24. Возможно, это отражало его внутреннее отношение к Таунсенду как к полноправному члену своей семьи, как к сыну, которого он никогда не имел. За исключением семьи, Таунсенд был единственным человеком, способным успокоить короля во время его приступов ипохондрии. Они становились все более частыми, что заставляло премьер-министра Смэтса сильно беспокоиться о его здоровье.
Конечно, королю и в голову не приходило, что молодой шталмейстер и младшая дочь находились на грани тайного романа, хотя ее жизнерадостность и кокетливость заметно возрастали с каждым днем. По мнению одного из знакомых, «она самая живая и непосредственная из всех членов королевской семьи за многие века, если не единственная»25. Основная функция Маргарет состояла в том, чтобы быть наследницей в запасе, а это оставляло ей массу свободного времени. Ведь все внимание королевского окружения занимали король и его прямая наследница.
Предстоящая речь Елизаветы и ее присутствие рядом с отцом давали надежду как на перемены, так и на прочную преемственность, а на принцессу смотрели как на прообраз способной молодой королевы Виктории, ждущей своего часа.
Центральным пунктом южноафриканской поездки стала речь Елизаветы в ее 21-й день рождения, которая транслировалась 21 апреля из Дома правительства в Кейптауне. Принцесса присягнула на пожизненную верность короне. Ее речь, услышанная 200 миллионами людей во всем мире, была результатом многочасовых репетиций и переписываний, так как первоначальный вариант король счел «слишком напыщенным». Она отрабатывала речь с корреспондентом Би-би-си Фрэнком Гиллардом, пока он наконец не счел ее «готовой и уверенной в себе»26. В этот знаменательный день, объявленный официальным праздником премьер-министром Смэтсом, принцесса начала свою семиминутную речь изъявлением преданности Содружеству наций в его стремлении к расовому равенству. «Я приветствую возможность обратиться ко всем народам Британского Содружества и Империи, где бы они ни жили, к какой бы расе ни принадлежали и на каком бы языке ни говорили» (по иронии судьбы, апартеид стал государственным законом в Южной Африке спустя всего год после королевского визита). Она заверила слушателей в своей личной приверженности монархии, произнеся трогательный, почти монашеский обет – целиком и полностью отдать свою жизнь служению короне и ее подданным: «Я заявляю перед всеми вами, что вся моя жизнь, будь она длинной или короткой, будет посвящена службе вам и нашей великой имперской семье, к которой мы все принадлежим. Но у меня не хватит сил, чтобы одной исполнить это обещание, если вы не окажете мне поддержку, и я призываю вас к этому».
Когда Елизавета в первый раз прочитала это место, она не смогла сдержать слез. На ее родителей оно произвело такое же впечатление во время трансляции радиообращения. Даже королева Мария потянулась за носовым платком и коряво вывела в своем дневнике: «Конечно, я плакала»27. Не удержался от слез и старый романтик Уинстон Черчилль.
Особенно была тронута Маргарет. Она сидела в Доме правительства и слушала речь сестры. Тогда она впервые осознала важность ее роли в истории. Присутствующие отметили ее «явно потрясенный вид» во время речи28.
Утром своего дня рождения Елизавета находилась в Доме правительства, принимая поздравления и подарки со всего мира. Родители подарили ей пару брошей в виде листьев плюща от Картье, от королевского двора она получила брошь с бриллиантами, от своего Гренадерского полка – гренадерский значок с бриллиантами. Вполне вероятно, что самым желанным подарком стал подарок Филиппа – семейная Библия, обрамленная драгоценными камнями.
Во время королевского турне многие местные жители, от студентов до высокопоставленных гражданских лиц, ходили с ящиками для пожертвований. Они лавировали между машинами на дорогах и стояли на углах улиц, собирая деньги для подарка принцессе. Только в одном Йоханнесбурге удалось собрать баснословную сумму в £140 000. Но здесь, по крайней мере, люди действовали добровольно. В Родезии, ныне Зимбабве, более 42 000 школьников заставили пожертвовать свою недельную сумму на карманные расходы, не спрашивая их желания. Деньги пошли на брошь из платины, оправленную 300 бриллиантами, которую вручили принцессе. Самым печальным оказался эпизод с босоногим худым африканским мальчиком, который бежал за королевской машиной и размахивал чем-то вроде бумажки. За свое усердие он получил по голове зонтиком от королевы-матери, а полицейские повалили его на землю. А нищий бедняга только хотел внести свой посильный вклад в день рождения принцессы-миллионерши – в его руках оказалась банкнота в 10 шиллингов, что в то время равнялось $2.
Елизавета была не единственным членом королевской семьи, с радостью принимавшей щедрые подарки. В 1911 году во время Делийского дарбара благодарные индийские принцы и махараджи осыпали драгоценностями короля Георга V и королеву Марию. Королевская семья привезла из индийского турне горы бриллиантов, рубинов и золота.
Трюм Vanguard был завален коллективными подарками, а также фруктами, сладостями и даже чулками. На прощальном обеде Южно-Африканский Союз подарил королю 399 особым образом ограненных бриллиантов, предназначенных для украшения его ордена Подвязки. Королева получила чайный прибор из золота и бриллиант огранки «маркиз» в 8,55 карата. Маргарет и Елизавете подарили безупречные белые с голубоватым оттенком бриллианты в 6,5 карата от компании De Beers. В общей сложности королевская семья получила 540 камней на сумму £200 000 (около $10 миллионов сегодня). «Папе, маме и Маргарет подарили бриллианты в последний день пребывания, так что мы все будем очень важными, когда вернемся, – писала Елизавета бабушке. – Я думаю, в Южной Африке больше не осталось красивых бриллиантов»29.
Празднования завершились балом, на котором Елизавета появилась в платье из белого шелкового тюля, «искрящегося стразами и блестками». Премьер-министр Смэтс преподнес ей золотой ключ от города и шкатулку с 21 идеально ограненным калиброванным бриллиантом. Когда Елизавета открыла шкатулку, то ахнула. За это ей пришлось заплатить танцем с нервным молодым человеком, который наступал ей на ноги и загнал в решетку перед камином в бальном зале. Последние гости, покидая зал, видели, как сестры, скинув бальные туфли, растирали лодыжки и хихикали.
Драгоценности и деньги, которыми осыпали Елизавету и других членов королевской семьи, расценивались как проявление любви, восхищения и верности со стороны южноафриканцев по отношению к монаршим гостям. Таунсенд романтически описывал, с одной стороны, любовь и привязанность членов королевской семьи друг к другу, а с другой – всенародную любовь к этому квартету. Он писал: «Их привязанность друг к другу ощущалась постоянно, волны любви шли от отца к матери, от сестры к сестре, от родителей к дочерям и обратно. Эти волны выплескивались во внешний мир, они трогали тысячи миллионов сердец, что, в свою очередь, порождало обратную гигантскую волну любви к монаршей семье»30. Принимая во внимание тот факт, что правительство Смэтса вскоре было свергнуто и ему на смену пришла жестокая система апартеида, Таунсенд, собравшийся купить ферму в Трансваале, явно витал в облаках. Когда он возвратился домой, жена быстро вернула его на землю.
Во время турне Елизавета как будущая королева неизбежно находилась в центре внимания. Маргарет, по наблюдениям Таунсенда, играла роль «в целом неблагодарную, ибо по сравнению с сестрой, наследницей трона, она представляла собой куда менее значительную фигуру»31. Элегантная, полная жизни и брызжущая весельем принцесса осознала во время 10-недельного турне, самого длинного путешествия, совершенного с сестрой и родителями, что неважно, какие слова она скажет или что сделает, – ей навсегда уготована роль второй скрипки подле сестры. Так было и так будет. Она шла позади родителей и Елизаветы во время бесконечных остановок в этой южноафриканской одиссее и все более ясно понимала, что рассчитывать на собственное счастье и приключения она может только за пределами родной страны, где она обречена жить в вечной тени сестры.
Было бы неудивительно, если бы подарки и внимание, которыми осыпали Елизавету, разделили сестер, но на самом деле они только сблизились. На этот раз их роли, казалось, переменились. Маргарет проявляла уверенность и оптимизм, а Елизавету одолевали мрачные сомнения. Быстрое взросление Маргарет не ускользнуло от внимания Томми Ласселса. Он описывал ее как симпатичную и приятную собеседницу, мало похожую на свой обычный образ «испорченной девчонки». Елизавета сходила с ума по Филиппу и с нетерпением ожидала от него писем. Маргарет играла роль солнечного лучика, у нее Елизавета находила постоянную поддержку и ободрение, особенно когда ей в голову лезли мысли о том, что отец может нарушить свое обещание и не позволит выйти замуж за Филиппа.
Хотя Маргарет на публике сияла улыбками и позволяла себе озорные выходки – например, закатывала глаза во время длинных и занудных речей, – в глубине души у нее крепло гнетущее чувство, что, если все пойдет по плану, она навсегда потеряет сестру. Это предчувствие надвигающихся перемен усугубилось внезапной смертью Алы, няни Маргарет, с которой она жила в одной комнате в течение 15 лет. Ала составляла часть повседневной жизни Маргарет, с ней она проводила больше времени, чем с собственной матерью. Потеря причинила ей глубокую боль, но так далеко от дома Маргарет не могла ничем помочь. Она только послала длинное письмо и цветы Гарольду, брату Алы.
Девушки изменились и в других отношениях. Из Британии они уплыли новичками королевского протокола в отношении «гастрольного» турне, а возвращались закаленными ветеранами, настоящими профи в том, как общаться с людьми или как вести себя на торжественном гала-ужине. Ласселс отмечал, что, «несмотря на то что в поездке было немало моментов, которые казались им обеим невыносимыми, они великолепно с ними справлялись»