енералах» и «свадебном кортеже», сопровождающем жениха и невесту в церкви и на обратном пути во дворец. «Кто такие эти дамы из внутренних покоев?» — недоумевает она, и ей объясняют, что, в отличие от дам, имеющих «ограниченный» и «неограниченный» доступ в покои императрицы, «дамы из внутренних покоев» могут появляться в высочайших апартаментах только по специальному вызову и в строго определенные часы. Без особого сожаления Сиси возвращает первый документ графине Эстергази. Второй документ озаглавлен «Памятка ее величества» и содержит пояснения к перечню мероприятий, запланированных на следующий день. Короче говоря, все подчинено ритуалу, предписывающему императору и его невесте, как они должны вести себя во время свадьбы[48].
Император получает такие же документы, но, в отличие от Сиси, не теряет присутствия духа, а наоборот, пытается успокоить свою невесту: «Не волнуйся и наберись терпения, скоро все это кончится, ты станешь моей милой женушкой, и весь этот кошмар мы быстро забудем в нашем чудесном Лаксенбурге»[49].
В половине седьмого вечера 24 апреля Франц Иосиф ведет свою невесту к алтарю церкви Августинцев. Никакими словами невозможно передать то великолепие, которое являла собой церковь в этот момент. Под ее сводами собрались все лучшие представители знатнейших и богатейших родов империи. Роскошные одеяния высших церковных чинов, военные в парадной форме, дамы в платьях со шлейфами, многочисленные украшения из драгоценных камней, в которых отражается свет тысяч свечей, — все это многоцветие производит неизгладимое впечатление на присутствующих. Внезапно по рядам собравшихся проносится какое-то мимолетное движение, затем наступает мертвая тишина: к церкви приближаются виновники сегодняшнего торжества, только что прибывшие из Хофбурга. Впереди в полном одиночестве шагает император в усыпанной орденами форме фельдмаршала, идеально облегающей его стройную благородную фигуру и подчеркивающей его молодость и мужскую красоту. За ним следуют эрцгерцогиня София и герцогиня Людовика, а между ними — Елизавета в расшитом золотом и серебром белом подвенечном платье со шлейфом, ее роскошные волосы украшает сверкающая бриллиантами диадема, подаренная ей эрцгерцогиней Софией, к груди она прижимает прекрасный букет свежих ослепительно белых роз. Она идет твердой, уверенной походкой, с необычайно серьезным выражением на смертельно бледном лице, и, не глядя по сторонам, садится на свое место вблизи алтаря. Как во сне наблюдает она за всем происходящим, при этом ее взгляд останавливается на обручальных кольцах, которые священник уже взял в руки. Императору приходится слегка подтолкнуть ее и бросить на нее многозначительный взгляд, прежде чем Елизавета поднимается со скамьи и вместе с женихом подходит к алтарю. Откуда-то издалека слышит она голос священника, спрашивающего ее о чем-то, и она едва слышно отвечает «да», в то время как ответ императора разносится по всей церкви[50]. Елизавета ощущает приятный холодок от надетого на палец обручального кольца, и вот ее рука уже лежит в дрожащей от волнения руке императора. В этот момент на площади св. Иосифа раздается оглушительный залп ружейного салюта, от которого Сиси вздрагивает всем телом. Вслед за этим слышны залпы орудий, установленных на городских валах, и перезвон колоколов всех венских церквей. Во внезапно наступившей тишине его высокопреосвященство архиепископ Венский кардинал Раушер всходит на алтарь и благословляет молодоженов. Он проникновенно говорит о всемогущем Боге, о любви и согласии между мужем и женой, о долге и высоком призвании императорской четы. Елизавета как завороженная слушает его длинную речь, но при этом не понимает почти ни одного из обращенных к ней слов. Вдруг что-то в речи кардинала привлекло к себе ее внимание. И что же она слышит? «Святой Августин говорит: если жена любит мужа за его богатство, то эта женщина не чиста, ибо любит она не мужа, а его деньги; если же она любит мужа, то она любит его даже тогда, когда он беден».
Лицо Елизаветы покрывается легким румянцем, она вопросительно смотрит на своего молодого супруга. К чему эти намеки? Ведь всем хорошо известно, что она не стремилась ни к власти, ни к богатству, что все произошло неожиданно и без ее участия, события просто захлестнули ее и увлекли за собой. Внезапно она вспоминает, что вчера уже видела, как этот почтенный священник выходил с наброском своей сегодняшней речи из комнаты эрцгерцогини Софии. Неужели это она все подстроила? Но нет, последующие добрые слова кардинала исправляют то неприятное впечатление, которое произвела на Елизавету цитата из сочинений святого Августина. Вскоре молодая императрица Австрии и ее супруг в окружении величественного кортежа, под звуки горнов и бой барабанов покидают церковь. Впереди следуют «юноши благородного звания» и представители титулованной знати, по краям — рослые гвардейцы, вооруженные алебардами. Вся процессия не спеша направляется в церемониальный зал, где молодым супругам еще долго приходится принимать поздравления от придворной знати и многочисленных высокопоставленных гостей.
Становится очевидным, что императорская чета не принадлежит самой себе. Любые другие молодожены сразу после свадьбы обычно отправляются в свадебное путешествие, чтобы хоть на несколько недель оказаться вдали от своих дорогих, но ужасно любопытных родственников, друзей и знакомых.
Император и императрица не могут себе этого позволить, их еще ожидает трудное испытание в виде множества праздников и торжеств. Вена буквально переполнена гостями со всех концов света, например, такими как депутация крупных коммерсантов из Смирны во главе с банкиром, греком по происхождению, Фемистоклом Балтаци. Свадебные торжества нужны им лишь как повод для того, чтобы встретиться с членами императорской фамилии и влиятельными придворными.
Елизавета покорно участвует во всех этих церемониях и праздниках рука об руку со своим супругом. Где бы она ни появилась, она везде вызывает всеобщее восхищение, однако ей самой это не доставляет почти никакой радости. Весь день ее расписан по часам как в монастыре, у нее нет ни одной свободной минуты для себя, за ней наблюдают, ее направляют, а эрцгерцогиня София не отходит от нее буквально ни на шаг и все время придирается то к одному, то к другому: «Ты должна держаться увереннее, быть более приветливой, ты не обратила внимание на эту даму и была слишком любезна с тем господином». Но разве можно так обращаться с ней, женщиной и императрицей, пусть даже и бывшей совсем еще недавно мало кому известной маленькой принцессой? Да, на нее раньше почти не обращали внимания, зато она была гораздо более свободной и независимой.
На пятницу, 28 апреля, снова намечена вереница приемов и встреч с депутациями, но Елизавета вдруг заартачилась. Она устала, нервничает и просит, чтобы ее оставили в покое. Эрцгерцогиня София считает, что это неприлично, однако Франц Иосиф относится к этому с пониманием, соглашается со своей супругой, отменяет все приемы и, усевшись на место кучера, в полдень сам везет Елизавету на Пратер[51]. Известие об этом мгновенно разносится по городу, и вся Вена мчится к главной аллее парка. Императору приходится сделать большой крюк и побыстрее оставить аллею, чтобы хоть полчаса провести на свежем воздухе наедине со своей обворожительной супругой.
Обычно Елизавета крайне неохотно принимает участие в любых торжествах, но одно из них, а именно народный праздник 29 апреля, доставляет ей радость. Ведь то, что во время этого праздника демонстрирует мастер-наездник Ренц, напоминает ей о ее милой родине, о ее отце и его цирковых пристрастиях. Ренц, в свою очередь, старается изо всех сил. Его помощники, одетые в средневековые наряды, торжественно проводят по аллеям Пратера шестьдесят лошадей, великолепных животных всех пород. На Площади фейерверков процессия останавливается. По команде исполняется кадриль, в которой участвуют по двенадцать лошадей белой и черной масти. В заключение все всадники выстраиваются полукругом, и пока в небо взмывают 44 воздушных шара самых причудливых форм, господин Ренц на своем великолепном арабском скакуне демонстрирует элементы высшей школы верховой езды. И если в других случаях Елизавета с нетерпением ожидает окончания празднеств, то на этот раз она не может оторваться от увлекательного зрелища, так что Францу Иосифу приходится поторапливать ее. На обратном пути она делится впечатлениями со своим супругом: «Как это прекрасно, как это здорово! Я обязательно должна познакомиться с этим человеком».
Елизавета еще ребенок, трогательный и юный, может быть даже слишком юный для своего темпераментного и любвеобильного супруга. Но особенно болезненно она воспринимает требование эрцгерцогини Софии, чтобы Елизавета уже на следующее утро после первой брачной ночи приняла участие в традиционном семейном завтраке. Императрица противится этому[52], ей кажется, что такого мучения она не выдержит, однако у Франца Иосифа еще настолько сильна привычка во всем слушать свою мать, что даже в этом случае он не рискует ей возражать. Он опасается, что отказ может привести к скандалу между свекровью и невесткой, поэтому уговаривает Елизавету выполнить желание его матери, и той ничего не остается, как подчиниться своему мужу. За завтраком она чувствует себя отвратительно и, едва дождавшись его окончания, в слезах возвращается в свои покои, тогда как София не может отказать себе в удовольствии подробно расспросить сына о том, как прошла первая брачная ночь.
Справедливости ради нельзя не признать, что супруг Елизаветы с утра до вечера занимается государственными делами, и что она редко видит его, а все остальные люди, с которыми ей приходится общаться, принадлежат к окружению ее свекрови. Получается, что, выйдя замуж за австрийского императора, Елизавета не только покинула родину, но и потеряла всех своих знакомых и близких людей, оставшись практически в почти полном одиночестве. Ей не разрешили взять с собой в Вену ни одной дамы из тех, что окружали ее в Поссенхофене, а здешние придворные дамы для нее чужие. П