ярного и полноценного питания, без которого он не может поручиться за ее здоровье. Метцгеру удалось добиться того, чего долго и безуспешно пытались достигнуть родственники и лучшие друзья Елизаветы: императрица перестала мучить себя голодом во имя сохранения стройной фигуры.
Чем старше становится Валерия, тем более близкие отношения складываются у нее с матерью. Она не может не замечать, что между ними много общего, включая любовь к стихосложению. Однажды Валерия записывает в своем дневнике: «Недавно мама пожаловалась мне, что окружающие не способны оценить по достоинству ее поэтическую натуру, и тогда я предложила ей выразить свои чувства в стихах»[390]. Елизавете предложение дочери кажется интересным. В самом деле, ей идет уже сорок седьмой год, но за последние тридцать лет она не сочинила почти ни одного стихотворения. Императрица берет себе это на заметку в надежде в скором времени вернуться к этому вопросу и откровенно радуется взаимопониманию с дочерью. Когда вскоре в гости к родителям приезжает Гизе-ла с супругом Леопольдом, Франц Иосиф сразу отмечает, что мать предпочтительней общается с Валерией.
Осенью Елизавета снова приезжает на некоторое время в Геделле и в Офен. Здесь она принимает 11 ноября румынскую королеву Кармен Сильву, очень милую и приятную в общении женщину. Королева тоже предлагает императрице писать стихи, называя их «отличным громоотводом». Валерия с симпатией относится к гостье, но ей не нравится, что королеву везде и всюду сопровождает Дьюла Андраши. В ее душе просыпается ненависть к этому человеку, и ей кажется, что тот испытывает по отношению к ней такие же чувства. После отъезда гостей императрица возвращается в Вену в самый разгар театрального сезона. Но, если сама Елизавета бывает в театре сравнительно редко, то Франц Иосиф и другие члены императорской фамилии не пропускают почти ни одного спектакля. В ноябре 1883 года труппа императорского театра пополнилась новой актрисой по имени Катарина Шратт, которая очень нравится Францу Иосифу своей открытостью и естественностью. Он находит в ней некоторое сходство со своей супругой, с той лишь разницей, что Катарина проще и непритязательнее, чем Елизавета, и, что самое главное, актриса всегда безмятежно радуется жизни и понятия не имеет о том, что такое тоска и меланхолия. Во всяком случае, такое впечатление о Катарине складывается у императора на основании наблюдений за ней на сцене, поскольку лично он с ней еще не знаком. В отличие от отца кронпринц Рудольф не находит в новой актрисе ничего особенного, такие женщины не в его вкусе.
В марте 1885 года Елизавета вынуждена вновь отправиться на лечение к доктору Метцгеру, но на этот раз без Валерии, в сопровождении только одной придворной дамы она едет в Голландию. Под влиянием разговоров с Валерией и с королевой Сильвой, а также под впечатлением от поэзии Генриха Гейне и Гомера, которых она запоем читала в последние дни, в ней пробуждается поэтический дух ее юности. Важнейшими темами ее сочинений становятся море и подвиг легендарного Ахилла. Незадолго до этого по ее распоряжению в Мирамаре на берегу моря была установлена копия статуи «Умирающий Ахилл» работы скульптора Гентериха. Скорее всего именно этот образ вдохновил императрицу написать следующее стихотворение[391]:
Рыбаки прогуливаются по берегу,
Освещаемые лучами заходящего солнца…
Они ведут под руки своих возлюбленных,
Страстно целуя и обнимая их…
Увы, мне не нужен муж-рыбак!
Мой милый лежит на морском берегу…
Божественный, великолепный,
С щитом и копьем в руках.
Стоя на веранде арендуемой ею виллы в Зандфорте, Елизавета восхищается и бушующим морем, когда многометровые волны с шумом разбиваются о волнорезы, и спокойной морской гладью, в которой как в зеркале отражается бескрайнее голубое небо. Случайно оказавшийся поблизости подрядчик советует императрице построить неподалеку от виллы собственный дом, в котором она могла бы из года в год наслаждаться открывающимся отсюда видом.
В море, в далекое море
Влечет меня неведомая сила,
сочиняет Елизавета, и одновременно размышляет над предложением о постройке здесь своей резиденции. Вскоре она приходит к заключению, что не существует на земле такого места, на котором она могла бы задержаться надолго, и пишет стихотворение, озаглавленное: «Ответ подрядчику»[392]:
Мне предлагают построить дворец…
Здесь, на берегу Северного моря…
С высокими позолоченными куполами
И с прочими излишествами.
Что ж, я люблю тебя, мое огромное,
То буйное, то кроткое море,
С твоим неукротимым нравом,
С твоими ураганами и штормами —
Но любовь — это всегда свобода…
Она вправе приходить и уходить.
А замок, словно обручальное кольцо,
Может только погубить ее…
Лучше я буду свободно летать над тобой,
Как твои любимые чайки,
Жить в постоянном гнезде
Я не смогу никогда.
По возвращении из Амстердама, где Елизавета принимает процедуры у доктора Метцгера, она любит гулять на берегу моря, любуясь восходом или закатом солнца. Она не перестает восторгаться красотой моря и его постоянно меняющимся обликом. Этот мотив она кладет в основу многих своих сочинений:
О, если бы я знала столько песен,
Сколько у тебя волн, мое море,
Я бы записала их для тебя
И преподнесла бы тебе.
Все мои мысли и чувства,
Весь мой смятенный разум
Я могла бы утопить в тебе…
Ты моя хрустальная шкатулка,
Ты утешение для моего взора,
Ты счастье моего бытия,
Утром ты моя первая радость,
А вечером я думаю о тебе перед сном.
Елизавета часами наблюдает за гордыми и свободными чайками и временами воображает себя одной из них, легко парящей над морской гладью. При этом она вспоминает Людвига II, который сравнивает себя с орлом, предпочитающим в одиночестве наслаждаться своим могуществом на вершине скалы. Орел как король гор и чайка как королева морей — мысль о сходстве этих образов напрашивается сама собой. Своему кузену она посвящает следующее четверостишие:
Тебе, высокогорный орел,
Легкая морская чайка
Шлет привет от бушующих волн
Прямо к заснеженным вершинам.
В Зандфорте императрица предается романтическим мечтаниям и без труда находит предмет для поклонения. Несколько раз ей попадается на глаза незнакомец, благородная и красивая внешность которого производит на нее глубокое впечатление. Елизавета всегда восхищается красивыми людьми, мужчинами или женщинами, а этот незнакомец, про которого она больше ничего не знает, настолько очаровал ее, что, вернувшись домой, она спешит к столу и выражает свои чувства в стихах:
Прочь, только прочь от тебя —
Я этого больше не вынесу,
Взволнованное сердце хочет
Погубить легкомысленную голову.
Я прикрываю свои глаза,
Я больше не хочу тебя видеть,
Покой, покой любой ценой,
Пока не исчезнут эти чувства.
Ведь сегодня, когда я увидела тебя,
Мне с трудом удалось сдержаться,
Чтобы не всплеснуть руками так,
Как если бы мимо меня прошел сам Господь.
И чтобы не вскрикнуть во весь голос,
И не упасть на колени.
О, как же это больно и трудно,
И нервы больше не слушаются меня.
Может быть, это и есть возмездие Немезиды
За то, что для земной любви
Мое сердце было и остается
Непредсказуемым и непостоянным?
В тот же день, когда императрица написала это романтическое стихотворение, произошло событие, напомнившее ей о несовершенстве земного бытия. Некий прилично одетый господин, как впоследствии выяснилось, голландец по фамилии Леон Биндсхейден, отодвигает зонтом веер, которым Елизавета, как обычно, прикрывает лицо. Не успела императрица опомниться, как сопровождающий ее детектив задержал странного мужчину. Согласно заявлению этого господина, он не знает императрицу в лицо и всего лишь хотел по привычке взглянуть на лицо женщины, прикрытое веером. Правительство Нидерландов выражает свое сожаление по поводу случившегося, а для Елизаветы этот случай становится небольшим предостережением от присущей ей беспечности, выражающейся в том, что она часто отказывается путешествовать или просто гулять в сопровождении охраны или хотя бы в сопровождения мужчины.
Тем временем сеансы лечебного массажа у доктора Метцгера подходят к концу, и Елизавета принимает решение возвратиться на родину с заездом в Гейдельберг и Фельдафинг. Она подвергает критическому анализу свои стихотворения, написанные в течение последнего месяца, и все больше склоняется к тому, чтобы покончить со стихосложением раз и навсегда. Императрица полностью отдает себе отчет в том, что ее стихотворные опыты весьма далеки от совершенства, поэтому во время одной из лодочных прогулок топит в море большую часть своих последних произведений.
В Гейдельберге императрицу ожидают Валерия, тренер по фехтованию и несколько лошадей. Из Гейдельберга эрцгерцогиня намеревается проехать вместе с матерью в Швейцарию, посмотреть руины замка Габсбург[393]. Но правительство Швейцарии находит это посещение нежелательным. Говорили также, что Франц Иосиф намеревался купить фамильный замок, но имперский Совет не одобрил этого.