и социальное положение (профессиональный статус) депутатов.

Насколько можно судить по данным, изложенным в следующей таблице (показывающей процент новоизбранных депутатов в каждом созыве)683, за исключением первых послевоенных созывов, депутатский корпус в европейских странах оставался довольно стабильным по составу, и в эпоху «массового общества» от 2/3 до 3/4 депутатов продолжали оставаться в его составе, так что эта (в принципе наиболее подверженная смене) часть политической элиты тоже была фактически «профессиональной»:



Относительно социального положения (профессионального статуса), несмотря на то что для разных стран применялась разная разбивка на социально-профессиональные группы, можно судить достаточно определенно. В эпоху «массового общества», начиная с 20-х гг. лица, входящие по своему положению в состав массовых элитных групп, составляли среди депутатов парламентов от половины до 2/3, в некоторых странах (довоенная Венгрия, Италия, Испания, Нидерланды, Португалия до 1974 г.) – от 2/3 до 3/4 и даже более 80 %. Лица физического труда (преимущественно за счет фермеров) обычно были представлены менее, чем 10 %, в редких случаях (Норвегия, Дания, Финляндия, Франция, Англия) – от четверти до менее трети, причем во всех случаях их доля с конца 60-х гг. резко сокращалась. Остальные депутаты были низшими лицами умственного труда (клерками и т. п.) или мелкими городскими самостоятельными хозяевами.


Профессиональный статус депутатов европейских парламентов684







В развитых странах с давно сложившимися парламентскими системами на происхождение политической элиты (особенно парламентариев) довольно сильно влияло наличие периодически формировавших правительства левых партий, активисты которых были в среднем более низкого происхождения. В этих странах выходцы из массовых элитных групп обычно составляли в политической элите от половины до 3/4, но выходцев из низших социальных групп в одних странах было не более 10 %, в других же (Германия, Англия, Италия) при правлении левых партий могло быть от четверти до трети. В странах «третьего мира», где парламентская система была заимствована извне, не имела глубоких корней и носила часто декоративный характер, состав политической элиты был горазда более элитарным, и доля выходцев из элитных групп могла доходить до 80–90 %.

Некоторые сведения о происхождении и профессиональном статусе политической элиты (преимущественно парламентариев) имеются и по ряду стран «третьего мира». Среди политической элиты Чили в 30-х гг. к крупным земельным собственникам принадлежали 29 % консерваторов, 35 % либералов, 23 % радикалов и 6 % социалистов, к бизнесменам и коммерсантам – 28 %, 19 %, 14 % и 11 %, к промышленникам 7 %, 7 %, 7 % и 2 %, профессионалам – 75 %, 73 %, 77 % и 57 %, служащим – 2 %, 1 %, 7 % и 20 %, к рабочим и ремесленникам 7 % только социалистов685. В Иране в составах Меджлиса до начала 60-х гг. насчитывалось в среднем 52 % землевладельцев (только в 1963 г. их доля снизилась до 35 %)686. В Турции в 1920–1970 гг. среди депутатов чиновники составляли в 1920 г. 43 %, в 1923–1927 гг. около 55 %, до 1943 г. – 45–50 %, в 1950–1961 гг. – 20–25 %, к 1969 г. – около 30 %, профессионалы в 1920–1931 гг. составляли 15–20 %, в 1950 г. – 50 %, к 1957 – около 40 %, затем – 35–40; бизнесмены в 1920–1943 гг. составляли 15–20 %, в 1950–1954 гг. – около 38 %, в 1961–1969 гг. – 20–25 %687.

Высшая политическая элита Ирака в 1958–1968 гг. (177 человек – президенты, министры и 15 членов Совета революционного командования) распределялась по следующим образом: офицеров – 29 %, чиновников – 15 %, юристов – 14 %, профессуры – 15 %, врачей – 7 %, инженеров – 7 %, политиков – 3 %, прочих и неизвестных – 10 %. К «высшему» классу по происхождению относились 4 %, «высшему среднему» – 14 %, «среднему» – 38 %, «низшему среднему» – 11 %, «низшему» – 2 %, неизвестно – 10 %. На 1968 г., не считая неизвестных, 45 % относилось к «среднему», 27 % – «нижнему среднему» и по 9 % к «высшему», «низшему среднему» и «высшему среднему»; при этом из 15 членов СРК никто не происходил из «высшего» или «высшего среднего», но 13 – из «низшего». Учитывая, что к «высшему среднему» в данном случае отнесены дети высших чиновников, офицеров, крупных землевладельцев и собственников, а к «среднему» – средних землевладельцев, торговцев, религиозных лидеров, профессионалов и чиновников, можно считать, что из массовых элитных групп (тех, что в западной социологии принято относить к «высшему» и «высшему среднему» классам) происходило 56 % политичекой элиты (а на 1968 г. – 63 %)688. В Сирии члены кабинетов выходили из высшей элиты, т. н. 50 семей. С декабря 1946 по 1958 г. 208 министерских постов (в т. ч. премьера)– 24 кабинета занимали только около 90 лиц (17 из них входили в 4 и более кабинета, и 13 – в 3, а 1 – в 7). Но затем при баасистском режиме их сменили выходцы из низших чиновников, «белых воротничков», мелких торговцев, фермеров и офицеров (выходцев из рабочих не было)689.

В Ливане при французском мандате 1922–1943 гг. министрами были представители 45 семей, но только члены 12 из них сохранились в парламенте 60-х. С 1943 г. министрами были представители 109 семей, из них 31 никогда не были в парламенте и 65 не выжили политически к параменту 1968 г. Депутаты парламента 1922–1943 гг. принадлежали к 109 родам, из которых 80 не смогли сохранить свой статус к 1968 г. (из 23 сохранивших половина принадлежала к специфическим группам (аристократия, землевладельцы-шииты юга и Бекаа). Депутаты 40-х гг. и 50-х гг. принадлежали к 136 родам, из которых 85 не сохранили свой статус к 1968 г. Аристократия в Ливане хотя и неофициально, но социально до 70-х гг. опознавалась – это потомки феодального дворянства, распыленного в середине XIX в. Их было в среднем 10 на 99 членов каждого из трех последних парламентов. С начала независимости с 1943 по 1969 г. они занимали более трети министерских постов: 139 из 389, и 3 из 11 президентов. Средний показатель доли новых парламентариев Ливана после 1943 г. – 42 % был выше, чем западных странах за счет увеличения числа мест; в среднем депутат проводил в парламенте 3-го созыва и 11,44 лет. За четверть века доля землевладельцев среди них упала с почти половины до 10 %, юристов – мало изменилась (от трети до 44 %), бизнесменов – выросла с 10 % до 17 %, а профессионалов – с 10 % до около 30 %690.

В составе высшей политической элиты Японии (100 человек) на 1920 г. 17 % составляли выходцы из чиновников, 7 % – из бизнесменов, 30 % – из помещиков, 20 % – из самураев без определенных занятий, 9 % – из профессионалов, 6 % – из «белых воротничков», 9 % – из мелких предпринимателей, 5 % – из фермеров. По сословному статусу 4 % принадлежали к аристократии куге и даймё (в 1880-х гг. – 12 %), 46 % – к самураям (в 1880-х гг. – 79 %), 38 % – к сельскому населению (в 1880-х гг. – 6 %) и 12 % – к городскому (в 1880-х гг. – 3 %). На 1960 г. из чиновников происходило 17 %, из бизнесменов – 13 %, из помещиков – 13 %, из профессионалов – 11 %, из «белых воротничков» – 12 %, из мелких предпринимателей – 7 %, из фермеров – 24 %, из рабочих – 3 %691. Таким образом, в 1920 г. на массовые элитные группы приходилось 83 %, на низшие слои – 5 %, в 1960 г. – 54 % и 27 %.