В отличие от королевы, никогда не изменявшей своему образу, Маргарет постоянно меняла прически, переходя от гладкой короткой стрижки к изощренным высоким сооружениям с накладками из волос. Она смело экспериментировала: бледная губная помада, яркие тени для глаз, длинные серьги и провокационные глубокие вырезы. Гардероб Тони не уступал гардеробу жены, его излюбленный стиль – вельветовые пиджаки, прозрачные рубашки и кепки в стиле уличных торговцев. Он не боялся появляться в белых водолазках вместо традиционного строгого костюма даже на протокольных мероприятиях.
В то время, как королева и принц Филипп проводили отпуск на родной земле, Маргарет и Тони быстро стали членами международной элиты, тусовки богатых и знаменитых. Их наперебой приглашали к себе представители финансовой элиты. В то время путешествие за границу требовало больших денег и считалось роскошью. Отдых на яхте или на вилле миллионера вызывали одновременно и восхищение, и зависть. В сентябре 1963 года, когда королева в кругу семьи проводила время в Балморале, Сноудоны развлекались на частном острове в Эгейском море, где во множестве водилась пернатая дичь для охотничьих вылазок. Остров принадлежал греческому корабельному магнату Ставросу Ниархосу. На следующий год пришла очередь британского подданного Ага Хана IV. Он предоставил паре частный самолет для полета на эксклюзивный курорт Коста Смеральда на итальянском острове Сардиния. Там пара проводила время, чередуя водные лыжи, парусный спорт и подводное плавание с солнечными ваннами в уединении. На Сардинию они неоднократно возвращались. Однажды яхта Ага Хана IV Amaloun налетела на скалу и стала тонуть. Тони бросился в воду, остальные разместились на спасательном плоту, откуда их подобрал проходящий корабль. Показательно, что первой, кому Маргарет сообщила о своем спасении, была королева.
Этот инцидент не отразился на пристрастии пары ко всему итальянскому, и Италия стала для них излюбленным местом отдыха. Летом 1965 года, например, они ездили в Рим на машине Тони марки «Астон Мартин». Принцессу с мужем ожидали достопримечательности Вечного города и частная аудиенция у папы римского. Начиная с Рима, за ними всюду следовали папарацци. Как сказал один из фотографов, «нельзя забывать, что принцесса Маргарет и Элизабет Тейлор являются самыми знаменитыми женщинами в мире»2.
В течение многих лет Маргарет посещала личный сад папы. Это стало своего рода паломничеством, началом ее продолжительного флирта с Римской церковью. Принцесса принадлежала к англиканскому течению под названием «высокая церковь», наиболее близкому к католицизму в соблюдении установленных норм и противодействии реформам.
Сноудоны переехали в отреставрированные 20-комнатные апартаменты в Кенсингтонском дворце в марте 1963 года. С тех пор приглашение туда на ужин или на вечеринку с пением вокруг рояля стало самым заветным желанием в богемных кругах Лондона, в которых вращались супруги. В резиденцию на Клок-Корт, 1а, проложили дорогу многие певцы, музыканты, художники и писатели. Слуги не роптали против 18-часового рабочего дня, если им выпадал шанс взглянуть на таких знаменитостей, как дизайнер Мэри Куант, писательница Эдна О’Брайен (Маргарет хорошо подражала ее доверительной, с запинками манере речи), актер Питер Селлерс и его жена Бритт Экланд, танцовщики Рудольф Нуриев и Марго Фонтейн, законодатель парикмахерской моды Видал Сассун. Сноудоны даже подружились с членами группы The Beatles. Джон Леннон придумал для них прозвища, построенные на игре слов: «Priceless Margarine» и «Bony Armstrove» («Бесценный Маргарин» и «Костлявый Армстров»). Однажды Джордж Харрисон попросил помощи в том, чтобы снять предъявленные ему обвинения в хранении наркотиков. Принцесса отказалась. «Я обожала их, потому что они были не только музыкантами, но и поэтами», – позднее вспоминала она3.
На вечеринках у Сноудонов собирались сливки артистического мира. Комик и музыкант Дадли Тур мог играть на пианино, Клео Лейн и ее муж – джазовый музыкант Джон Дэнкуорт – пели, Джон Бетджемен, впоследствии поэт-лауреат, забавлял гостей рассказами. Часто принцесса Маргарет садилась за пианино и напевала мелодии из своих любимых мюзиклов. В Букингемском дворце уже давно спали, а у Сноудонов окна ярко светились до раннего утра – конечно же, по желанию Маргарет. Впервые в жизни она обзавелась своим домом, вскоре ожидалось появление на свет второго ребенка – блестящая и насыщенная жизнь Маргарет счастливо бурлила. Она разделяла радости и трудности беременности с сестрой, которая родила четвертого ребенка, принца Эдуарда, в марте 1964 года. Королева и принц Филипп сделали небольшую уступку современности. Впервые принц Филипп присутствовал при родах, которые проходили в Бельгийских покоях Букингемского дворца.
Различия в характерах сестер стали еще более очевидными после того, как Маргарет обзавелась своим домом и собственным кругом общения. Наконец у нее появился свой салон. Там принцесса, актриса и экстраверт по натуре, принимала своих почитателей. Сестра же увлекалась лошадьми и собаками, а круг ее общения составляли земельные аристократы, жизнь которых вращалась вокруг скачек с препятствиями и на равнине. Животные ее никогда не подводили, не предавали и не изводили своими проблемами. Жизненный цикл лошади, начиная со спаривания и рождения, отлучения от матери и обучения и завершая скачками, составлял неизменную радость королевы.
Как рассказывал один из приближенных, королева «не любит людскую компанию, предпочитая ей лошадей, собак и одиночество. Ей легче общаться с лошадьми и собаками, чем с людьми. С ними у нее невероятное взаимопонимание»4.
В то время как Маргарет чувствовала себя как рыба в воде с певцами и актерами, которые толпились в ее новом доме, королева расслаблялась только с теми, кто разделял ее страсть к скачкам. Однажды она обедала со своим тренером капитаном Сесилом Бойд-Рочфортом в его конюшнях в Фримазон-Лодж в Ньюкасле. На десерт подали крем-брюле. Карамель оказалась такой твердой, что никто за столом не мог ее разбить. Ко всеобщему изумлению, королева сняла туфлю на высоком каблуке и ею разбила карамельную корочку. «Она чувствовала себя непринужденно с близкими по духу людьми, – объяснял Шон Смит, автор «Королевских скачек». – Ей незачем было играть в королеву с теми, кого она знала многие десятилетия».
Дом Маргарет был буквально населен самыми знаменитыми личностями своего времени наряду с титулованными аристократами. Круг же друзей и знакомых Елизаветы составляли почти исключительно представители земельной аристократии. Своего четвертого премьер-министра Алека Дуглас-Хоума королева знала прежде всего как владельца земель в Шотландии. К близкому кругу принадлежали также несколько офицеров гвардейского полка, с которыми Елизавета познакомилась еще во время войны, например, лорд Планкет и лорд Порчестер, ее менеджер по скачкам. Когда мать королевы выиграла Золотой кубок Уитбреда со своей лошадью Special Cargo, полковник Билл Уитбред и его жена Бетти устроили ужин в честь королевы-матери. После ужина все собрались перед телевизором, чтобы посмотреть соревнования еще раз. В комнате не хватало стульев, и королева села прямо на пол, чувствуя себя совершенно непринужденно среди таких же, как она, любителей скачек. Эту сцену трудно представить в окружении друзей Маргарет.
Как и ее отец, королева чувствовала себя не в своей тарелке среди художников и представителей авангарда. Ее не интересовали дискуссии на темы литературы и искусства, она ощущала твердую почву под ногами, только говоря о политике, международных отношениях и лошадях. Один из друзей вспоминал, что она нервничала, когда встречалась с «людьми из академической среды»5. Этот мир увлекал ее младшую сестру, особенно после знакомства с профессорами Оксфорда и Кембриджа.
Доверие всегда ставилось королевой во главу угла, поэтому она предпочитала знаться с теми, кто уже прошел проверку временем. Портретист Пьетро Аннигони уловил эту отстраненность и одиночество, которое неизбежно сопровождает королевскую должность. Ее кузина Маргарет Роудс заметила: «Я не думаю, что у нее есть [лучшая подруга]. Невозможно слишком сблизиться с человеком, занимающим такое положение. Она чувствует себя удивительно непринужденно с теми, кому она может доверять. Но таких не может быть много»6. В годы правления Елизаветы только преданные костюмерши, в особенности Бобо Макдональд и позднее Анджела Келли, скрашивали утомительную скуку, неизбежно сопутствующую статусу королевы.
Несмотря на все их различия, лучшей подругой королевы все-таки была сестра, и вместе с мужем они оказывали ей неизменную поддержку. Бесспорно, Маргарет занимала место королевы богемы, но по отношению к сестре она оставалась на вторых ролях и никогда не была примой. Показательны ее слова об истоках семейной драмы: «Я никогда не страдала от комплекса «второй дочери». Я никогда не возражаю, если ко мне обращаются как к младшей дочери. Но я возражаю, когда ко мне относятся как к младшей сестре». Это вопрос положения в королевской иерархии. Как отмечал королевский историк Майкл Нэш, «при отце-короле она занимала более высокое положение, принадлежа к главной семейной ветви. Сразу же после его смерти она стала относиться к боковой ветви. То же самое произойдет и с принцессой Анной, принцами Эндрю и Эдвардом, когда они перестанут быть детьми суверена»7.
В детстве Маргарет обожала быть в центре внимания, ее зрителями могли быть отец или компания пылких молодых гвардейских офицеров за столом во время войны. Теперь она царила в своей гостиной в Кенсингтонском дворце, напевая мелодии из мюзиклов и попивая виски Famous Grouse.
Однако ее преданность сестре, также как и своим друзьям, несомненна, и это качество королева ценила. Ее роль, как она говорила писателю Эндрю Данкану, состояла в поддержке сестры в ее трудной и одинокой должности. «Настолько, насколько это было в моих слабых силах, я всегда пыталась снять часть тяжелой ноши с плеч сестры. Знаете, она ведь не в состоянии делать все. И я использовала любую возможность, чтобы помочь ей»