олевской семье, и Маргарет чувствовала, что может доверять ему. В его лице она нашла близкого друга, с которым могла, по словам Таунсенда, «отбросить сдержанность, признаваясь в пережитых разочарованиях и зарождающихся стремлениях»67. Сестра все больше времени проводила с отцом, работала в ОВД и ожидала писем из-за океана, а Таунсенд был взрослым, готовым дать совет и утешить. Разрушающийся брак, одинокая принцесса и красивый придворный – сцена для драмы была готова.
Спустя почти шесть лет после начала войны король организовал небольшую вечеринку в честь приближающейся победы в Европе. Он пригласил певицу Веру Линн, носившую неофициальный титул «любимицы армии», комика Томми Триндера и еще нескольких исполнителей, чтобы порадовать принцесс. Вера Линн впоследствии вспоминала: «Конечно, я не была удивлена, когда объявили мир, мы уже, так сказать, получили предупреждение, что война подходит к концу»68.
Официальное объявление о мире пришло несколько дней спустя: 8 мая 1945 года Черчилль провозгласил победу в Европе. Громадное чувство облегчения ощущалось почти физически, тысячи людей собрались у ворот Букингемского дворца, чтобы отметить наступление мира. В памяти принцесс эти день и ночь остались навсегда. Выступая на сорокалетии дня победы, Елизавета вспоминала о воодушевлении, царившем в тот исторический день: «Мои родители вышли на балкон, приветствуя толпы людей. Мне помнится, что мы выходили на балкон каждый час – всего шесть раз»69. Идея слиться с ликующей уличной толпой, естественно, принадлежала Маргарет. Принцессы умоляли родителей отпустить их, и те в конце концов согласились.
Конечно, им не разрешили отправиться в одиночку. Среди сопровождающих находился Питер Таунсенд, который присматривал за сестрами, когда они смешались с празднующей толпой. Маргарет единственная в этой маленькой компании была в платье, поскольку Елизавета не сняла формы ОВД. Им удалось остаться неузнанными, они бродили среди толпы радостных людей и вместе со всеми каждый раз бурно приветствовали появление родителей на балконе.
Десятилетия спустя Маргарет ностальгически вспоминала: «День победы купался в лучах триумфа. Думаю, что до конца своих дней я не забуду этого»70. Сестры, взявшись за руки, пели, становились в круг и танцевали с незнакомцами, наслаждаясь неподдельной радостью и всеобщим чувством облегчения. Король, наблюдавший веселую вакханалию с дворцового балкона, заметил королеве: «Бедняги, у них так давно не было никакой радости»71. Какой-то короткий, но захватывающий миг казалось, что Елизавета и Маргарет оставили позади свои девичьи разногласия и объединились с народом страны, став его частью. Они не догадывались, что отношения, которые завязались во время войны, подвергнут их тесную связь испытанию в мирное время.
Глава 3Любовь в теплом климате
В начале 1944 года журналистка Ребекка Уэст посетила Букингемский дворец, чтобы взять интервью у Елизаветы накануне ее 18-летия. Но вместо одной принцессы она встретила двух. Встреча оказалась любопытной. Уэст отметила в своем дневнике, что Елизавета показалась ей «трогательно добросовестной и, возможно, упрямой, как ее отец». В младшей сестре она увидела то, что назвала «изощренным эгоизмом». «Когда она вырастет, ею будут восхищаться вне зависимости от ее королевского положения. Другая слишком правильная, без намека на сексуальность»1.
В течение многих лет сестер одинаково одевали, теперь же пришло время открывать мир моды и создавать собственные гардеробы, и стиль одежды обнаруживал суть каждой. Елизавета привыкла следовать советам своей горничной Бобо Макдональд, впоследствии отвечавшей за ее гардероб, и мало интересовалась модой. Это вполне согласовывалось с установкой военного времени «кроить и перекраивать». К тому же сестрам приходилось подчиняться воле отца, первым непреложным правилом которого было никогда не принимать подарков, даже сделанных из самых лучших побуждений. Это относилось, в частности, к нейлоновым чулкам, что сильно огорчало девочек. Маргарет больше, чем сестра, интересовалась модой, особенно французской, но по-прежнему донашивала ее вещи. Новое платье, пальто или шляпка покупались, если удавалось сэкономить купоны. Как только закончилась карточная система на одежду, гардероб Маргарет начал расти.
Конец войны означал великий «исход из плена», то есть возвращение во дворец после его восстановления. Теперь у принцесс появились собственные апартаменты в Букингемском дворце, которые еще пахли свежей краской. Они занялись распаковкой коробок с хрусталем, фарфором, семейными фотографиями – в войну все это хранилось в безопасном месте. Украшая комнаты, протирая и расставляя по местам вещи, Маргарет часто напевала голосом «деревенской хористки», как она его называла. После шести лет относительной безопасности и простой жизни за городом нужно было приспосабливаться к разрушенному войной Лондону. Как впоследствии вспоминала принцесса Маргарет, «возвращение к жизни в городе оказалось неприятным шоком»2.
Король старался приободрить дочерей и каждые две недели организовывал для них танцевальные вечеринки в Парадной гостиной. На них приглашались гвардейские офицеры и другие молодые люди, в их числе герцог Рутландский и лорд Юстон, которого Ласселс прочил в мужья принцессе Елизавете. Однажды король в непривычном для него хорошем расположении духа встал во главе хоровода и провел его по дворцовым коридорам, а танцевальный оркестр тем временем наигрывал в пустом зале.
Принцессы постепенно осваивались, развлекаясь посещениями ресторанов, таких как Quaglino’s, Mirabelle и Ciro’s, и танцами. Не пропускали они и театральные новинки, например постановки пьес Ноэля Кауарда. Их погоня за развлечениями распространялась далеко за пределы Лондона. В письме кузине Диане Боуз-Лайон в ноябре 1945 года Елизавета писала, что во время пребывания в Шотландии они выучили несколько шотландских танцев, которые собирались продемонстрировать на Балу слуг. Главным событием поездки стал приезд армейского капитана Родерика Кэмерона Робертсона-Маклеода, великана ростом в шесть футов четыре дюйма[6], который провел почти пять лет в нацистском плену. В своем письме, полном новостей и сплетен, принцесса описывала, как они с Маргарет повстречались с «ужасно привлекательным молодым гигантом по имени Родди Маклеод (конечно, белокурым и голубоглазым) с острова Скай. Сердечко Маргарет немного затрепетало (да и мое чуть-чуть), с ним было весело»3.
Тем временем прошел почти год, прежде чем принцесса Елизавета снова увиделась со своим возлюбленным моряком. Принц по-прежнему состоял на действительной службе на Дальнем Востоке, и его возвращение ожидалось не ранее начала 1946 года. Какой бы занимательной ни была компания Родди Маклеода, ни у кого не вызывало сомнений, кому на самом деле принадлежало сердце Елизаветы. Маргарет вспоминала, как ее сестра «прыгала от радости по комнате», получив фотографию Филиппа на Рождество4. И все же это была мучительно долгая разлука, ведь последний раз они встречались в Коппинсе, в доме герцогини Кентской, во время празднования Пасхи в 1944 году. Принцесса Марина выступала тогда в двойной роли – компаньонки и «купидона». Историк Стивен Рансимен, друг и доверенное лицо принцессы Марины и королевы-матери, вспоминал позднее: «Именно принцесса Марина, а не Маунтбеттен была посредницей в браке между королевой и принцем Филиппом». Окружающие замечали, что если на свидании принц делал комплимент по поводу покроя или цвета ее платья, Елизавета стремилась надеть что-то подобное в следующий раз.
Благодаря родителям Елизавета знакомилась со многими достойными холостяками, но оставалась непреклонной. Молодые люди, подобные Хью Юстону или Эндрю Элфинстоуну, были для нее лишь милым развлечением. Елизавета никогда не отступала от своей главной любовной линии. Один из придворных заметил: «В действительности не было никого, кроме принца Филиппа, за кого она могла бы выйти замуж», подразумевая под этим то, что именно носитель голубой крови, унаследованной от обоих родителей королевского происхождения, подходил на роль принца-консорта5.
Как только Филиппу предоставили увольнительную с эсминца HMS Whelp, он тут же попросил разрешения увидеться с Елизаветой. В Букингемском дворце для них организовали ужин в узком кругу, с участием Маргарет в качестве компаньонки и «лакея», поскольку она помогала переносить стол и стулья в свою гостиную.
Накануне званого ужина принцесса, явно желая произвести впечатление, необычно для нее долго выбирала платье и подходящий макияж. Когда они наконец встретились, то поняли, что их чувства друг к другу остались прежними. Во время краткой экскурсии по своим апартаментам принцесса указала Филиппу на его фотографию с небольшой бородкой, уже вышедшей из моды, – она занимала почетное место на каминной полке.
Процедура ухаживания отличалась ребяческой простотой. После ужина троица играла в салочки и носилась по дворцовым коридорам. Салонная игра «Убийство в темноте» тоже входила в репертуар. Как следует из названия, выключался свет и участники прятались по темным углам. Филипп с удовольствием принимал участие в этих подростковых забавах. Однажды он в шутку заменил дверную табличку с надписью «Детская» на «Игровая комната Мэгги».
Присутствие Маргарет стесняло влюбленных, и порой в дело вступала Кроуфи. «Состав трио оставался неизменным, если только я не вмешивалась и не отсылала Маргарет под тем или иным предлогом», – вспоминала она.
Маргарет, конечно, хотелось «притормозить» и продолжать игру в «трех мушкетеров», однако роман между Филиппом и Елизаветой развивался. Громкий гудок юркого черного спортивного автомобиля марки MG, подаренного Филиппу на 26-летие, возвещал о его прибытии в Букингемский дворец или в Коппинс и о начале нового романтического дня или уикенда.