— Мир вам, — произнес на пуштунском Фарух, помахав дружески рукой.
— И тебе, — приветливо ответил один из охранников. — Откуда ты идешь?
— Из Чарикара, — ответил Фарух. Он снял с плеча мешок с магазинами к АК-47 и протянул одному из молодых охранников. — Это подарок. Я пришел навестить родственников из клана Каримовых.
Молодой охранник заглянул в мешок и закинул его в багажник грузовика, затем потянулся за автоматом Фаруха.
Фарух сильнее сжал ремень автомата.
— А это я оставлю.
Молодой охранник посмотрел на самого главного из них.
— Мы должны тебя обыскать, — сказал главный из них. — Так сказать, убедиться, что ты не тащишь в деревню ничего лишнего.
Фарух снял автомат, разрешая им себя проверить.
— А что вообще я могу протащить в деревню?
— Американцы знают, что мы держим в деревне одного их человека, — объяснил охранник. — Они могут послать шпиона с рацией. Почему ты идешь не по дороге из Чарикара? Почему именно через горы?
Фарух скупо улыбнулся.
— Американцы загородили дорогу в Панджшер… насколько мне известно.
Охранник поверил ему на слово.
— А зачем ты идешь к Каримовым?
— Я же сказал… они мои родственники.
— Ты пришел помогать пасти коз?
Фарух снова растянул губы в мучительной улыбке.
— Они не пасут коз. Они дровосеки, заготавливают дрова на севере в горах.
Охранник криво усмехнулся.
— Отдай ему автомат.
Двое часовых остались караулить дорогу, пока двое других поехали провожать Фаруха до деревни. Все вместе они остановились перед домом Орзу Каримова, старшего дяди Фаруха, старейшины рода. Фарух выступил вперед и позвал домашних.
Орзу и двое его сыновей вышли на улицу.
Фарух заметил удивление в глазах дяди, но оно было настолько слабым, что главный охранник ничего не уловил.
— Это человек утверждает, что он твой племянник, — сказал часовой с заднего сиденья.
Орзу Каримову было шестьдесят пять. Его сухое лицо было испещрено морщинами, но глаза сохраняли остроту, а зубы — крепость.
— Да, это сын моей старшей сестры. Добро пожаловать, племянник. Прошел год. Ты готов к работе?
Фарух пожал плечами.
— А что, есть выбор?
Дядя засмеялся и посмотрел на охранников.
— Сколько себя помню, он всегда был ленивым. Будь его воля, всю жизнь гонял бы коз, а не работал.
Часовой засмеялся и похлопал водителя по плечу, подавая сигнал, что пора уезжать.
Орзу жестом пригласил Фаруха пройти в дом, а сыновьям приказал пока удалиться. Когда они очутились внутри, дядя запер дверь на засов и повернулся к племяннику.
— Слышал, ты работаешь на американцев. Это правда?
Слова Орзу прозвучали, как обвинение.
— Кто об этом знает? — удивленно спросил Фарух. — Кто тебе сказал?
Орзу смерил его сердитым взглядом.
— У меня повсюду друзья. Ты должен бы уже об этом знать. Ты здесь оказался из-за американской заложницы.
Фарух вынул нож из-под платья и кончиком лезвия снял болты с накладки АК-47. Инфракрасный маячок он положил на стол.
— Это устройство могут видеть только американцы. Я использую его, чтобы отметить дом, в котором ее держат.
Взгляд Орзу остановился в одной точке, он смотрел не мигая.
— Они хорошо тебе платят, эти американцы?
— Достаточно, но дело…
— Достаточно, чтобы ставить под угрозу весть род? — сурово спросил Орзу. — Он ткнул в маячок. — Этого достаточно, чтобы всех нас уничтожить.
Фаруха удивило, что дядя стал возмущаться.
— Я обещал, что мы поможем, дядя.
— Это ты обещал. — Орзу опустился на стул. — Почему ты пошел на это? Американцы оставят эту страну, а вот хезби становятся с каждым днем сильнее. Водить дружбу с американцами означает обречь себя на верную смерть.
Фарух сел напротив него.
— Я сказал, что помогу, потому что ты был близким другом Масуда. А Масуд бы никогда отродясь не потерпел в Панджшере хезби.
Орзу оставался непреклонен.
— Масуд мертв, а с хезби нам еще предстоит жить. Когда американцы уйдут, они оставят Панджшер. Им здесь нечего делать.
— Хезби не забирают часть твоей выручки от продажи дров?
— Даже если и так, это не повод для двадцати человек идти войной против шестисот. Они позволяют нам жить своей жизнью, и впредь я намерен им подчиняться.
Фарух понял доводы дяди.
— Честно говоря, я знал, что обманываю, когда сказал им, что ты поможешь.
Лицо Орзу помрачнело.
— Ты врал?
— Если и есть какая-то причина, которая вынудит тебя им помочь, дядя, то знай — ты можешь спасти деревню от полного уничтожения.
Орзу подался вперед, ударяя кулаком по столу.
— Американцы не дураки. Если они атакуют деревню, женщину сразу убьют.
Фарух убрал маячок обратно в надежное место.
— В горах, над деревней, прячется мужчина. Ты поможешь мне найти дом, в котором ее держат, чтобы я пометил его маячком. — Он начал заворачивать болты кончиком ножа. — После того, как мы отметим дом, мы с твоими людьми покинем деревню, якобы рубить лес. Когда мы дойдем до дороги, ведущей в перевал Хавак, то оборудуем оборонительный рубеж по периметру, для защиты зоны эвакуации. Пока мы будем этим заниматься, американец проникнет в деревню и заберет женщину. Он уйдет на север, а там мы его и встретим. Затем, как только женщину поднимут с земли, вы растворитесь в горах и начнете рубить лес. — Фарух усмехнулся. — Вернее, лес рубить будешь ты с моими двоюродными братьями. А мы с американцем уедем на лошадях… и хезби ни за что не догадаются, что это ты им помогал. Даже, если мы откроем по ним огонь, защищая зону эвакуации, они не узнают, кто в них стрелял. А угнаться за нами без лошадей они не смогут.
Орзу изумленно посмотрел на него.
— Хезби тоже не дураки! И даже если они не догадаются… нет, у твоего американца все равно ничего не выйдет.
— Если ничего не выйдет, — заключил Фарух, — я буду рубить вместе с вами в лесу дрова до тех пор, пока вы не решите вернуться в деревню.
Орзу встал из-за стола.
— Нет, племянник, я отказываюсь помогать тебе с этим делом. Я не могу подвергать своих людей такой опасности ради помощи американцу.
— Нет, дядя, ты должен помочь. Потому что если откажешься, тогда завтра ночью деревню станут бомбить с вертолетов. Придут солдаты. Все хезби будут перебиты, а вместе с ними в перестрелке погибнут и многие таджики… и их лошади… и твои лошади.
— Я предупрежу хезби о налете, — пригрозил Орзу. — Скажу, чтобы они отправили женщину в другое место перед тем, как долину начнут бомбить.
— Это ничего не изменит, — ответил Фарух. — Они все равно оставят женщину здесь, а американцы все равно атакуют. Но это уже все равно не имеет значения. Ты не сообщишь об этом хезби.
— Почему ты так уверен, племянник?
— Из-за Масуда, дядя. Масуд никогда бы так не поступил, а я знаю, что это единственный человек, кем ты всегда восхищался.
44Афганистан
Панджшерское ущелье, Базарак
Хан сидел и слушал хрипы в легких Сандры, затем вынул из ушей стетоскоп и повернулся к Кохистани.
— Я предупреждал тебя, что это может случится. Ее организм боролся с инфекцией десять дней, и теперь у нее пневмония. Она умрет через неделю.
Кохистани смотрел на увядающую американку. Сандра спала. Глаза ее глубоко запали внутрь лица.
— Ты не ошибаешься?
— В чем? В том, что у нее пневмония или в том, что она умрет через неделю?
— И в том, и в другом.
— Нет, — заключил Хан, — не ошибаюсь. Одного пенициллина мало. Я тебе говорил.
Кохистани возмутила дерзость деревенского доктора.
— Тебе лучше попридержать язык за зубами, доктор, не то тебя прилюдно будут бичевать перед всей деревней.
Губы Хана превратились в тонкую линию, а взгляд стал вызывающим.
— Почему бы тебе не попросить у американцев лекарств для нее? Они бы привезли их на вертолете.
Кохистани покачал головой.
— Если они заподозрят, что она умирает, то предпримут попытку спасти ее — им уже нечего терять. Раненая нога заживает?
— Да, наконец-то. Но сейчас это меньшая из ее проблем.
— Понятно. — Кохистани стоял, поглаживая бороду. Он хотел, чтобы американка еще пожила, но смерть, увы, была неизбежна, хотя, признаться, американка и отработала большую часть его плана. Последние две недели были самыми важными для защиты ущелья. Если на то будет воля Аллаха — она выживет, даже невзирая на отсутствие лекарств. Доктора слишком много внимания уделяют таблеткам и слишком мало — воле Всевышнего.
Он повернулся к охраннику-подростку, который точил в углу нож. Мальчик был сыном его покойного брата.
— Они могут прийти за ней в любую ночь, племянник, — сказал Кохистани на арабском, чтобы ни Бадира, ни Хан не поняли ни слова. — Когда деревню станут бомбить… а бомбить ее станут… ты перережешь горло сначала американке… а потом этому дерзкому доктору.
— Я все сделаю, дядя.
— Очень хорошо.
Кохистани удалился.
Когда он ушел, Сандра открыла воспаленные глаза и посмотрела на Бадиру.
— Что случилось?
Бадира отвела взгляд.
— Кохистани послал за лекарством.
Сандра закашляла и саркастически усмехнулась.
— Конечно, так и побежал. Он хочет, чтобы я, наконец, умерла. Он боится, что американцы сделают что-то ужасное, если узнают, что я не выживу… правда?
Бадира посмотрела на Хана, начала что-то говорить, но вдруг остановилась и покачала головой.
— А он прав? Твои люди атакуют нас, если узнают, что ты умираешь?
Сандра подтянула одеяло к подбородку: ее знобило.
— Даже не знаю, что еще они могут сделать. Можешь дать мне немного опиума… пожалуйста?
— Нет. Хан говорит, это ослабит твои легкие.
— Ох, ради всего святого, Бадира. Я умираю. Какая, к черту, разница? Просто дай мне наркотик, чтобы забыться.
Хан различил в голосе Сандры раздражение.
— Чем она расстроена?
— Она хочет опиума.