ьше 5 футов роста[13], талия 23 дюйма[14] и грудь 34 дюйма[15]»18.
Принцесса всегда настаивала, что их кружок называется «круг Шарман», так как большинство друзей привела именно ее подруга, но вся светская жизнь в нем вращалась вокруг Маргарет. Как отмечала ее кузина Маргарет Роудс, «в послевоенные годы вечеринки шли одна за другой, и Маргарет была их звездой, планетой, вокруг которой все вращались. Она просто сияла»19. Никакой вечер не считался по-настоящему «великосветским», если там отсутствовала неотразимая Маргарет. Прессу заворожило сочетание интеллекта, харизмы и красоты юной принцессы. Однако лакеи в Букингемском дворце, вынужденные ждать ее возвращения, которое обычно совпадало с утренним развозом молока, не причисляли себя к ее фан-клубу. Незадолго перед тем, как оставить королевскую службу, Кроуфи пожаловалась, что Маргарет безответственна и совершенно себя изнуряет. На что королева ответила просто: «Мы тоже были когда-то молоды, Кроуфи. Мы хотим, чтобы она хорошо повеселилась. Теперь, когда Лилибет ушла, ей здесь одиноко»20. В свете ходили слухи о лесбийских отношениях между Маргарет и Шарман, но это кажется маловероятным, если почитать их многочисленную переписку, полную сплетен, но совершенно платоническую. Как бы там ни было, Шарман заменила Маргарет сестру и стала близким другом, которому можно было доверять.
Имя Маргарет связывалось с постоянно пополняемым списком возможных кандидатов в мужья. Как-то в отделе светской хроники был приведен перечень из 31 молодого холостяка, подходящих на роль ее мужа21. Ее 18-летие послужило выстрелом из стартового пистолета, пресса стала выдвигать бесконечные гипотезы в отношении «того самого». Самый свежий кандидат мог сменить предыдущего с такой скоростью, что типографская краска на предыдущем газетном номере не успевала высохнуть. Однажды на красном спортивном автомобиле ее отвозил домой с ужина Питер Уорд, сын графа Дадли, и на короткое время он стал «тем самым». В ту же самую неделю оказалось, что она вышла в свет с миллионером Билли Уолласом после его прибытия в Лондон из Нью-Йорка. Тогда он занял место фаворита в борьбе за ее руку – по крайней мере, по мнению прессы. В списке тех, кто сопровождал ее в театр, на балет и на ужины, значились и Доменик Эллиот, младший сын графа Минто, и лорд Порчестер, наследник знаменитого египтолога лорда Карнарвона, и лейтенант Марк Бонэм Картер, который совершил смелый побег из итальянского лагеря для военнопленных и позже познакомился с принцессой в Виндзорском замке.
Бонэм Картер, чья мать была дочерью премьер-министра Герберта Асквита, быстро завоевал расположение сестер: он постоянно развлекал их шутками и лихо спускался по перилам лестницы без рук. Он вспоминал свои два танца в паре с принцессой Маргарет в подростковом возрасте и говорил, что она «была с характером и очень язвительна в своих оценках»22. Среди других соискателей королевской руки у прессы на равных котировались Санни Блэндфорд, наследник герцога Мальборо с замком Бленхейм в придачу, и Джонни Далкит, семью годами старше принцессы, наследник двух шотландских герцогств и крупнейших частных земельных владений в Соединенном Королевстве. Хотя Маргарет и не суждено было стать королевой Британии, в случае брака к Далкитом она, по крайней мере, могла стать королевой обширнейших владений, простиравшихся до горизонта на все четыре стороны света. Поговаривали, что на нее положил свой вездесущий глаз Дэнни Кей, называвший ее «моя сладкая», что ей чрезвычайно нравилось. Газеты радостно сообщали, что она в присутствии родителей развлекала министра шотландской церкви, исполняя хрипловатым голосом песню «Я просто девчонка, которая не в силах сказать «нет» из любимого мюзикла сестры «Оклахома!».
Полковник ВВС Питер Таунсенд оставался в тени, но всегда был к ее услугам, куда бы она ни направлялась. В июне 1949 года он спросил ее, может ли он участвовать в воздушных гонках на Кубок короля от ее имени. Так как он служил шталмейстером у короля, было бы политически правильным сначала справиться у своего королевского босса. Возможно, тот пожелал бы, чтобы белый рыцарь авиации участвовал в воздушных гонках от его имени. Вместо этого Таунсенд обратился к Маргарет, и, по его словам, она «великодушно, но без особого энтузиазма согласилась»23.
Более будничные события также требовали его присутствия. Таунсенд сопровождал Маргарет на многочисленные протокольные мероприятия вроде посещения больниц, заводов и новых жилищных комплексов, где она выступала с короткими речами, неизменно написанными Таунсендом. В это время король шел на поправку, но не назначал много встреч, и у Таунсенда оставалось достаточно свободного времени. Поэтому ему казалось логичным сопровождать принцессу вместе с ее придворной дамой на официальные встречи. Принцесса совершила несколько неофициальных и не получивших огласки визитов в Палату общин, в Дом правосудия, приют Томаса Корама и тому подобные учреждения. За этими поездками, как она объясняла, стояло желание узнать «о жизни»24. «Это было начало, я полагаю, – заметил позже королевский советник. – Бедняга Питер. Если и существовал на свете безгрешный человек, то это он»25. По его мнению, Питер взвалил на себя эти обязанности без дальнего прицела, но с течением времени он постепенно увлекся принцессой.
Придворные начали обращать внимание на манеру их общения, подмечая такие мелочи, как многозначительные взгляды, которыми они обменивались, и улыбки, наводившие на мысль, что это не просто легкий флирт. Стиль разговора Маргарет, всегда забавный, приобретал остроумный блеск в присутствии Таунсенда, и создавалось впечатление, что она старалась произвести на него впечатление. На людях он называл ее «мадам», но наедине она превращалась в Маргарет.
Хотя принцесса не раз сопровождала Елизавету на официальных приемах, в общественном мнении она уже представляла собой самостоятельную единицу, и время однообразных платьиц кануло в Лету.
В ноябре 1949 года Елизавета прилетела на Мальту к мужу, который находился на острове для прохождения службы на борту 1710-тонного эсминца HMS Chequers. Шесть счастливых недель, проведенных на дружелюбном острове с приятным климатом, стали для них вторым медовым месяцем. Принцесса Анна, второй ребенок четы, была зачата именно там. Елизавета жила на вилле «Гуардамангия». Собственность дяди Дикки представляла собой великолепный особняк из песчаника с видом на море и бухту, с большой террасой и садом с апельсиновыми и лимонными деревьями.
Даже несмотря на присутствие фрейлины Бобо и детектива, Елизавета умудрялась вести более или менее нормальную жизнь, хотя ее прибытие на остров приветствовали тысячи высыпавших на улицу островитян. Когда она была свободна от посещений больниц, заводов и библиотек, она проводила дни, занимаясь совершенно обычными делами: делала покупки, осматривала остров, исследовала бухты, пещеры и небольшие заливы на борту круизного катера с подходящим названием The Eden, то есть «Рай», вместе с мужем-моряком. Опасаясь приступов морской болезни, она брала с собой пакетик мальтийского вафельного печенья galletti.
Во второй половине дня она принимала гостей, угощая чаем жен офицеров, посещала гала-ужины и как минимум однажды танцевала на борту HMS Chequers на офицерской вечеринке. Пара облюбовала для вечерних развлечений отель Phoenicia, где маленький оркестрик неукоснительно исполнял ее любимую мелодию «Люди скажут, что мы любим друг друга» из мюзикла «Оклахома!» Роджерса и Хаммерстайна. Дядя Дикки, честолюбец до мозга костей, пребывал на седьмом небе. Он обнаружил, что будущая королева не только хорошо к нему относится, но и с удовольствием танцует с ним. Он хвастался: «Она божественно двигается в танце и всегда просит исполнить самбу, когда мы танцуем вместе»26.
Глоток свободы – вот что в эти дни представляла собой жизнь Елизаветы. И в самом деле, прошло всего четыре года с тех пор, как они с Маргарет буквально умоляли отца отпустить их праздновать день победы вместе с людьми на улицах. А теперь она самостоятельно вела «даймлер» по дорогам острова. Блаженство! Как вспоминала ее близкая подруга Памела Хикс, «это было единственное место в мире, где она могла вести образ жизни жены морского офицера, подобно всем другим женам»27. Впервые она самостоятельно расплачивалась деньгами и укладывала волосы в обычных салонах. В этом чувствовался отрадный вкус повседневности. Девочка, наблюдавшая за жизнью обычных людей из-за занавесок резиденции на Пикадилли, теперь имела возможность вырваться из заточения, покинув королевские каменные стены. Неудивительно, что она описывала месяцы, проведенные на Мальте, как «счастливейшие в моей жизни»28. Эдвина Маунтбеттен отмечала: «Так отрадно в кои-то веки видеть ее сияющей и ведущей относительно нормальную человеческую жизнь»29.
Паре удалось провести Рождество вместе, но в конце декабря 1949 года принцесса попрощалась с мужем, поскольку его миноносец HMS Chequers был направлен вместе с другими шестью военными кораблями патрулировать Красное море, где в это время происходили стычки местных племен в Эритрее. Вскоре принцесса и ее маленькая свита улетели в Лондон на авиалайнере Vickers Viking. «Лилибет улетала со слезами на глазах и комком в горле, – сказала Эдвина индийскому премьер-министру Джавахарлалу Неру, с которым ее связывали длительные романтические отношения. – Когда она садилась в Viking, чтобы возвратиться домой, я подумала, что ее можно сравнить с птичкой, которую снова сажают в очень маленькую клетку, и мне стало так грустно, что я сама чуть не расплакалась»30.
Вернувшись в Сандрингем, Елизавета вновь окунулась в комфортную придворную среду, и скоро жизнь на Мальте стала казаться далекой мечтой. Король радовался ее возвращению домой, и взаимная близость между ним и его наследницей была заметна даже посторонним. Жена британского дипломата Синтия Глэдвин, приехавшая в норфолкское поместье на «ужин с ночевкой», отмечала: «Два самых очаровательных штриха, подмеченные мною во время нашего визита, – это подлинная привязанность и любовь между принцессой и ее мужем и принцессой и королем. Отец с дочерью казались счастливыми в обществе друг друга и оживленно вели разговоры».