– Это как-то странно. Вроде я знаю, что они любят меня, знаю также, что по большому счету мне не на что жаловаться, но они вечно пытаются заставить меня делать вещи, которые я делать не хочу. Каждый раз, когда мы сюда приезжаем, мама или папа пытаются убедить меня записаться в какой-нибудь новый спортивный клуб или команду. Если я общаюсь по телефону с тобой или с моими друзьями онлайн, они считают, будто я игнорирую их, или отношусь с неуважением, или еще что придумают. А на самом деле у меня разговор в разгаре. Если ты увидишь, что два человека разговаривают друг с другом лицом к лицу, ты же не будешь прерывать их или заявлять, что они ведут себя неприлично, верно?
– Нет, конечно же, нет.
– Разумеется, я знаю, что все подростки твердят, что родители их не понимают, но они действительно их не понимают. Не вина моих родителей, что они появились на свет на два с половиной десятилетия раньше меня, но что, им лень спросить, чем я занята, и только потом уж решать, бессмысленно мое занятие или нет?
– Может, они боятся, что ты рявкнешь на них, если они поинтересуются тем, что ты делаешь, – говорит Уоллис.
Открываю рот, чтобы возразить, но вспоминаю, что уже объяснялась на эту тему с родителями.
– А твои так с тобой поступают? – спрашиваю я.
– Иногда. Но не так часто, как раньше. Мы… это проехали. Теперь у нас другие проблемы. – Прежде чем я успеваю спросить, какие проблемы он имеет в виду, Уоллис спрашивает:
– Почему твой брат называет тебя Эггз-Бенедикт?
– Потому что на завтрак я ем сваренные вкрутую яйца. Папа зовет меня просто Эггз, а Салли с Черчем прибавляют что-то связанное с яйцами – то, что они могут придумать в данный конкретный момент.
– Мило.
– Я считаю, что братья ненавидят меня.
Это, должно быть, прозвучало слишком правдоподобно, потому что Уоллис и в самом деле обеспокоился:
– Почему?
Пристально смотрю на свои ноги, на шаркающие по земле поношенные мамины «найки»:
– Не знаю. Потому что я не пытаюсь с ними общаться, не принимаю участия в том, чем они интересуются. Папа говорит, они действительно замечательно играют в соккер, а мне нечего сказать по этому поводу, ведь я не обращаю внимания на их игру.
– Ну так проводи с ними больше времени.
– Но мне не нравится заниматься тем, чем занимаются они, потому что они играют в соккер постоянно. Или же в видеоигры. Я не люблю спорт. В общем, они смеются надо мной из-за того, что я не тусуюсь с ними.
– Разумеется, они будут смеяться над тобой. Они же ученики средней школы, воспитанные в соревновательной, заряженной тестостероном атмосфере. Так они заводят друг друга.
– А тебе откуда знать?
– Я смотрю спортивные соревнования по телевизору. А когда был моложе, играл в детской футбольной лиге.
– Ты играл в футбол?
Он смеется:
– Да, когда был вчетверо меньше, чем сейчас. Я был фулбеком.
– Я не знаю, что это такое.
– Это означает, что я очень быстро бегал.
– Ты? Ты быстро двигался?
– Да уж. Это одна из великих тайн моей жизни. – Костяшки его пальцев выбивают дробь на моей руке. Мое сопротивление подходит к концу, я хватаю его за пальцы и беру их в свои. Он улыбается и говорит: – Не думаю, что твои братья ненавидят тебя. Просто вам нравятся разные вещи. И в этом нет ничего плохого, просто так получилось. Они занимаются спортом, ты – искусством.
Я занимаюсь «Морем чудовищ». Вот что я делаю, и все, что мне от Салли и Черча нужно, – это чтобы они не проговорились о моих делах школьным друзьям. Мы не обязаны очень уж хорошо ладить. Они просто должны держать рты на замке. И все это время они это делают; должно быть, понимают, как оно мне важно. Так что, вероятно, Уоллис прав. Вероятно, они не ненавидят меня.
– А где ты живешь? – спрашиваю я, раскачивая наши руки. – Хочу хорошенько исследовать Гугл-карты, прежде чем соглашусь познакомиться с твоей семьей.
Он снова смеется.
Путь домой, который для Эмити обычно был медитативным, на этот раз изобиловал ее собственными неиссякаемыми мыслями. Ее вина. Если она единственная, кто может остановить Фауста, разве это не значит, что она должна это сделать? Даже если это опасно для нее? Было легко думать о нем абстрактно, когда он терроризировал только далекие местности, но что, если он объявится на острове Ноктюрн?
Что, если он нападет не на незнакомцев, а на Фарена?
_______________________________________________
ПРОФИЛЬ ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ
вызывающийдождь*
Модератор раздела фанфики
ВОЗРАСТ: Не скажу
АДРЕС: НЕТ
УВЛЕЧЕНИЯ: МЧ, Писательство, Костры, Свитера, Сон допоздна, Собаки, ДЕТИ ГИПНОСА ЧЕРТ ВОЗЬМИ
Подписчики 1 402 834 | Читает 51 | Посты 9 519
[Авторские работы 144]
_______________________________________________
ОБНОВЛЕНИЯ
Показать еще
24 нояб 2016
ДЕНЬ ПИРОГА ИЗ БАТАТА
28 нояб 2016
Я начал читать гениальную книгу «Дети Гипноса». Почему никто раньше не сказал мне, какая она великолепная? Вы все виноваты.
02 дек 2016
Я так рад, что всем нравится прозаический вариант! На подходе новые главы. Постараюсь выкроить время на Синий Оберн, но ничего не обещаю. И ПРЕКРАТИТЕ СПРАШИВАТЬ О ХОРОШЕНЬКОЙ ДЕВУШКЕ ИЗ ШКОЛЫ. Черт побери.
13 дек 2016
Ненадолго замолкаю. Надо готовиться к экзаменам. Но на форумах появляться буду. #смертьчерезматематику
19 дек 2016
Награждаю себя за то, что пережил экзамены, четвертой книгой ДГ. Мне безразлично, если автор ненормальная. Надеюсь, кончается все хорошо.
19 дек 2016
Да, с ДГ меня познакомила Хорошенькая Девушка Из Школы. А ВЫ БЛАГОДАРНОСТИ НЕ ДОЖДЕТЕСЬ.
21 дек 2016
Я совершенно раздавлен, и сейчас меня это абсолютно не волнует.
Глава 21
Я соглашаюсь познакомиться с семьей Уоллиса в пятницу перед Рождеством.
Опять стираю мои хорошие джинсы, чтобы они сидели идеально в начале вечера, а потом постепенно растягивались, и заимствую у мамы одну из ее кружевных блузок. Мне все равно, что думают о моей одежде в школе, но если Уоллис старается выглядеть хорошо, приходя ко мне домой, я готова отплатить ему тем же – буду хорошо выглядеть в гостях у него.
Перед моим уходом мама вручает мне пачку флайеров, рекламирующих ее тренировочную группу («Если кто-то из его семьи подыскивает себе новые виды тренировок, я буду счастлива заниматься с ними. Скажи им это! Или же пусть они повесят их на доски объявлений!»), а папа с улыбкой напоминает мне о том, что на сегодняшний обед я потрачу мой свободный от диеты день на этой неделе. Родители полагают, что все, кто не принадлежит к нашей семье, питаются неправильно – едят лишь вредное и нездоровое. Забывая при этом, что я хожу в школу и там пять дней в неделю из семи лопаю картошку-фри.
К счастью, Салли и Черч пытаются наставить друг другу синяков в гостиной, повздорив из-за видеоигры, и не замечают, что я ухожу.
Уоллис живет на другом конце города в одноэтажном доме, во дворе которого красуется подсвеченный Санта, а подъездная дорожка к нему состоит больше из грязи, чем из гравия. В ряд выстроились две машины, и, похоже, обе они выпущены до 2007 года; та, которая сзади, принадлежит Уоллису, или по крайней мере он на ней везде разъезжает, на этой же машине сестра забирает его из школы. Я пристраиваюсь в ряд за ней. Сквозь занавески в окошке входной двери на улицу проникает теплый свет.
Беру телефон.
Таящаяся: И вот я здесь.
Таящаяся: Рядом с его домом.
Таящаяся: Готова войти внутрь.
Таящаяся: Меня тошнит.
Эмми и Макс не отвечают. Эмми уехала домой на каникулы, а Макс в отпуске, и потому в последнее время они проводят мало времени в онлайне. Я не общалась с ними вот уже несколько дней – но по крайней мере не забыла послать им посылки. Может, они увидят сообщения, пока я буду у Уоллиса.
Кладу голову на руль, делая вид, что хоть чем-то занята, на случай если все наблюдают за мной из дома, считаю до двадцати, затем заставляю себя выйти из машины – оставив мамины флайеры на пассажирском сиденье – и шагаю к двери.
Уоллис открывает дверь после первого же моего стука в нее. На нем спортивные штаны и один из его свитеров.
– Это несправедливо, – говорю я.
Он улыбается:
– Я так и думал, что ты это скажешь.
Интерьер дома словно из семидесятых. Обитые деревянными панелями стены, желтый ковер. Но здесь тепло и чертовски уютно, и из кухни справа доносится запах шкворчащего жира. Слева стена, отгораживающая прихожую от гостиной, где работает телевизор, а за ней задний коридор, ведущий, должно быть, в спальни.
– Так, значит, это Ла Каса Уорлэнд, да? – шучу я.
– Скорее Ла Каса Килер, – отвечает он. Его голос звучит громче, чем я когда-либо слышала, почти так же громко, как у Салли и Черча, которые до сих пор не знают, что в помещении нужно понижать голос. Он берет мою куртку и пристраивает на вешалку у двери. Я в смятении стою перед гостиной, пока кто-то позади меня не произносит:
– О, ты, должно быть, Элиза!
Подпрыгиваю на месте. По комнате идет чернокожая женщина средних лет с протянутыми ко мне руками. Она низенькая, пухленькая, и ее улыбка способна довести до слез дьявола. Она сжимает меня в объятиях. Я смотрю на Уоллиса.
– Элиза, это моя мама, Ви.
– О милая, на самом деле я его приемная мать. Не хочу вводить тебя в заблуждение. – Ви выпускает меня из объятий, берет за руку и ведет на кухню. Позади нас в гостиной раздаются какие-то неясные звуки – за Уоллисом следует девочка примерно того же возраста, что Салли и Черч, ее кожа на несколько тонов светлее, чем у Ви, а на плечи падает толстый конский хвост, состоящий примерно из миллиона тонких косичек.