Маргарет с радостью приняла предложение. Холодным зимним днем сестры в золотой Ирландской государственной карете отправились в Вестминстер, заняв места друг против друга, – обе в белых шелковых платьях, отороченных горностаем. Они в унисон приветственно махали руками, как их когда-то учили в детстве. В Большом зале на королеву надели бархатную мантию длиной в 18 футов, для Маргарет предназначалась более короткая. На этот раз истерики не после- довало.
Несколько минут спустя холл ярко осветился, и в него сначала вошла Елизавета, тяжелую мантию которой несли четыре молодых пажа. За ней следовала Маргарет с высоко поднятой головой. Елизавета заняла место на троне, Маргарет предназначался более низкий трон консорта. «Милорды, прошу садиться», – велела королева. Сестры сели – одна на возвышении, другая ниже, но все же рядом, как и всегда.
Маргарет публично демонстрировала свою преданность и солидарность с сестрой в то время, когда слухи о неладах в королевской семье продолжали циркулировать. Несмотря на то, что королева с любовью и грустью упомянула об отсутствующем муже в своем рождественском обращении, а герцог тем временем участвовал в съемках 40-минутного документального фильма о своих путешествиях, сплетни не утихали. 18 февраля 1957 года журнал Time написал: «На прошлой неделе ветер сплетен задул в Букингемском дворце с силой, сравнимой с временами Уоллис Уорфилд Симпсон и Эдуарда VIII»10.
В конце путешествия шталмейстер Филиппа Майк Паркер подал в отставку и покинул яхту в Гибралтаре. Некоторые восприняли это как знак того, что именно он сбил принца с пути истинного и теперь расплачивался. На самом деле жена Майка, Айлин, подала на развод, и так как Паркер не хотел ставить принца в затруднительное положение, то решил уволиться и сошел на берег. Принц пришел в бешенство: он потерял друга и сослуживца из-за того, что сам он считал личным делом. Как вспоминал Паркер, «герцог взорвался. Он был очень и очень зол»11. Реакция принца на сплетни, как всегда, отличалась категоричностью. «Вся эта чертова ложь, которую вы, газетчики, печатаете, чтобы подзаработать», – кипятился он12. Отставка Паркера подстегнула репортеров копнуть глубже, и вскоре обнаружилось членство Паркера и принца в мужском клубе «Thursday Club». В неформальном обеденном клубе, чьи заседания проходили в отдельном зале рыбного ресторана в Сохо в центре Лондона, принимали участие видные журналисты, актеры, такие как Питер Устинов и Дэвид Нивен, а также политики и представители литературного мира. Однако его описывали как место мальчишеских шалостей и сумасбродств.
Устав от потока сплетен о супружеской неверности, королева приказала пресс-секретарю сделать заявление – уникальный случай в истории, когда Букингемский дворец комментировал брак суверена. Официальное заявление гласило: «Сведения о размолвке между королевой и герцогом не соответствуют действительности»13. Хотя это было совершенно нейтральное заявление, в нем ощущалась досада и беспокойство королевы, ведь эти сплетни вредили репутации монархии.
Но заявление королевы не притушило страсти, напротив, теперь пресса совершенно открыто стала обсуждать положение в королевской семье. Как в прессе, так и в обществе нашлось немало сторонников бывшего личного секретаря королевы Томми Ласселса, который полагал, что принц вряд ли будет хранить верность. Вопрос заключался в том, кто она – если «она» действительно существовала. В какой-то момент его имя связывали с писательницей Дафной дю Морье, чей муж «Бой» Браунинг заведовал финансами у принца. Среди других имен фигурировали кинозвезды 50-х годов Мерль Оберон и Анна Мейси. Потом появилась Саша, герцогиня Аберкорн, которую сфотографировали в купальнике рядом с принцем. В 1987 году она сказала писателю Джайлсу Брандрету: «Королева дает Филиппу много свободы». А затем добавила: «Это не была связь в полном смысле слова». Я не спала с ним. Хотя, возможно, всем так казалось». Она полагала, что принц нуждался в ком-то, с кем он мог бы разделить свои интеллектуальные интересы. Они оба увлекались работами швейцарского психолога Карла Юнга14.
Филипп резко опровергал домыслы о его личной жизни. Однажды он так ответил бойкой журналистке на ее вопрос об упорных слухах насчет супружеской неверности: «Вам никогда не приходило в голову, что за последние сорок лет я нигде не появлялся без сопровождения полицейского?»15. Однако это никак не остановило его старшего сына, который умудрялся поддерживать любовную связь с Камиллой Паркер-Боулз в течение многих лет, имея детектива на хвосте. Так же, как и скомпрометировавшего себя бывшего короля Испании Хуана Карлоса, любовница которого, Коринна цу Сайн-Витгенштейн, сопровождала его в деловых и увеселительных поездках.
Уважаемый королевский биограф Сара Брэдфорд решительно приоткрыла завесу над темой супружеской верности в 2004 году и обвинила принца в неверности: «Да, герцог Эдинбургский имел романы на стороне, серьезные романы и неоднократные»16. Позже, поразмыслив, она сочла, что перегнула палку. «Я думаю, что, возможно, ошиблась насчет принца Филиппа, – признала она впоследствии. – Я думаю, что ему нравится флиртовать с хорошенькими женщинами, но скажем так: я не знаю, насколько важной здесь для него является сексуальная сторона»17.
Однажды Филипп пошел в атаку, заявив телевизионному ведущему Джереми Паксману: «Насколько я понимаю, каждый раз, когда я разговариваю с женщиной, мне приписывают, что я с ней сплю. Как будто ее мнение не имеет никакого значения. Ну, я чертовски польщен, что в моем возрасте можно предположить, что какая-то девушка мной интересуется. Это абсолютная чушь»18.
Что еще больше расстраивало королеву в этих бесконечных домыслах прессы, так это то, что теперь, обретя уверенность в качестве королевы и после десяти лет брака, она решилась на расширение семьи. Об этом пока не знал никто, и прежде всего пресса.
Когда неоднозначный вояж принца Филиппа завершился, в Лиссабон слетелось более 150 журналистов, чтобы стать свидетелями встречи королевы и консорта перед началом государственного визита в Португалию, старейшего союзника Англии. Во время путешествия принц отрастил роскошную бороду, но сбрил ее незадолго до окончания поездки. Когда Филипп поднялся в королевский самолет, к своему изумлению он увидел, что все сопровождающие, включая его жену, наклеили фальшивые рыжие бороды. Им, очевидно, не сказали, что принц уже сбрил свою. Но это разрядило обстановку, супруги любили розыгрыши.
Маргарет писала своей подруге Сасс Дуглас, жалуясь на поведение американской прессы и превознося достоинства своего зятя: «Я вижу, что блестящая газетная гвардия твоей страны пыталась утверждать, что у королевы нелады с моим з. [зятем]. Ну и, конечно, вонючая местная пресса подхватила это вслед за ними, как стадо баранов, они ведь жуткие трус́ы. Однако все хорошо, он в совершенном порядке и переполнен захватывающими историями о путешествии, и так приятно, что он снова дома. Дети на седьмом небе»19.
Презрительный отзыв Маргарет о сплетнях в прессе относительно семейных дел королевы мало чем отличался от реакции других членов королевской семьи, позиция которых состояла в кастовом пренебрежении к обитателям Флит-стрит. Маргарет пострадала от них больше всех. Она не только была вынуждена отказаться от предполагаемой поездки в Соединенные Штаты, но во время решения непростой ситуации с Таунсендом пресса порой вынуждала их становиться пленниками или беглецами в собственной стране. Она знала, что каждый раз, покидая Кларенс-хаус, она превращалась в добычу для фотографов, которые пытались заснять ее с новым поклонником. Маргарет была первым представителем королевской семьи, у которого период ухаживаний пришелся на эпоху папарацци и длиннофокусных объективов.
Помимо Маргарет у королевы и принца Филиппа нашлось немало сторонников. Они видели не трещину в браке, а хорошо слаженный семейный дуэт, который существовал уже десять лет. В апреле 1957 года супруги предприняли государственную поездку во Францию, где Синтия Глэдвин, жена британского посла, имела возможность непосредственно наблюдать их. «Принц Филипп хорош собой и держится непринужденно, что создает свободную и демократичную атмосферу вокруг королевы, – отмечала она. – Эта непринужденность обеспечивает ему большую популярность. Он кажется бравым моряком, который знает, что значит быть обычным человеком, а не принцем крови. Он удивительно хорошо справляется со своим непростым положением. Я не могу представить никого другого в роли мужа королевы, у кого это могло бы получиться так же хорошо»20.
Возможно, то, что недоброжелательные истории о британской супружеской паре № 1 появились именно во время кризиса и национального унижения, не было простым совпадением. Дом Винзоров стал бикфордовым шнуром массового недовольства после неудачной попытки захватить Суэцкий канал в октябре – ноябре 1956 года. Великобритания, Франция и Израиль начали военные действия против Египта в ответ на национализацию крайне важного водного пути египетским президентом Гамалем Абдель Нассером. Хотя американский президент Дуайт Д. Эйзенхауэр, Советы[22], Содружество наций и ООН возражали против конфликта, попытка тройственного захвата состоялась. Это привело к падению курса фунта стерлингов, неожиданному отступлению войск и отставке премьер-министра Идена. Короткий военный конфликт высветил значительное понижение статуса Великобритании в мире и, вероятно, подстегнул Советы к подавлению венгерского восстания несколько дней спустя, в ноябре. Критики внутри страны тоже осмелели, и институт монархии, до той поры имевший статус неприкосновенности, попал под их прицел.
Мечты о новой Елизаветинской эпохе стали забываться, и о монархии стали говорить как о позолоченной маске, скрывающей оспины старого режима от общественного глаза.
Драматург Джон Осборн, один из так