йского министра Баха. «У Вас есть эта книга?» — спрашивает Елизавета у Фалька. Тот медлит с ответом. «Значит есть? Тогда принесите ее мне, пожалуйста». — «Но, Ваше величество…» — растерянно произносит Фальк. «Или Вы считаете, что я не имею права читать такие книги?» — недоумевает императрица. Затем она подходит к письменному столу и вытаскивает из него тоненькую брошюру, озаглавленную «Распад Австрии. Сочинение австрийца немецкой национальности». В этой книжечке, анонимно изданной в Лейпциге в 1867 году и, разумеется, находящейся под строжайшим запретом, предсказывается катастрофа, которая, по мнению автора, ожидает Австрию в ближайшее время «в соответствии с внутренними законами ее развития». В ней, в частности, утверждается, что «на смену хаотичному смешению народов империи приходят более или менее оформленные группы, которые в соответствии с неумолимыми законами природы в подходящий момент будут ассимилированы государствами, населенными близкими к ним по происхождению и культуре народами»[212]. Это в высшей степени радикальное произведение, автор которого даже берет на себя смелость утверждать, будто распад Австрии служит залогом процветания всех стран и народов Европы и потому является неотвратимым, производит сильное впечатление на императрицу, в памяти которой еще свежи воспоминания о катастрофических событиях лета прошлого года. Не в последнюю очередь это связано с тем, что автор подвергает резкой критике деятельность злейших врагов Елизаветы, таких как Грюнне, Гондрекур и Белькреди. В частности, он иронизирует по поводу того, что в Австрии только полные ничтожества могут обрести аристократический титул, власть и влияние. Фальк потрясен тем, что в руки императрицы попала такая книга, однако сам он продолжает носить императрице запрещенные издания. Среди них оказывается и книга по истории освободительной борьбы венгерского народа, написанная епископом Микаэлем Хорватом, после прочтения которой Елизавета добивается помилования ее автора.
При дворе влияние на императрицу либерального еврейского журналиста, возрастающее по мере увеличения симпатий Елизаветы к Венгрии, вызывает глухой протест. Придворные, почти ничего не знающие о содержании бесед между императрицей и ее наставником, инстинктивно чувствуют, что от них не следует ждать ничего хорошего, поэтому они предпочли бы видеть Фалька подальше от Елизаветы. Однако избавиться от него им не так-то просто, потому что за ним стоит сама императрица. Тогда его недоброжелатели пытаются воспользоваться для этого намеченным на конец апреля переездом императорской семьи из Хофбурга в Шенбрунн, но у них ничего не выходит, и Фальк еще некоторое время продолжает давать уроки императрице.
Несмотря на значительное улучшение отношений между Австрией и Венгрией, до полной их нормализации еще далеко. Из-за сохраняющейся политической нестабильности Елизавета опасается, что коронация ее и Франца Иосифа на венгерский трон может не состояться. Газеты бьют тревогу. «Чем хуже международная обстановка, — пишет императрица мужу, — тем настоятельней требуется скорейшее урегулирование отношений с Венгрией. Я молю Бога о том, чтобы он не покинул нас в это судьбоносное время»[213].
К счастью, все заканчивается благополучно. 8 мая императорская чета отправляется в Будапешт, где ее по прибытии буквально засыпают цветами. Этвеш с трудом находит слова для описания восторга и ликования, с которым жители столицы встречают гостей[214]. «В течение трех столетий мы верили, что это рано или поздно случится. Затем на смену вере пришла надежда на счастливый исход. В конце концов нам не осталось ничего другого, как предложить народу искренне полюбить одного из членов императорского дома., Теперь, когда это наконец-то произошло, я могу больше не опасаться за будущее моей родины». Нетрудно догадаться, что Этвеш имеет в виду Елизавету. Всякий раз, когда поэт сопровождает императрицу, он, несмотря на свою совсем еще недавнюю принадлежность к оппозиции, радуется этим проявлениям народной любви так, как если бы он был ее обергофмейстером. Одним словом, у императрицы были все основания для того, чтобы положительно ответить на вопрос маленького Рудольфа, действительно ли приезд его матери в Будапешт сопровождался бесчисленными возгласами «ура» и «виват»[215].
11 мая Елизавета с супругом отправляется в Геделле. Во дворце и в прилегающем к нему парке полным ходом идут ремонтные работы. Императрице очень нравится новая резиденция, особенно тенистый парк и живописные окрестности, идеально приспособленные для верховой езды. Елизавета старается не пропускать проходящие в Будапеште скачки и, как ребенок, от души потешается над местными крестьянами, скачущими на неоседланных лошадях.
Императрица с тревогой следит за развитием политической ситуации. Она приглашает к себе Хорвата, чтобы прояснить для себя некоторые стороны его «освободительной борьбы». В разговоре с епископом Елизавета коснулась кровавых событий 1848 года и напомнила ему о том, что она тогда еще не имела никакого отношения к правящей династии и что «в то время многое делалось от имени еще очень юного императора, о чем он теперь весьма сожалеет. Если бы это было в нашей власти, то мы оба первые сделали бы все возможное для того, чтобы воскресить Людвига Батьяни и других невинных жертв кровавой расправы»[216].
Незадолго до этого императрица ознакомилась с письмом Кошута к Деаку, в котором предводитель венгерских левых радикалов подвергает резкой критике сближение между Австрией и Венгрией. В связи с этим Елизавета опасается, как бы этот непримиримый политик не сорвал в последний момент так успешно продвигающийся процесс урегулирования. Слабым утешением для нее служат заверения Хорвата о том, что Кошут как политический деятель полностью изжил себя и что к нему уже никто не прислушивается[217]. События ближайших дней косвенно подтверждают правоту Елизаветы. Императрица с неослабным вниманием следит за перипетиями политической борьбы в венгерском парламенте, ежедневно читает отчеты о парламентских заседаниях, вчитывается в выступления депутатов и с удовлетворением отмечает, что ее идеи, которые она так долго внушала своему супругу, пользуются растущей поддержкой умеренной части венгерского общества. «Я все больше убеждаюсь, — пишет она Францу Иосифу с известной долей самоиронии, смешанной с гордостью[218], — в том, что я необыкновенно умная женщина, хотя ты частенько недооцениваешь мои выдающиеся умственные способности».
Между тем, по мере приближения дня, на который назначена коронация, нарастает и тревога за успешное проведение этой торжественной церемонии, вызванная резкой активизацией левых сил. Деак получает письма с оскорблениями и угрозами в свой адрес, поговаривают и о том, что левые намерены устроить беспорядки в столице и тем самым сорвать коронацию. Власти вынуждены в связи с этим принять чрезвычайные меры безопасности.
Коронационные торжества начинаются б июня. У Елизаветы они вызывают крайне противоречивые чувства: с одной стороны, происходящее событие — это ее личный триумф, подкрепленный безграничной любовью к ней венгерского народа, но, с другой стороны, ей становится не по себе при мысли о том, какие испытания ей придется перенести во время многочисленных церемоний и празднеств. «Ты представить себе не можешь, какое это мучение, — жалуется она своей матери накануне торжественного дня[219], — с самого раннего утра носить выходное платье и диадему, устраивать многочисленные аудиенции, встречаться в узком кругу с представителями местной аристократии, и все это в то время, когда стоит такая ужасная жара. Как, должно быть, сейчас хорошо в нашем милом Посей… Коронация состоится в субботу в семь часов утра, но все дни до и после этого заполнены утомительными церемониями, к наиболее невыносимым из которых относятся балы и посещения театров, ибо ночью сейчас почти так же душно, как и днем».
Согласно древнему обычаю, Елизавета должна собственноручно привести в порядок мантию святого Штефана, которую во время коронации наденет Франц Иосиф, а также заштопать чулки и сделать вкладыш для короны, которая немного велика ее супругу. За этим занятием ее застает известие о внезапной кончине Матильды, восемнадцатилетней дочери эрцгерцога Альбрехта. Пытаясь спрятать от отца запретную сигарету, она нечаянно подожгла свое легкое батистовое платье и через несколько мгновений была охвачена пламенем. Несчастье повергло в траур весь императорский двор, однако коронационные торжества уже в самом разгаре, и их нельзя ни перенести, ни отменить.
Вечером 7 июня в офенской церкви проходит генеральная репетиция предстоящего торжества, во время которой Елизавета не может удержаться от язвительных замечаний по поводу чересчур помпезной, на ее взгляд, церемонии коронации. В тот же день императрица впервые примеряет великолепное, расшитое серебром белое парчовое платье с корсажем из черного бархата, украшенное полевыми цветами и усыпанное драгоценными камнями. Это чудо-платье, сшитое лучшими портными Парижа, обошлось императорской казне в сравнительно небольшую сумму 5 тысяч франков. Увидев свою супругу в новом наряде, император приходит в такой восторг, что, не удержавшись, нежно целует Елизавету в лоб.
В семь часов утра 8 июня из ворот королевского замка выезжает длинная вереница роскошных экипажей и богато одетых всадников на великолепных лошадях с позолоченной сбруей. В торжественном шествии участвуют практически все представители знатнейших аристократических семейств Венгрии, приехавших засвидетельствовать свое почтение императорской чете, а заодно и продемонстрировать великолепие своих нарядов и занимаемое ими высокое положение в венгерском обществе. Император, в форме венгерского маршала, едет верхом, а императрица, одетая в венгерские на