Хорошая новость: костюм смотрится на мне совсем по-другому, и Уоллис в жизни не догадается, где я его взяла. Он слишком велик мне. Застегиваю ремень на последнюю дырочку, и даже этого недостаточно. Покрепче запахиваю куртку, так что мои ребра оказываются крепко прижатыми к ткани. Думаю, сойдет – в конце концов, костюм сшит не на меня.
Стою перед зеркалом, и мне немного смешно быть одетой как одна из моих героинь, хотя выгляжу я очень неплохо. Костюм ощущается как настоящая одежда и выглядит как настоящая одежда. Девушка (ее следует считать гениальной портнихой), которая сшила его и надела первой, – островитянка (думаю, филиппинка), как и Кайт, так что он очень подходил ей, и она действительно была очень похожа в нем на нее, на мне же он смотрится просто как костюм.
– ТВОЙ БОЙФРЕНД ПОЖАЛОВАЛ, – кричит Салли, стоя у подножия лестницы, а минутой позже ему вторит папа: – Элиза, гость на пороге.
Когда я сказала им, куда иду, мама с папой так просияли, будто мини-марафон состоялся раньше времени. Предупредила, чтобы они не задавали никаких вопросов, и они неким магическим образом подчинились мне. Объяснила, что иду на вечеринку с кем-то из школы, очень стараясь не проболтаться и не сказать «с мальчиком из школы», но Салли легко разоблачил меня.
Хватаю саблю, пару хрустящих двадцаток, которые забрала из банка незадолго до того, телефон и выхожу из комнаты. Мама с папой стоят у двери, смотрят на улицу и тихо переговариваются. Я схожу вниз по лестнице.
– И кто ты такая?
Черч стоит в дверях гостиной, жует граноловую плитку и выглядит слишком уж долговязым в баскетбольных шортах и майке. Салли появляется минуту спустя почти в такой же одежде, только он чуть выше.
– Это из твоего комикса? – интересуется Салли.
Мама с папой оборачиваются. Великолепно, пусть весь клан Мерков посмеется над тем, как вырядилась Элиза. Утратившая свою незаметность, схожу вниз по лестнице, прохожу мимо родителей и открываю дверь на улицу.
– Возможно, вернусь поздно, – мычу я. – У меня с собой телефон.
Закрываю дверь и торопливо иду по подъездной дорожке. Уоллис поджидает в конце ее в болотного цвета «Таурусе», но здесь темно, и я не вижу, как он одет. Мое сердце выбивает в груди стаккато, а желудок будто болтается на волнах океана Оркуса. Я проскальзываю на пассажирское сиденье.
– Привет, – говорю, застегивая ремень безопасности.
– Привет, – отвечает он.
Я замираю. Его голова повернута ко мне, но смотрит он в сторону, на приборную панель, в ветровое стекло. Его голос гораздо глубже, чем я ожидала. Я представляла, что он будет говорить очень громко, возможно, чтобы компенсировать долгое молчание, но ничего подобного. Голос у него мягкий и приятный, как толстое флисовое одеяло посреди зимы.
– Ты все-таки иногда разговариваешь? – спрашиваю я.
– В машине можно. В школе… слишком тяжело. С друзьями, да, разговариваю и иногда с незнакомыми людьми. Это странно?
– Нет, не странно.
Он смотрит мне в глаза и улыбается.
– Из тебя получилась потрясающая Кайт Уотерс, – заявляет он.
Температура у меня повышается. Хорошо, что я не забыла о дезодоранте.
– Спасибо, – отвечаю я, а затем оглядываю его с ног до головы. – Я думала ты будешь Далласом.
– Да, – говорит он. – Буду, конечно же. Парик и шарф в бардачке. Вести в них машину немного стремно.
– А. Правильно.
– Ты готова?
– Вполне.
– А откуда ты приехал?
Мы заворачиваем за угол и едем по длинной дороге, соединяющей нашу округу с остальным Уэстклиффом. Фары машины Уоллиса ярко светят в сгущающихся сумерках.
– Из Иллинойса, – отвечает он почти шепотом.
– Почему?
– Родители получили новую работу. – Он замолкает. – И моей маме здесь лучше. У меня появились новые друзья, так что не так уж все плохо.
– Каждому свое, как мне кажется.
– Тебе здесь не нравится?
Я пожимаю плечами:
– Может, нравится, может, нет. Не знаю, потому что больше нигде не была, но я устала от Уэстклиффа. Устала от этой школы. И бессмысленной жизни маленького городка. Все знают всех. Ты читаешь «Уэстклиффскую звезду»?
– Да.
– Ну вот, так оно все и есть. Статьи, которые там печатают… Ты заметил, что вот уже несколько недель они мусолят тему Уэллхаусского поворота? Это все, о чем они пишут в это время года. Почти ничего не происходит, так почему бы не зациклиться на дороге-убийце? Подобное положение дел как-то… достает.
– Достает?
– Они пишут всего об одной-двух вещах. Лучше бы оставили людей в покое.
Он смотрит на меня. Улыбается.
– Тебе есть что скрывать?
– Нет, – немедленно отвечаю я. – Просто мне хотелось бы оказаться там, где ты не находишься на виду у всех, независимо от того, кто ты такая.
– Понятно.
Мы въезжаем на холм, проезжаем через небольшую рощицу и заворачиваем на Уэллхаусский мост. Вдалеке освещенный фарами машины Уоллиса и заходящим солнцем виднеется Уэллхаусский поворот: дорога там словно складывается вдвое на краю обрыва.
Рядом с ним по-прежнему лежит много цветов и всяких других вещей. Некоторые из цветов давно завяли, но есть и свежие. Здесь, совсем рядом, начинаются склон и искореженный металлический барьер, который каждый раз ставят заново после того, как кто-то протаранит его и скатится вниз. Крутой склон ведет к реке, на нем можно обнаружить останки старых машин, вросшие в землю.
Я гадаю, быстро ли наступает смерть у тех, кто слетает с поворота, или же падение на дно длится целую вечность.
У поворота Уоллис сильно сбрасывает скорость. Это делают многие, но никто не едет так медленно, как он, и никто не бывает так спокоен и в то же время сосредоточен. Бросаю быстрый взгляд на склон. Даже спуск по нему пешком кажется ужасной идеей. Могу поспорить, будет больно, даже если поскользнешься совсем чуть-чуть.
Мы едем по повороту, и лицо Уоллиса кажется бледным, но когда мы минуем его и выезжаем на улицу, освещенную желтыми фонарями, он снова ведет себя как ни в чем не бывало.
– Держу пари, у вас в Иллинойсе подобных мест нет, – говорю я.
Букинистический магазин, о котором друзья рассказали Уоллису, называется «У Мерфи». Я о нем слышала, но никогда здесь не была. После «Детей Гипноса» я читала мало, а потом стала покупать электронные книги в Интернете. Уоллис шутит, что полное название магазина – «Закон Мерфи». Молю бога, чтобы это было не так, потому что сегодня вечером много, что может пойти неправильно, и будет просто замечательно, если я ошибаюсь.
«У Мерфи» – крошечный кирпичный магазинчик, зажатый между еще двумя маленькими кирпичными магазинами. В его высоких окнах сверкают большие, радостные надписи «Книги Мерфи». Внутри горит свет и видны люди. Его небольшая парковка к тому времени, как мы подъехали, уже оказалась забитой, и Уоллису пришлось пристроить машину на проезжей части.
Прежде чем выйти, он, пользуясь телефоном как фонариком, открывает бардачок и достает из него то, что ему нужно – что-то вроде охапки водорослей и шарф в сине-белую полоску. Дважды обматывает шарф вокруг шеи, оставляя один конец висеть на груди, а другой на спине. Затем натягивает водоросли на голову, слегка встряхивает ею, и пряди ложатся вокруг его лица так, как им положено лежать.
– Ну что? – Он разводит руки. Под шарфом у него поношенная рубашка, сверху донизу застегнутая на пуговицы, и штаны, выкрашенные в вертикальную полоску, темно-синюю и зеленую.
Строго говоря, он недостаточно высок и худ для того, чтобы быть Далласом, но черт побери, смотрится он круто.
– Вау.
Уоллис вертится передо мной, и даже шарф ведет себя как надо – концы со свистом рассекают воздух у его лодыжек.
– Где ты его раздобыл?
– Сестра связала.
– Жалко только, что у тебя ботинки.
– Да, пришлось пожертвовать символизирующими пацифизм босыми ногами Далласа ради безопасности.
– Ты выглядишь потрясающе.
– Мы выглядим потрясающе.
Прежде чем войти в магазин, вешаю на пояс саблю.
Думаю, что если бы мне можно было выбирать вечеринку, на какую я хочу пойти, из нескольких, то я остановилась бы на этой. Невысокие шкафы, уставленные книгами, разделяют большое помещение на несколько секций. Стол с напитками и закусками расположен рядом с прилавком с кассовым аппаратом. Из динамиков доносится Monster Mash. Стайка учеников Хогвартcа в черных мантиях и шарфах факультетов заполонили большую часть комнаты. Прислонившись к задней стене, стоят парочка волшебниц, вампир и ведьма. Девушка, одетая как суши-ролл, расставляет вокруг кассы праздничные украшения.
– Готова убить за суши, – говорю я.
Уоллис достает телефон. Я читаю.
О, Господи, я тоже. Надо будет потом заехать куда-нибудь за ними.
Покинуть вечеринку ради суши? Да, пожалуйста.
Уоллис ведет меня в темный угол, где собралась вторая по численности группа гостей. Я чуть не спотыкаюсь о собственную ногу. Все они одеты как персонажи «Моря чудовищ». У некоторых девушек белые волосы Эмити, у юношей серебряные медальоны Дэмьена. У других на лицах или руках красуются нарисованные тату ноктюрнианских созвездий. На многих высокие воротники и красно-черно-золотые цвета риштианцев.
Завидев нас, некоторые из фанатов «Моря чудовищ» восклицают «Даллас!» и «Кайт!», приветствуя нас. Уоллис улыбается, уши у него розовеют, он берет меня за руку, чтобы протащить сквозь толпу. Я позволяю ему это. Его ладонь тверже, чем можно ожидать от писателя, но теплая. Мы держимся за руки неуверенно, и, когда добираемся до стола посередине, Уоллис отпускает меня. За небольшим столиком сидят молодая женщина с маленьким ребенком на коленях и парень нашего возраста, он смотрит на экран ноутбука и улыбается. У женщины дикая грива волос – парик – и многослойная, пригодная для пустыни, одежда Ими, еще одного из Ангелов; а ребенок, маленькая девочка, одета как дочь Ими. На парне термофутболка с высоким воротником – очевидно, изображающая костюм с регуляцией температуры, какие носят риштианцы, – и куртка, обычная для тамошних аэронавтов. Перед ними стоит еда с фуршетного стола.