Шройер улыбнулся, угадывая ход мыслей президента.
— Формально, сэр, они военные, а вы — Верховный главнокомандующий. Они подчиняются вам, и, если вы так решите, они сложат с себя полномочия.
— Понятно, — сказал президент, довольный тем, что нашел временное решение срочной проблемы. Затем взглянул на Хагена. — Позвоните Бобу Поупу из подразделения особых операций. Скажите, что в свете последних событий с заключенным-талибом его ведомство должно снять дисциплинарные взыскания с этих двух инициаторов военных действий… на время. Убедитесь, что тем не менее он сможет снова заняться этим делом… если потребуется.
— Да, сэр. — Хаген выскользнул из кабинета.
Шройер облегченно выдохнул, довольный тем, что временно отсрочил казнь Поупа и этих двух заговорщиков — капитана и главстаршины. Так или иначе, президент был доволен тем, как решилась проблема с Сандрой Брукс.
36Афганистан
Военно-воздушная база Джалалабад
Когда раздался стук в дверь, Стиллард еще спал в казарме. Он тут же сел на кровати, взглянул на часы: шесть утра. Предположив, что его пришли арестовывать военные полицейские, он решил встать, одеться и лишь потом отворить дверь. Пусть вышибают ее, если хотят. Спустя несколько минут он отпер — и там, на лестнице, стоял несколько смущенный капитан Меткалф.
— Что-то не припомню, когда бы еще я так долго ждал под дверью.
Стиллард отошел, позволив Меткалфу войти.
— Потому что все лижут твою задницу эти десять лет. — Он закрыл дверь за старым приятелем и повернулся пожать тому руку. — Хорошо, что они вместо полицейских прислали тебя. Когда уже меня отправят домой?
Меткалф опустился на складной казенный стул у окна.
— Ты никуда не едешь, — сказал он, жестом указав Стилларду на другой стул. — По крайней мере, пока. Пока не утрясутся эти дрязги в Вашингтоне. Веришь ты или нет, но Боб Поуп заведует дисциплинарными взысканиями.
Стиллард возмутился.
— Поуп?! Чертов гражданский шпион еще и этим командует!
Меткалф серьезно посмотрел на него.
— Ты же еще не встречался с этим гадом.
— И не горю желанием.
Меткалф помахал рукой, утихомиривая Стилларда.
— Твои ругательства сейчас не помогут. Президент решил попридержать вас, пока ситуация с Сандрой не разрешится. Если все кончится хорошо, Белый дом возьмет ответственность за «Ограбление банка» на себя.
— Конечно, они припишут заслуги себе, — вставил Стиллард. — А нас всех наверняка отправят к Дэвиду Леттерману[77]. И выставят все напоказ, как это было после ликвидации Бен Ладена. Сделают из нас чертовых звезд.
Меткалф вздернул бровь.
— Все не так плохо, Хал. Скорее всего, тебя с Кроссвайтом хотят спрятать — а мы будем на это надеяться, потому что, если Сандра умрет, вы окажетесь козлами отпущения.
— Все уже решено?
Меткалф, откинувшись на стул, вздохнул.
— Да. Ах, ты же спал. И ничего еще не слышал.
Стиллард удивленно поднял брови.
— Чего не слышал?
— Видео с изнасилованием Сандры попало в Интернет. Скоро это выльется в самый страшный президентский кошмар.
Стиллард покачал головой.
— Мы же знали, что так случится.
— И вдобавок, — продолжил Меткалф, — она больше не у талибов. Она у ХИК, а те уже не просят выкупа. Они хорошо знают, что такое пропаганда, и хотят использовать ее в своих целях вроде «американцы не могут защитить своих женщин, посмотрите, какие они слабые». И все в таком духе.
Стиллард подошел к холодильнику.
— Хотя ты знаешь, ведь это правда. Мы действительно не смогли ее защитить. — Он вытащил из холодильника бутылку молока и сел обратно. — Она все еще в Базараке?
— Думаем, что да, но это селение — центр ХИК. Если мы атакуем их там, они убьют Сандру.
— От них еще не поступали конкретные угрозы?
— Им это не нужно, — ответил Меткалф. — И понятно почему. Еще один иранский кризис с заложниками в миниатюре. ХИК собирается прославить Базарак. Они стали стягивать своих людей в Панджшерское ущелье полгода назад, как только наши войска ушли из региона. С тех пор ничего не сделано, потому что президент Карзай не хочет идти против «Хезб-е Ислами». А у ХИК сильные позиции в парламенте.
Стиллард отпил и предложил молока Меткалфу. Тот подался вперед, чтобы взять бутылку.
— Эти головорезы не вернут нам Сандру живой, — сказал главстаршина. — Они и дальше будут унижать Америку, используя женщину. А когда, наконец, наша сторона предпримет боевые действия, они выбросят ее обезглавленное тело на какую-нибудь вонючую улицу в Кабуле.
— Все равно. Теперь это будет выясняться на дипломатическом уровне. — Меткалф отер ладонью рот. — Это уже решено.
— А президент вообще знает, что эти уроды плевать хотели на демократию? Что они не будут торговаться? Они хотят одного — хаоса.
— Не знаю, но президент понимает, что осталось всего одиннадцать месяцев до выборов, — сказал Меткалф. — А еще он понимает, что кризис, если с ним не разобраться сейчас, может надолго затянуться.
— Ему лучше не затягивать. Они хотят выставить его на посмешище — как это сделали иранцы с Картером. А за неделю до выборов подкинут ее тело.
— Хал, мы не знаем наверняка.
— Пока не знаем, — согласился Стиллард. — Но, спорим на доллар, ХИК будет долго и упорно размышлять, кого бы им хотелось в президенты на срок до ноября.
— Ну, все, что мы думаем, по сути, не имеет значения, — сказал Меткалф. — Я зашел только передать, чего от вас ждет Поуп.
— И чего же?
Меткалф не смог сдержать улыбки.
— Он просил, чтобы ты и Кроссвайт держались подальше от неприятностей.
— И это все? — осторожно спросил Стиллард. — Держаться подальше от неприятностей?
— Поговаривают, что объединенный комитет начальников штабов хочет убрать его из спецслужб, — продолжил Меткалф. — Я недолго разговаривал с генералом Кутюром и не знаю всех деталей, — а спросить так, чтобы не вызвать подозрений, я не мог, — но мне кажется, что Поуп знал об операции «Ограбление банка». Знал и скрыл ото всех.
— Думаешь?
Меткалф криво улыбнулся.
— Думаю? Нет. Уверен. Я просто работаю там.
37Афганистан
Селение Базарак
Аасиф Кохистани вошел в тот дом на краю деревни Базарак, где держали Сандру, и, присев в уголке, стал наблюдать, как доктор обрабатывает ее раненую ногу, которая оказалась сильно заражена. Развивалась гангрена, которая могла полностью лишить Сандру ноги. Бадира сидела на стуле вблизи доктора и держала в руках глиняную миску, где плавали личинки. Доктор вынимал их из миски длинными щипцами и опускал на пораженную поверхность ноги.
— Для чего нужны личинки? — спросил Кохистани, чувствуя отвращение при виде копошащихся в омертвелой плоти ноги личинок.
Доктора звали Хан. Он был не старше Бадиры, и его тоже возмущало присутствие ХИК в деревне, однако он понимал, что с этим ничего не поделать.
— Личинки помогают удалить омертвелую ткань, — пояснил Хан. — Они поедают старую плоть и не трогают живую. Ей повезло, что вы ее привезли сейчас.
— И она выживет?
— Мне кажется, шанс у нее есть, — сказал Хан, — но вы должны прислать антибиотики посильнее. У нас тут только пенициллин, который для этого не подходит. Заражение сильное. У нее лихорадка, велика угроза подхватить пневмонию. Если это произойдет, она умрет, так как защитные силы организма на исходе.
— Постараюсь прислать антибиотики получше, — пообещал Кохистани, — но ты должен пока обходиться тем, что есть. Вскоре сюда придут американцы, и с медикаментами будет туго.
Доктору это не понравилось, и он стал выказывать недовольство.
— Вы говорите, что американцы уже знают, что она здесь?
Кохистани позабавило, что Хан осмелился так нагло выразить свое недовольство. С давних времен врачи могли позволить себе пренебрежительно относиться к власти, в то время как простые люди за то же самое подвергались наказанию.
— Да, скоро они узнают, если уже не узнали, — непринужденно сказал он. — Но вам не о чем волноваться. Американцы не смогут просто так провести спасательную операцию здесь, в центре хезби: иначе мы убьем пленницу. Сейчас мы держим их за яйца. Мы окунем их лицом в дерьмо, и надолго.
— Все поставки в селение прекратятся. Мы будем отрезаны, — предостерег доктор, снова принимаясь за работу.
— Тогда мы отрежем ей пальцы на руках, — как ни в чем не бывало проговорил Кохистани. — А потом — на ногах, а затем отрежем руки, ноги. Видишь… у них не останется выбора, кроме как оставить нас в покое… при условии, что вы приведете ее в чувство.
Хан опустил кусок муслиновой ткани в зеленоватую жидкость, отжал ее и положил сверху на рану, чтобы личинки не разбежались.
— Могу я попросить, — обратился Хан к Кохистани, — чтобы вы воспользовались своим авторитетом и достали антибиотики… не только для нее?
— Составь список, — улыбаясь предложил Кохистани. — Я посмотрю, что можно сделать. — С этими словами он встал и вышел из комнаты.
Хан посмотрел на Бадиру: сквозь ткань угадывалось, что у нее нет большей части носа. Но у нее были очень красивые глаза, и, глядя на нее, он не мог не улыбнуться, пусть даже это была грустная улыбка.
— Кто догадался дать ей опиум?
— Я, — ответила Бадира. — Больше ничего не было.
Хан понимающе улыбнулся.
— Ей, наверное, было совсем плохо, и ты это знала.
Она кивнула.
— Но мы делаем все, что можем.
Они заметили, что Сандра проснулась и наблюдала, как они разговаривают. Безжизненные глаза провалились куда-то в глубь ее отекшего, покрытого потом лица.
— Спроси, больно ли ей.
— Тебе больно? — спросила Бадира.
Сандра кивнула и закрыла глаза. Надеясь, что это поддержит силы раненой, Бадира рассказала Сандре о том, как американцы приходили за ней в Вайгал, но новости о возможном спасении оказали противоположный эффект. И Бадира уже жалела, что заговорила об этом, так как американка потеряла всякую надежду.