3-й категории составлял 73,5 тыс. лир в месяц, 2-й – 98 тыс., 1-й – 157,5 тыс., однако затем оклады 1-й категории были увеличены в 2 раза. Пенсия чиновника с высшим образованием была в 4 раза больше средней, пенсия инженера составляла до 70 % его оклада, руководителей – до 90 %166. Следует заметить, что учителя по сравнению с другими группами лиц умственного труда имели здесь довольно высокий уровень образования – в середине 60-х гг. высшее образование имели около 2/3 учителей средних школ, тогда как среди предпринимателей и лиц свободных профессий доля имеющих его с 1951 по 1966 г. выросла с 23,2 до 52,5 %, среди менеджеров и служащих его имели в 1955 г. 12 %, в 1959 г. – 12,6 %, в 1964 г. – 12,3 %, в 1969 – 13,2 %167.
В Испании если в 1963 г. зарплата дипломированных специалистов соотносилась с зарплатой рабочих как 4,29:1, то в 1970 г. этот показатель упал до 3,46, а к 1975 г. – до 2,86, в 1980 г он составил 1,79, а соответствующие показатели зарплаты недипломированных специалистов составили за 1963–1975 гг. 2,39, 2,18 и 1,90168. В ФРГ в середине 70-х гг. средний размер собственности довольно резко отличался для предпринимателей (47,7 тыс. марок «на одного получателя доходов») и чиновников (19,1 тыс.), но для служащих – очень незначительно (13 тыс. при 9 тыс. для «сельских хозяев» и 6 тыс. для рабочих)169.
В Англии, где «белых воротничков» и в ХГХ в. было больше, чем в других странах (в середине ХГХ в. в Англии их насчитывалось 300–350 тыс. – около 4 % самодеятельного населения при 80 % рабочих; за 1871–1900 гг. число клерков выросло в 4 раза170), их численность и после Первой мировой войны росла особенно быстро, и в целом вся группа «служащих» (включая средних специалистов) росла быстрее, чем всех лиц умственного труда. Численность разных групп умственного труда, работающих по найму (тыс.) показана ниже:171
Всего (с работающими не по найму) численность средних специалистов составила в 1921 г. 680 тыс., в 1931 г. – 727 тыс., в 1951 г. – 1059 тыс. При этом численность их в 1951 г. в % к 1921 г. составила: по медсестрам – 231, прочему среднему медперсоналу – 333, учителям – 118, чертежникам и техникам-конструкторам – 352, лабораторным техникам – 1380, библиотекарям и соцработникам – 800, мореходным специалистам и авиаторам – 81, работникам искусств (без высшего образования) – 80, прочим – 51172. За 1951–1966 гг. число конторских работников увеличилось до 3,6 млн, средних специалистов – до 1,6 млн. Как и в 1951 г., вся эта группа – 70 % всех «служащих».173
Следует заметить, что хотя должности клерка, техника, медсестры, учителя и т. п. несли в себе потенции некоторого продвижения вверх, но уже сам факт громадного увеличения численности «служащих» резко сузил эти возможности по сравнению с прежними и укоротил дистанцию возможного продвижения. Превращение служащих в массовую категорию наемных работников (до 40 % общего числа, а в отдельных странах и выше) объективно меняло положение рядовых служащих. Подрыв прежнего привилегированного положения их основывался и на распространении образования. Элементарная грамотность – суть профессиональной квалификации многих клерков и других близких групп с развитием начального и среднего образования перестала быть монополией сравнительно узких социальных слоев. Произошло сближение образовательно-квалификационных уровней рабочих и рядовых служащих, а отсюда и стоимости их рабочей силы174. Поскольку доходы их почти не отличались от основной массы лиц наемного труда, социологи левого направления считали их социальное положение не отличимым от положения рабочих175.
Несмотря на то что материальное обеспечение и бытовые условия «белых воротничков» со временем стали мало или почти не отличаться от основной массы населения – рабочих, младшего обслуживающего персонала, работников сферы услуг и др., известная культурно-психологическая грань между ними продолжала сохраняться. Весьма характерны в этом отношении впечатления наблюдателя (1941 г., США): «Кварталы, где живут конторские служащие, и рабочие кварталы расположены рядом, дома в них одной планировки и неотличимы друг от друга, как горошины в одном стручке; жильцы этих домов едят одни и те же консервы, читают одни и те же газеты, ходят в одни и те же кинотеатры, ездят на одних и тех же автомобилях; однако жены конторских служащих никогда не станут играть в бридж с женами заводских рабочих»176. Известное отчуждение между лицами интеллигентного труда и рабочими и другими представителям «простого народа» сохранялось после Второй мировой войны и в Европе177.
Тем не менее, несмотря на остатки социокультурных различий между низшими слоями лиц умственного труда и лицами физического труда, можно констатировать, что в смысле положения на социальной лестнице и благосостояния все группы лиц умственного труда, не входящие в категории «профессионалов» и «чиновников», оказались в развитых странах эпохи «массового общества» за пределами границы, отделяющей элитные социальные группы от основной массы населения.
В СССР и других социалистических странах, где идеология ставила на первое место «рабочий класс», а задача «ликвидации различий между физическим и умственным трудом» считалась одной из важнейших в процессе строительства коммунизма, процессу уравнения оплаты рабочих и лиц умственного труда придавалось принципиальное значение, и этот процесс в 60—70-х гг. продвинулся гораздо дальше, чем в развитых странах Запада, затронув не только низшие, но и высшие слои лиц умственного труда. Здесь резкое падение доходов последних произошло сразу после революции. Не считая жилищных и прочих условий (которые ухудшились неизмеримо вследствие политики «уплотнения», повсеместно проводимой в городах в отношении «буржуазии», в результате чего квартиры превращались в коммунальные), только по зарплате уровень обеспеченности образованного слоя упал в 4–5 раз. Причем наиболее сильно пострадали его высшие слои (если учителя начальных школ получали до 75 % дореволюционного содержания, то профессора и преподаватели вузов – 20 %, даже в конце 20-х гг. реальная зарплата ученых не превышала 45 % дореволюционной). До революции профессор получал в среднем в 15,4 раза больше рабочего, в конце 20-х гг. – лишь в 4,1 раза178. Благосостояние же некоторых групп интеллигенции не достигало прожиточного минимума. Таковой в 1925 г. составлял 29,38 р. (средняя рабочая зарплата по стране составляли в 1924/25 45,24 р.179), а зарплата сельских учителей в Сибири – 21,5—25 р. В 1927/28 г. они получали 30–37 р. (в 1928/29 – 40–46), тогда как средняя зарплата фабрично-заводских рабочих составляла там 53,67 р., строительных – 56,80, мелкой промышленности – 50,75, металлистов – 68,94, средняя зарплата служащих учреждений – 56,50180. Исключение режим делал лишь для узкого слоя специалистов тяжелой промышленности и высших научных кадров, «оправдывая» это отступление от идеологических постулатов временной острой потребностью в этих кадрах.
По мере того как слой лиц умственного труда к концу 30-х гг. стал состоять в основном из лиц советской формации, его благосостояние относительно других социальных групп было сочтено возможным несколько повысить. Хотя и в это время зарплата работников ряда отраслей умственного труда была ниже зарплаты промышленных рабочих, но, по крайней мере, зарплата ИТР превосходила ее более, чем вдвое, научных сотрудников – на треть. В 40—50-х гг. зарплата служащих превышала зарплату рабочих, причем наиболее значительно в конце и середине 50-х гг. Однако в дальнейшем происходил неуклонный процесс снижения относительной зарплаты лиц умственного труда всех категорий, не знавший каких-либо остановок и особенно усилившийся в 60-х гг., когда зарплата почти во всех сферах умственного труда опустилась ниже рабочей.
Наиболее высокооплачиваемой массовой группой интеллигенции были ИТР промышленности. В 1940 г. их зарплата составляла 215 % от зарплаты рабочих, в 1965 г. – 146 %, в 1970 г. – 136,3 %, в 1975 г. – 123,8 %, в 1980 г. – 114,6 %. При этом зарплата служащих с зарплатой ИТР практически не сближалась, а рабочих – сближалась довольно быстро, и именно это обстоятельство вызывало глубокое удовлетворение советских идеологов181. Другие массовые группы лиц умственного труда с высшим образованием к 80-м гг. находились по оплате в еще худшем положении. Если в 1950 г. зарплата преподавателя вуза без степени составляла 162 % от средней по стране, то в 1960 г. – 141, а в 1975 г., даже после повышения, всего 86 %. Зарплата молодого инженера была на треть, если не в половину ниже, чем у его сверстника-рабочего182. Зарплата основной массы врачей, учителей, работников культуры (если исключить относительно высокие оклады руководителей этих сфер) была в 3–4 раза ниже рабочей, не говоря уже о работниках связи, дошкольных учреждений, бухгалтерско-делопроизводственном персонале, чьи оклады, опускаясь до 60–70 р., являлись минимально возможными по стране и уступали заработкам дворников, уборщиц и чернорабочих. Как видно из приведенных ниже данных, с начала 70-х гг. ниже рабочих имели зарплату даже ученые, а к середине 80-х гг. – и последняя группа интеллигенции (ИТР промышленности), которая дольше другим сохраняла паритет с рабочими по зарплате183.
Зарплата рабочих в сравнении со служащими различных отраслей
В социалистических странах Восточной Европы после Второй мировой войны наблюдалась та же тенденция, но в несколько более ослабленном виде. В Польше средняя зарплата рабочих и лиц умственного труда в 1937 г. составляла 1:1,26, в 1967 г. – 1:1,22. Перед войной наиболее низкий уровень дохода в интеллигентской семье был на 15 % выше наиболее высокого в рабочей семье. В 1967 г. у рабочих на 1 комнату 1,64 человека, у интеллигенции – 1,24, в квартирах со всеми удобствами жили 13,9 % рабочих и 36,8 % интеллигентов. Средний доход на одного члена рабочей семьи в 1971 г. составлял 16646 злотых, лиц умственного труда – 20796 злотых (в 1966 г. – 12897 и 17131 злотых соответственно)