– Мама с папой ей бы этого не позволили, – продолжает смеяться Салли. – Они думают, что она хочет заняться с ним сексом.
Я превращаюсь в дышащий вулкан.
– О, Элиза, он не прав. – Мама на секунду отрывает глаза от дороги, чтобы взглянуть на меня. – Если вы с Уоллисом решите пойти на такое, то это исключительно ваше дело – вот почему мы сводили тебя к доктору.
– Мама, хватит, – тихо говорю я.
– Быть вместе – это абсолютно здоровое времяпрепровождение для ребят вашего возраста, ну ты знаешь.
– Я удивлен, что вы еще не занимаетесь этим, – встревает папа. – Мы с мамой в одиннадцатом классе впервые…
– ХВАТИТ! – кричим одновременно Салли, Черч и я, зажимая уши ладонями. Мама с папой ошеломлены и прекращают разговор.
Мы едем в молчании еще три минуты, а потом мама опять заводит свое:
– Я просто хочу сказать, что так на свет появились вы трое.
– Господи, – стонет Салли.
Мы припарковываемся на стоянке кемпинга и должны карабкаться вверх по холму еще мили две, чтобы поставить там палатки. Еще в машине я понимаю, что это не будет смахивать на прогулку по парку. Родители и братья взваливают на себя туристическое снаряжение и пружинистым шагом начинают восхождение. Я несу свои вещи – одежду на два дня, еду, спрей от насекомых и солнцезащитный крем – на мне моя старая мешковатая одежка и походные ботинки, которые дала мне мама, поскольку она не хочет, чтобы я подвернула ногу.
Почти сразу, как мы ступаем на туристическую тропу, у меня между лопаток начинает течь пот. Сквозь деревья проглядывает яркое солнце. Сейчас прохладный поздний март, и все равно мне ужасно жарко. Я постоянно отстаю. Кряхчу, пыхчу, вытираю пот с глаз. Спина нещадно болит. Родители уверенно идут вперед, за ними следуют Салли и Черч, чьи голоса распугивают птиц, и те улетают с деревьев. Братья даже не оглядываются проверить, как я там. Не то чтобы это имело какое-то значение – мы идем по знакомой грунтовой тропинке между деревьями к поляне, где разобьем лагерь в лесу. Я ходила в такие походы, когда была младше, но в последние годы умудрялась увиливать от них под предлогом плохого самочувствия. Я снова попыталась сделать это сегодня утром, но папа сказал, что на свежем воздухе я буду чувствовать себя лучше. Я точно знаю, куда они идут и как туда добраться, потому останавливаюсь, сажусь на поваленное дерево и достаю телефон.
Он не очень-то хорошо здесь ловит, но все же работает. Просматриваю сообщения. От Уоллиса ничего нет, но я сказала ему, что на два дня удаляюсь в леса, значит, он ничего не напишет, пока не будет знать, что я могу прочитать его сообщения. Однако есть несколько новых посланий от Эмми и Макса. Открываю окошко чата.
Корова_Апокалипсиса: ты должна сказать этому профессору, чтобы он засунул свою голову себе в зад.
Корова_Апокалипсиса: но, разумеется, другими словами. двенадцатилетние девушки не должны так выражаться.
полбяныехлопья: Мне четырнадцать
полбяныехлопья: Я вполне могу сказать так если захочу
полбяныехлопья: Но не стану делать этого потому что мне нужна хорошая отметка за тест
Корова_Апокалипсиса: он будет у тебя и в следующем семестре?
полбяныехлопья: Не, это последние с ним занятия
полбяныехлопья: Но этот предмет ведет только он так что если я его не сдам, то придется опять иметь с ним дело
Корова_Апокалипсиса: вот дерьмо. ты должна пойти к начальнику отделения и сказать, что он дискриминирует тебя по возрасту.
16:31 (Таящаяся присоединился (-ась) к беседе)
Таящаяся: Что происходит?
Корова_Апокалипсиса: говнистый учитель эм по матану обращается с ней не так, как с другими, смеется над ней в классе потому что она слишком молоденькая.
полбяныехлопья: Он не смеется надо мной
полбяныехлопья: Он называет меня малышкой каждый раз когда я говорю что у него в уравнении ошибка
полбяныехлопья: Как будто это у меня получился неправильный ответ и я сержусь из-за этого
Что мне нравится в Максе и Эмми: несколько недель без долгих разговоров, но они общаются со мной как ни в чем не бывало.
Таящаяся: Такое впечатление что он над тобой все-таки смеется.
Таящаяся: На самом-то деле он кажется просто козлом. Учителя, которые называют своих студенток малышками, сволочи и козлы, не важно кто какого возраста. Ты должна пожаловаться начальнику отделения.
полбяныехлопья: Да
полбяныехлопья: Может быть
полбяныехлопья: Как я сказала я просто должна дотянуть до конца семестра и сдать тест а потом я больше не буду его видеть
Корова_Апокалипсиса: мы серьезно, эм. это все никуда не годится. он не должен так поступать.
полбяныехлопья: Может сменим тему??
– Немного запыхалась, Эггз?
Вскакиваю и смотрю вверх. Папа идет ко мне по тропинке и улыбается, пока не замечает телефон у меня в руке. Я пытаюсь спрятать его в карман, но уже поздно.
– Я же говорила тебе, что плохо себя чувствую. – Встаю и отряхиваю штаны.
– Я думал, мы договорились, что обойдемся без телефонов.
– Ты, должно быть, сказал это только Салли и Черчу. Я ничего такого не слышала.
– Эггз…
Иду позади него:
– Я разговаривала со своими друзьями.
– Но у нас семейное предприятие. Я уверен, твои друзья поймут это, когда мы вернемся через несколько дней. – Одной рукой он быстро хватает меня за локоть и протягивает другую.
Я не отдаю телефон:
– Это было важно.
– Не сомневаюсь. – Голос у него высокий, требовательный. Я вся сжимаюсь. – Элиза.
Я таращусь на него. Он никогда не называет меня по имени.
– Это всего-навсего телефон! Здесь все равно наверняка не будет сигнала. Почему вы у меня все забираете?
– Думаю, ты проживешь пару дней без телефона, – говорит он внушительным Папиным Голосом. – И твоя мама согласится со мной. А теперь отдай его мне.
Вытаскиваю телефон из кармана, сую его ему, а затем иду вверх на голоса братьев. Папа остается сзади, возможно, для того, чтобы удостовериться, что я опять не отстану.
А я и не хочу останавливаться. Я так сердита, что могу идти несколько дней кряду.
Мама, Черч и Салли добрались до стоянки. Черч и Салли дерутся из-за палатки. Мама уже поставила одну.
– А я думал, вы там поумирали, – говорит Салли. Он смотрит на Черча. – Представляешь, мы будем жить в одной палатке.
Бросаю свой рюкзак в грязь.
– Заткнись, Салли.
Папа тихо разговаривает с мамой, демонстрируя ей мой телефон. Она сводит брови. И убирает телефон себе в карман.
Тру лицо руками. К щекам прилипли волосы, кожа чешется. Вокруг летают пчелы. Я приняла лекарство от аллергии, прежде чем мы отправились сюда, и в рюкзаке у меня еще одна таблетка, а у мамы еще одна, но если я дам аллергическую реакцию на укусы и меня придется срочно везти в больницу, это станет желанным облегчением.
Не будет никакой аллергической реакции. Ее не было у меня с десяти лет.
К несчастью.
Когда палатки поставлены, солнце уже скрылось за деревьями, и папа начинает разжигать костер. Закидываю вещи в палатку поменьше и ныряю в нее вслед за ними.
– Спасибо за помощь, – кричит Салли от костра, показывая мне средний палец.
– Салливан! – Мама шлепает его по руке.
Тогда он показывает мне язык. Я не обращаю на него внимания, закрываю палатку и разворачиваю спальный мешок посреди нее. Полиэстр не приглушает звуки леса, и я не хочу спать рядом с одной из хлипких стенок, потому что боюсь, что кто-нибудь может напасть на нас. Скорее всего, этого не произойдет, но рисковать не хочется.
Когда я залезаю в спальник, мама просовывает в палатку голову.
– Разве ты не пойдешь есть смоуры?
– Нет, – отвечаю я.
– Ты хорошо себя чувствуешь?
– Прекрасно.
Она ненадолго замолкает.
– Это из-за телефона?
– Я устала.
– Мы хотим, чтобы ты проводила больше времени здесь, в реальном мире. Папа не собирался злить тебя, но мы…
Я отворачиваюсь и натягиваю на голову спальный мешок, ее голос становится глуше. Она вздыхает:
– Мы знаем, что ты не обязана быть здесь. И может быть… может быть, мы не слишком хорошо что-то понимаем. Все это. Друзья в Интернете, веб-комиксы, даже просто рисование. Мы пытаемся справиться с нашим непониманием. Хотим выяснить, почему это значит для тебя так много. Нас пугает то, как сильно ты увязла в своих интересах и как мало мы о них знаем. Ты ничего не объясняешь, и мы действуем на ощупь.
Она опять молчит и ждет, что я повернусь к ней. Я не делаю этого. Тогда она снова вздыхает и уходит. Ее ботинки чавкают по грязи, когда она возвращается к костру.
Они четверо разговаривают и смеются еще где-то час или два. В животе у меня урчит. Они ведь поужинали, а не только ели смоуры. В конце концов мама отправляет их всех спать. Черч и Салли залезают в палатку и устраиваются по обе стороны от меня, я притворяюсь, что сплю.
– И почему она дрыхнет? – тихо говорит Салли. – Дома ведь ложится не раньше двух.
– Устала, наверное, – еще тише отвечает Черч.
– От чего устала, от подъема на холм?
Черч ничего не отвечает. Они забираются в спальные мешки и полчаса шепчутся о том, что скоро начнется сезон игры в соккер на открытом поле. А я даже не поняла, что предыдущий сезон закончился, – мама с папой просто говорили мне, когда отвезти их на тренировку или забрать. Я не знаю, как они закончили сезон игры в зале. Были ли у них соревнования? Призы?
После довольно продолжительного молчания Салли произносит:
– Так ты действительно ходил на кастинг для мюзикла?
Выдержав короткую паузу, Черч отвечает:
– Да. А что?
– Просто интересно. Почему ты ничего не сообщил мне?
– Потому что ты сказал бы, что это из-за Мейси Гаррисон.