Но при этом в исторических произведениях польской литературы часто восхвалялись реакционные стороны прошлого, и, например, государственная гибель Польши часто изображалась как следствие грубого внешнего насилия, без указания на внутренние причины, вызвавшие политическую смерть страны.
Правда, такой крупный поэт, как упомянутый выше романтик Зыгмунт Красинский, идеализируя в своих поэтических мечтаниях польскую шляхту, временами в реальной действительности видел ее тунеядство и развращенность, ее классовый эгоизм и с ужасом говорил иногда о кровавом крепостническом гнете и других тяжелых сторонах жизни старой Польши. «Поэзия когда-нибудь покроет все это позолотой», предсказывал он.
И действительно, многие польские писатели занялись позолотой исторического прошлого своей страны.
Элиза Ожешко не принадлежала к их числу. Она не писала произведений на темы из польской истории и не занималась некритическим возвеличением польского прошлого — особенность, весьма характерная для ее общественно-литературных позиций.
Но и она отдала дань увлечению историческим жанром.
Так, «Миртала» Элизы Ожешко — это повесть о древней Иудее вскоре после ее покорения римлянами. Писательница показала еще свежие раны растоптанной, порабощенной страны и в национальной драме Иудеи дала, вольно и невольно, ряд аналогий тому, что пережила Польша после трех разделов и трех последовательных разгромов, повторявшихся чуть ли не каждое поколение (1794, 1830, 1864).
Ее более мелкие произведения на древнеисторические темы собраны в сборнике «Старые картины»; среди них самое значительное — «Почитатель могущества» (1890) с его протестом против культа силы и денежного мешка.
Искусство воскрешения далекого прошлого, а тем более времен античности, оказалось далеко не самой сильной стороной творчества Элизы Ожешко. В ее исторических произведениях попадаются хорошие страницы, но ряд ситуаций надуман, пафос ходулен, язык — напыщен, описания — растянуты и инертны, а в целом эти произведения Ожешко грешат такой модернизацией, которую быстрый прогресс наук об античном мире сделал спустя одно-два десятилетия совершенно явной для широкого круга читателей.
Кроме названных двух книжек на исторические темы, все творчество Ожешко посвящено современности.
В оценке этой современности и во всем вообще мировоззрении Элизы Ожешко два события сыграли определяющую роль: восстание 1863 года и немедленно последовавшая за ним крестьянская и земельная реформа в Царстве Польском.
Оба события, как известно, повлекли за собой упадок средней шляхты. Разгромленная политически, она теряла свои экономические позиции и быстро деклассировалась.
Молодая писательница, многие годы так энергично трудившаяся над своим развитием, выработала целую систему взглядов, которые помогали ей разбираться в окружающей действительности.
Основой их был позитивизм с характерной для него верой в постепенное улучшение жизни людей, достигаемое реформой. С горячностью новообращенной она стала исповедовать культ «троицы» позитивизма: культ науки (естествознания, прежде всего), культ прогресса и культ человечества. К этому присоединилось «евангелие природы»: вечная мелодия Руссо то нежной свирелью, то могучим рокотом органа пронизывает все ее творчество, и — «евангелие труда», ибо труд для нее, честный, святой, всенародный труд, призван объединить все слои польского общества, преобразовать Польшу и создать основную предпосылку для горячо желанной национальной независимости родины.
Так, огромные усилия по выработке мировоззрения привели молодую писательницу после многих лет исканий в лагерь прогрессивных демократических деятелей Польши, лозунгом которых были тоже «позитивизм и органический труд».
Позитивизм появился в Польше в начале второй половины девятнадцатого века. К этому времени, по словам Ленина, «революционность буржуазной демократии уже умирала (в Европе), а революционность социалистического пролетариата еще не созрела». Позитивизм и был там философской основой буржуазного либерализма, быстро освобождавшегося от малейшей тени революционности.
На Западе позитивизм, появившийся после эры демократических революций, стал идейным барьером против революционной материалистической философии и передовых общественных учений. А в Польше буржуазно-демократическая революция была еще далеко впереди, и польский позитивизм сыграл довольно значительную прогрессивную роль. «И если теперь, — писал о нем В. В. Боровский вскоре после революции 1905 года, — это направление выродилось перед лицом других, более прогрессивных, в политический оппортунизм, то в этом отношении оно повторило лишь историю сходных течений в Западной Европе».
Польский позитивизм был проникнут несвойственным западноевропейскому позитивизму народолюбцем, верой в нравственные силы народа, в то, что, только опираясь на народ, можно надеяться вывести Польшу из исторического тупика, в котором она оказалась, вернуть ей независимое национальное существование и повести страну по пути прогресса и демократии. Он быстро стал развиваться с середины шестидесятых годов, как реакция на политику, потерпевшую полное банкротство в 1863–1864 гг.
Один из самых выдающихся вождей этого направления, Александр Свентоховский, в своем манифесте 1871 года прямо говорил представителям старого поколения. «Вы обессилены трудом и годами, ваш взор утратил способность воспринимать новые виды, ваши чувства утратили понимание новых потребностей, ленивая мысль, лишенная жизни, вращается лишь в круге старых целей и бессильна постигнуть новые… Так уйдите же с дороги вы все, — гневно восклицал А. Свентоховский, — которые в состоянии только загромождать ее, а другие — догоняйте тех, что бегут быстрее вас».
«Фантазерству и романтике стариков, — говорит В. В. Воровский, приведя эти слова лидера польского позитивизма, — Свентоховский противопоставил труд, органический труд, их застойной приверженности к старине — прогресс, их патриархальному невежеству — знание».
Замечательная статья В. В. Воровского «Александр Свентоховский», напечатанная в 1908 году по поводу сорокалетия (1868–1908) публицистической деятельности этого польского литератора, содержит превосходную характеристику того литературного направления, под знамя которого стала и Элиза Ожешко, кстати сказать, впервые выступившая в печати почти в одно время со Свентоховским. Ряд тезисов В. В. Воровского о Свентоховском применим и к характеристике важнейших сторон мировоззрения Ожешко.
Оба писателя, Свентоховский и Ожешко, были «глашатаями своего рода мирной революции», и для обоих характерно метафизическое искание «правды».
Оба они, сторонники «широкого просвещения, безусловного прогресса, торжества правды и справедливости, освобождения личности», не могли стать идеологами «верховодящих классов, какими являлись в то время пережившие кризис землевладельческая аристократия и новоиспеченная буржуазия». Их «идеалы складывались под влиянием пробуждения громадной массы мелких собственников, главным образом крестьянства».
Глубокая и меткая характеристика, данная В. В. Воровским целому литературному направлению в Польше, прямо характеризует также и основные общественно-политические взгляды Элизы Ожешко, которая была одним из самых выдающихся деятелей этого направления.
VIII
После разгрома восстания Элиза Ожешко оставила конфискованный Людвинов и переехала (1864) в разоренное отцовское имение, расположенное возле Мильковщизны, на берегу Немана, в сорока двух километрах от Гродно.
Началось одинокое деревенское существование, наполненное материальными заботами и подвижническим литературным трудом, проникнутое скорбью о трагической судьбе Польши.
«Возлюбленная моих детских лет, родина, — вспоминала потом эти годы Элиза Ожешко, — возвратилась ко мне, вступила в меня и наполнила рыданием сердце женщины, которая столько лет была пустой, веселой, праздной. Временами мне казалось, что это меня кинули на землю и тяжелыми сапожищами топтали мое тело и мою душу. Или появлялось такое чувство, точно это я, закинув назад голову, с замирающим сердцем падаю в пропасть, бездонную, без проблеска света и без надежды на спасение».
Переезд в Гродно (1870), где она прожила до самой смерти, внес мало изменений в эту жизнь, целиком отданную литературе.
В личной жизни писательницы событий было немного.
Возвращение и смерть мужа, Петра Ожешко.
Основание писательницей в г. Вильно польского книгоиздательства, просуществовавшего с 1880 по 1882 г. и закрытого властями.
Ее энергичная кампания помощи погорельцам после страшного пожара Гродно в 1885 г.
Счастливое, но очень короткое, позднее второе замужество (1894–1896).
И это почти все.
Зато литературный труд писательницы был огромен.
С «Пана Грабы» (1869) начался цикл произведений по женскому вопросу. Сюда относятся еще: «Дневник Вацлавы» (1869–1870), «Марта» (1872) и др., а также публицистическая работа Ожешко: «Несколько слов о женщинах» (1870).
Политические репрессии, обрушившиеся на шляхту, ее хозяйственное оскудение сильно изменили положение женщины в дворянских семьях. Многие девушки остались без женихов, жены — без мужей и без средств к существованию, многим шляхтянкам пришлось взяться за труд, которого они, праздные посетительницы и хозяйки салонов, не знали и к которому совершенно не были подготовлены воспитанием. На почве этой неприспособленности возникало множество трагедий, одна из которых ярко изображена в «Марте».
Эта простая повесть, не лишенная сентиментальности и мелодраматизма, произвела в то время сильнейшее впечатление, особенно на женщин, и не только на польских шляхтянок. Рост капитализма, вызвавший длительный кризис мелкой буржуазии во всей Европе, разрушал повсюду сотни тысяч семейств. Перед миллионами девушек, молодых женщин, матерей возникали вопросы: «Что делать? Куда деваться самим, как спасать своих детей? Как их готовить к неизбежной, неотвратимой битве жизни?»