– Я Люси, – говорит она. – А ты не такая высокая, как я представляла.
Ви усаживает меня за маленький прямоугольный кухонный стол. Уоллис садится рядом, а Люси – напротив. У нее такие длинные ноги, что ей приходится поджать их, когда они случайно касаются моих. Стол накрыт на шестерых. На другом конце кухни нечто пахнущее и звучащее, как бекон, готовится на плите в сковороде с длинной ручкой.
– Надеюсь, ты любишь завтрак на ужин, Элиза, – замечает Ви. – Потому что сейчас вечер пятницы, а тебе известно, что это такое!
Мне не известно, но Люси кричит:
– Яйца и бекон? – И вдобавок несколько раз ухает.
– В этом доме вообще можно поспать? – На кухню, уперев руки в боки, входит еще одна женщина. Ей двадцать с чем-то, и толстая повязка у нее на голове удерживает изумительную гриву волос, так что они не падают на ее худое лицо. Ее взгляд останавливается на мне, и я пугаюсь, что сейчас сгорю заживо, но спустя мгновение черты ее лица смягчаются, и она показывает на Уоллиса:
– Ты девушка Уолли?
Уоллис краснеет. Он старается не смотреть на меня, но женщину не поправляет.
– Э… – говорю я. – Меня зовут Элиза.
Она протягивает мне руку. Рукопожатие, как у титана.
– А я Брен. Мне кажется, я тебя уже где-то видела. У тебя есть собака?
– Да. Дэйви. Большая пиренейская собака.
Она глубокомысленно кивает.
– Я работаю в Центре присмотра за собаками «Счастливые друзья». Иногда нам туда привозят Дэйви.
– Он был у вас неделю в октябре.
– Да! – Брен обходит стол и садится рядом с Люси, которая немедленно начинает пытаться засунуть ей в ухо палец. Брен рассеянно отводит ее руку. – Я люблю собак. И Уолли тоже – мы платим ему за то, что он чистит собачьи конуры и играет с собаками под конец дня. – Она издает фуканье. – Знаешь, когда я стану там главной, то буду кормить их по утрам и вечерам, потому что раз в день – недостаточно. Особенно учитывая то, что они у нас много бегают и играют. Мне бы хотелось иметь собаку в доме, но у Люси на них аллергия. – Она треплет девочку за косички.
– Как вам пожарить яйца, Элиза? – спрашивает Ви.
– Э… все равно. Глазунья подойдет.
– Пусть будет глазунья. – Она заканчивает возиться с беконом и начинает разбивать в кастрюлю яйца.
Брен и Люси – но в основном Брен – забрасывают меня обычным набором вопросов. Откуда я родом, сколько мне лет, как мы с Уоллисом познакомились. Тут Уоллис буквально подпрыгивает на месте и говорит так громко, что мне начинает казаться, будто это вовсе и не он.
– У нее были те картинки к «Морю чудовищ». Я же вам говорил, помните? – К счастью, он не упоминает ни о Трэвисе Стоуне, ни о Дешане Джонсоне. Мне не хочется рассказывать его сестрам, как исключительно неудачно я пыталась заступиться за него, и у меня появляется чувство, будто он тоже не хочет говорить им, что сидел на скамейке и терпел выходки одноклассников до тех пор, пока не появилась я. Но его родственникам должно быть прекрасно известно, насколько он бесконфликтен.
– Верно-верно. – Брен машет в воздухе рукой. – Значит, ты тоже в этом деле? Имеешь отношение к «Морю чудовищ»?
Я пожимаю плечами:
– Ну да.
– И тоже пишешь фанфики?
– О… нет.
– Она рисует, – говорит Уоллис. – Я все пытаюсь уговорить ее выложить рисунки в Интернет.
– А почему ты этого не делаешь? – интересуется Люси.
Снова пожимаю плечами:
– Мне кажется, они этого не достойны.
Уоллис проводит пальцем по нижнему краю тарелки и слегка улыбается.
– Ее рисунки действительно чудесные, – произносит он опять тихо. – Ты все-таки должна выложить хотя бы один или два из них.
Каждый раз, когда он так говорит – голос тихий, глаза опущены, на губах улыбка, – мне хочется послушаться его. Хочется немедленно оказаться за своим компьютером и выложить несколько рисунков хотя бы для того, чтобы увидеть его реакцию. Знаю, он хочет продемонстрировать мое искусство всем, он сам сказал об этом как-то раз, когда мы сидели за средней школой. И когда я думаю о его словах, мой желудок совершает кульбиты, сердце начинает стучать в горле и мне хочется поцеловать Уоллиса в его удивительное лицо с ямочками на щеках.
Каждый раз, когда он так говорит, моя уверенность в том, что выкладывать ничего не надо, слегка иссякает.
Никто не узнает, что я ЛедиСозвездие, по нескольким рисункам.
– Я… Я думала об этом, – наконец изрекаю я, и взгляд Уоллиса встречается с моим.
– Правда?
– Да. Может, позже.
– Правда?
Я смеюсь:
– Да. Что это с тобой? Ты в порядке?
Уоллис сидит на своем стуле прямо, как двухсотфунтовый сгусток энергии. Прежде чем он успевает что-то добавить, входная дверь снова отворяется.
– Тим пришел! – кричит Люси. От дверей доносится смех, и спустя мгновение в кухню входит высокий лысый мужчина.
– Мой любимый завтрак на ужин! – Тим проходит мимо плиты, чтобы запечатлеть поцелуй на макушке Ви, а затем обходит стол и целует Люси и Брен. Затем садится в конце стола, справа от Уоллиса, и сердечно улыбается мне. – А ты Элиза. Он протягивает через стол руку, и я пожимаю ее. У него такое же сильное рукопожатие, как и у Брен. – Мы так рады, что ты ужинаешь с нами, Элиза.
– Спасибо. – Он очень громкий и уверенный в себе, и я начинаю ерзать на стуле каждый раз, когда его взгляд фокусируется на мне.
– Люси, дорогая, – говорит Ви, – помоги с едой.
Люси встает, чтобы принести бекон, колбасу и тосты, ставит все это на стол. Ви приносит яичницу – всем глазунью – и начинает раскладывать ее по тарелкам. Мой желудок приходит в волнение. Уоллис чуть толкает меня локтем, и я не могу понять, делает он это намеренно или же просто у него такие широкие плечи, что он захватывает часть моего пространства.
– Ну, Килеры и Уорлэнды, – говорит Тим после того, как Ви садится за другой конец стола, – какие у вас сегодня новости?
Ви рассказывает историю о старом школьном друге, на которого наткнулась в магазине, высматривая ингредиенты для нового блюда. Люси потчует нас своим исследованием теннисных ракеток и минут пять пытается убедить Тима позволить купить ей машинку для перетяжки струн, а он всеми силами отнекивается. Брен жалуется на молодую пару, оставившую щенка в их центре, – они получили его в подарок на Рождество, но не хотят держать у себя дома. Пока они разговаривают, мы едим. Затем Тим обращает свое внимание на меня:
– Элиза, а ты не хочешь чем-нибудь поделиться?
– О. Э. Что я сегодня делала? Лежала в кровати и смотрела Netflix. Открыла вчерашнюю «Уэстклиффскую звезду» и раз двенадцать прочитала обзор последних событий – о всех тех смертях, виной которых оказался Уэллхаусский поворот. Затем запланировала публикацию единственной на сегодня страницы «Моря чудовищ» – единственной, что я смогла закончить, учитывая то, что общение с Уоллисом сильно сказалось на моей продуктивности. После чего несколько часов просто потела. Потом приняла душ. И вот я здесь.
– Почему бы мне не рассказать о моем дне? – внезапно заявил Уоллис. – Я уже поел. – Он буквально всосал свою порцию.
Тим оставляет в покое меня и поворачивается к нему.
– Я помог Брен убедить того недоверчивого ретривера позволить искупать его, – говорит Уоллис. Уголки его губ ползут вверх. – И, э… я продал еще две готовые истории.
– Еще две? – щебечет Ви. – Уолли, это замечательно!
– Ты не сказал мне об этом, – заметила Брен.
Люси бросает в него салфетку:
– Ты собираешься дать мне их почитать?
Тим улыбается:
– Замечательно, Уоллис. Это твои фанфики?
– Да. Но не к «Морю чудовищ», а другие.
– А что-нибудь из своего ты пытался продать?
Уоллис трет шею:
– Людям нужны истории со знакомыми персонажами.
– Хммм. – Тим возвращается к яйцам. – Так, значит, это будет твоим главным занятием в следующем году? Фанфики?
Лицо Уоллиса становится скучным:
– Такой специализации ни в одном колледже нет.
– Ты будешь писать собственные вещи?
– Да.
– А зачем тебе это надо, если ты не можешь делать на них деньги?
– Тимоти, – предупреждающе говорит Ви. – Только не при гостях.
Я пододвигаюсь поближе к Уоллису, но пронзительный взгляд Тима настигает меня.
– Элиза, – говорит он. – Ты же хочешь в следующем году поступить в колледж, верно? На чем ты собираешься специализироваться?
Очевидным ответом является «на искусстве», хотя я еще ничего не решила, потому что такой специализации, как «Море чудовищ», не существует. Но если я скажу «искусство», то это явно не возвысит меня в глазах Тима.
– На графическом дизайне, – говорю я. – Типа для рекламы. И всякого такого.
Здорово выкрутилась, Мерк.
– Графический дизайн, – повторяет Тим. – Видишь, Уоллис, даже в этом есть деловая жилка. Графические дизайнеры могут зарабатывать большие деньги. Я не хочу сказать, что тебе не надо писать, только уж пиши что-то такое, на чем можно построить карьеру. Литературное творчество никуда тебя не приведет.
Уоллис совсем грустно смотрит на свою тарелку. Люси засовывает себе в рот кусок бекона, а Брен закрывает лицо рукой и медленно качает головой.
– Все эти фанфики – просто забава, хобби. Мы с мамой не будем платить за твое обучение в колледже, если ты продолжишь заниматься исключительно ими. Мы хотим, чтобы ты делал что-то существенное.
Тим продолжает говорить, и кулаки Уоллиса сжимаются на уровне его бедер. Провожу пальцем по одному из них, и он хватает мою руку. Хватает крепко, словно ему очень больно.
– Я знаю, тебе не нравится выслушивать все это. Но так уж устроен мир.
Над столом нависает молчание, а Тим возвращается к еде. И тогда Уоллис говорит:
– Вы нас извините?
Тим готов сказать «нет», но его рот полон еды. Ви стреляет в него злобным взглядом с другого конца стола и произносит:
– Да, солнышко. Мы вас с Элизой отпускаем, я уберу ваши тарелки.
Уоллис встает и тащит меня за собой прочь из кухни.