топором выбивает створку двери и в сумерках комнаты (ставни на окнах закрыты) им представляется ужасающее зрелище. Кронпринц, склонившись, сидит на краю кровати, изо рта течет струйка крови. Перед ним, на ночном столике — стакан и зеркало. Не приближаясь к кровати, камердинер заключает, что кронпринц принял из стакана яд, а кровотечение мог вызвать стрихнин. Рядом на кровати лежит труп молодой девушки. Это баронесса Мария Вечера. Мертвенно бледная, холодная как лед, она уже полностью окоченела.
Пораженный этой сценой, Гойос убеждает себя не приближаться, в спешке летит на вокзал, велит подать скорый поезд и едет в Вену. Прибыв, он спешит к генерал-адъютанту графу Паар и просит его осторожно подготовить Франца Иосифа к этой ужасной новости. «Я не вижу возможности уведомить об этом ее величество», — объясняет генерал-адъютант и спешно приказывает пригласить обергофмейстера императрицы, барона Нопча. Последний является немедленно. Ошеломленный, он бежит к Иде Ференци: «Каким образом я должен сказать об этом императрице?»
В это время у Елизаветы урок греческого. Преподаватель зачитывает ей отрывки из поэм Гомера. В дверях появляется побледневшая Ида Ференци[449]и докладывает императрице о том, что с ней желает побеседовать обергофмейстер. Елизавета прощает ей это нарушение порядка: «Пусть подождет и зайдет попозже». Придворная дама с необычайным волнением уверяет Елизавету, что она должна немедленно принять Нопча, и, наконец, вынуждена тихо сказать императрице: «Он принес действительно плохую весть, о его императорском высочестве, кронпринце».
Императрица знаком отпускает грека. В комнату входит Нопча, подталкиваемый Идой Ференци. Обергофмейстер по возможности мягко выполняет свой горький долг. Когда через несколько мгновений Ида входит в комнату, она застает императрицу рыдающей. В это ужасный момент за дверью слышатся быстрые, мягкие шаги. Это Франц Иосиф. «Не входи», — выкрикивает Елизавета. Ида Ференци кидается к двери: «Я очень прошу ваше величество подождать еще одно мгновение». Император стоит за дверью вместе с Нопча, с трудом владеющим собой. Елизавета тем временем насухо вытирает слезы. «На меня можно смотреть? — спрашивает она. — Помоги мне, Господи! Ну, будь, что будет, позволь ему войти». Пружинящей походкой входит Франц Иосиф. Бог знает, как императрица передала супругу эту ужасную весть. Сломленный отец, потупя взор, покидает комнату. «Следуйте за мной, барон Нопча».
Елизавета тем временем спускается в комнату Иды Ференци. В это время обычно приходит Катарина Шратт, в последнее время частенько заглядывающая к императрице. Она всегда сразу же заходит к Иде, доверенному лицу императрицы, чтобы доказать, что в ее визитах нет ничего тайного и двусмысленного. На этот раз актриса пришла к Елизавете с самыми искренними чувствами, считая, что император в этот момент нуждается в утешении больше, чем в чем-либо, но сраженная горем мать едва ли может помочь ему. Императрица сама ведет госпожу Шратт к супругу. Елизавета думает о дочери, желая поговорить с ней, рассказать обо всем, ведь Валерия — единственная, кто может хоть немного смягчить ее отчаяние. Но Валерии нет в комнате. Елизавета просит позвать дочь, и та, еще ничего не подозревающая, весело врывается в комнату матери, но застает ее плачущей. «Рудольф очень, очень болен, — всхлипывая, говорит императрица, — нет больше никакой надежды!» Валерия, обнимая мать, садится на пол у ее ног. «Ты выглядишь очень бледной, это хуже всего…» — «Он умер?» Елизавета испугана. «Почему ты так думаешь? Нет, нет, все указывает на то, что одна девушка дала ему яд».
В коридоре слышатся шаги. «Это отец, — говорит Елизавета, — я прошу тебя, будь спокойна, как я». Франц Иосиф входит в комнату. Жена и дочь бросаются ему на шею, все трое крепко обнимаются. Женщины хотят быть спокойными, чтобы поддержать императора. Но видят, как этот мужественный человек подкошен несчастьем. «Позовите Стефанию», — говорит император. Входит рыдающая кронпринцесса. Елизавета встречает ее по-матерински тепло. Появляется жених Валерии. «В такой момент надо полностью обратить себя к Богу», — говорит он. Но Елизавета возражает: «Великий Господь ужасен, если он уничтожает, подобно шторму». Она произносила те же самые слова, когда Людвиг II был найден мертвым.
Тем временем Ида Ференци возвращается в свою квартиру. Она открывает дверь в прихожую, а там, сидя на стуле, ее ожидает старая баронесса Вечера. Ида Ференци холодно приветствует ее: «Что вам угодно, баронесса? Сейчас я не могу уделить вам время. Прошу вас удалиться».
Но дама повторяет все более настойчиво: «Я должна поговорить с ее величеством императрицей». — «Но, баронесса, это невозможно». — «Я должна, должна. Только она может вернуть мне потерянного мною ребенка». Баронесса еще ничего не знает о случившемся. В поисках дочери она посетила главу департамента полиции и премьер-министра графа Тааффе, которые, зная причастность кронпринца к этому делу, посоветовали ей: «Идите к ее величеству, только она сможет чем-нибудь помочь вам».
Ида Ференци возвращается к Елизавете. «Она уже все знает?», — спрашивает императрица. — «Нет!» — «Бедная женщина! Хорошо, я иду к ней». Ида робко возражает: «Ваше величество, подождите немного, я попрошу Нопча поговорить с ней».
Обергофмейстер выполняет просьбу, но не говорит баронессе о самом главном. Старая дама настаивает на своем. «Ну хорошо, я попрошу императрицу принять вас», — соглашается Нопча. С появлением Елизаветы обергофмейстер оставляет дам одних. Ида Ференци остается за открытой дверью в соседнюю комнату, откуда она все видит, кое-что слышит, готовая явиться по первому зову императрицы.
Во всем своем величии Елизавета предстает перед взволнованной женщиной, горящей тщетным желанием помочь своему ребенку, уже ушедшему в иной мир вместе с кронпринцем. Голосом, полным нежности, императрица говорит: «Баронесса, будьте мужественны, ваша дочь мертва!» Баронесса громко восклицает: «Мой ребенок, мой чудный, прекрасный ребенок!» — «Вы знаете, — громко добавляет Елизавета, — что мой сын тоже мертв?» Пошатнувшись, баронесса падает в ноги императрице и обнимает ее колени. «Мое несчастное дитя, что она наделала? Что она наделала?!»
Несчастная мать, также как и императрица, полагает, что ее дочь сначала отравила кронпринца, а потом и себя. После безмолвной паузы Елизавета покидает баронессу со словами: «Но помните, Рудольф умер от сердечного приступа!»
Тем временем Майерлинг посещает комиссия во главе с лейб-медиком Хофратом фон Видерхофе-ром. Он, после Гойоса и камердинера Лошека, входит в комнату и первым делом открывает закрытые до сего момента ставни, видит лежащую на кровати, мертвенно бледную девушку сказочной красоты с разметавшимися по плечам волосами, держащую в руках розу. Кронпринц полулежит рядом. На полу — револьвер, выпавший из его окоченевших рук. Он стал заметен только сейчас, при свете дня. В стакане на ночном столике нет яда, там только коньяк. Врач укладывает уже остывшее тело кронпринца на кровать, его череп прострелен, пуля, войдя в один висок, вышла из другого, такая же рана и у девушки. Обе пули находят в комнате.
Франц Иосиф, проведя ночь со среды на четверг в страшном волнении, ожидает результатов работы комиссии. Он, как и Елизавета, еще не знает, как умер кронпринц. Людям скажут, что это был сердечный приступ. Тысячи соболезнующих жителей Вены стоят на городской площади. Мужественно, уповая на волю Бога, император ожидает подробностей смерти сына.
В бессонной ночи императрица и Валерия слышат глухую барабанную дробь сменяющегося караула, когда траурная процессия в два часа ночи входит в Бургхоф. На следующий день Франц Иосиф просит позвать Видерхофера. Император еще полагает, что его сына отравила эта девушка. Он ожидает врача, чтобы узнать детали случившегося.
«Расскажите все до мельчайших подробностей». Видерхофер, не знающий о заблуждениях императора, начинает свой доклад со слов утешения: «Ваше величество, я должен заверить Вас в том, что кронпринц умер без страданий. Пуля прошла навылет, и смерть была мгновенной». Франц Иосиф с изумлением спрашивает: «О какой пуле идет речь?» — «Ваше величество, речь идет о пуле, найденной нами. О пуле револьвера, из которого застрелился ваш сын». — «Он… Он застрелился? Это неправда. Она его отравила. Рудольф не застрелился. Вы должны доказать свои слова». Потрясенный Видерхофер докладывает, что тщательный осмотр девушки подтвердил факт выстрела Рудольфа, установившего, для большей уверенности, зеркало на ночном столике, чтобы исключить всякие сомнения двоякого толкования собственной смерти. Франц Иосиф, в одно мгновение сломленный нечеловеческой болью, плачет навзрыд. Придя в себя, он спрашивает: «Не оставил ли Рудольф какого-либо прощального письма?» — «Множество писем, но среди них нет ни одного для Вас, ваше величество».
В Майерлинге на столе лежит неотправленная телеграмма Рудольфа настоятелю монастыря цистерцианцев в Хайлигенкройце[450], в ней выражена просьба кронпринца немедленно приехать, чтобы прочесть поминальную молитву над его телом. Кроме того, имеется множество посланий, написанных еще в Вене. Среди них — письмо к супруге Стефании и к сестре — эрцгерцогине Валерии. Только письмо к матери было написано в Майерлинге. В нем выражено стремление Рудольфа в свои последние часы обратиться к сердцу Елизаветы. По мнению Франца Иосифа, все письма являются вариациями одной темы: Рудольф должен умереть, так как его честь запятнана. Все письма коротки и сухи, лишь в письмах к матери и сестре выказываются истинные чувства.
Рудольф без обиняков сообщает сестре: «Я умираю неохотно», — и советует ей после смерти императора эмигрировать, указывая на непредсказуемость событий в Австро-Венгрии. Письмо к Елизавете состоит из слов любви и благодарности к ней и отцу, которому он написать не осмелился. «Я очень хорошо знаю, что недостоин быть его сыном». Далее Рудольф говорит о дальнейшей жизни его души, приравнивая того, кто примет смерть вместе с ним, к невинному, каящемуся ангелу. Он просит императрицу похоронить девушку под Святым Крестом. Без юной баронессы он не осмелился бы п