Несмотря на фасад благополучия, тот факт, что Маргарет занималась постройкой дома на острове Мюстик, говорил о том, что пара шла разными путями. Тони никогда не делал секрета из своего отвращения к острову и его владельцам. Когда дом построили, Маргарет стала ездить туда дважды в год – в феврале и поздней осенью. Обычно она отправлялась одна, и никогда – с детьми, которые оставались под присмотром няни Вероны Самнер. Педантичная до мелочей, как и ее сестра, принцесса возила с собой специальную бижутерию «для отдыха», предназначенную только для Мюстик, например, ожерелье и серьги из искусственного рубина и стекла или многочисленные украшения из коралла16. Ей приносило неизменное удовольствие собирать раковины на пляже, и эту страсть принцессы должны были разделять гости, расхваливая находки.
Очень скоро Мюстик превратился в синоним ее экстравагантного и роскошного образа жизни, что бросало тень на ее королевский статус, который никто не отменял. Но обязанности принцессы не были четко очерчены, да и преданность короне, отличавшую Елизавету, Маргарет не демонстрировала. Принцесса выглядела королевской прихлебательницей, живущей на общественном иждивении.
Основные обязанности Маргарет, в частности сбор средств для Королевского балета и Национального общества предупреждения жесткого обращения с детьми, как бы случайно замалчивались прессой. Маргарет расстраивало то, что ее заслуги так явно принижают и ее популярность стремительно падает. Ее поездки на Карибы воспринимались как преступление против страны и монархии. Неизменно полемика вокруг ее отдыха увязывалась с вопросами о ее содержании по Цивильному листу, по которому отпускались деньги на содержание монархии. Таблоиды пестрели заголовками: «СТОИТ ЛИ ОНА ЭТИХ ДЕНЕГ?» и «ЗАРАБАТЫВАЕТ ЛИ ОНА ИХ?». Эти атаки сопровождались намеренно заниженными цифрами по ее общественной деятельности17. Принцесса делала вид, что все в порядке, и говорила: «Обо мне пишут неправду и искажают факты с тех пор, как мне исполнилось 17 лет. Я давно перестала читать прессу о себе»18. Большинство монарших обязанностей способны нагнать смертную тоску, как в этом очень быстро убедился Сноудон. Мастерство заключалось в том, чтобы казаться заинтересованной в неинтересных вещах, и этой науке Маргарет так никогда и не обучилась. И в результате получала все больше плохих оценок за то, что казалась скучающей и нелюбезной и все делала как из-под палки. Королева всегда стремилась казаться участливой и живо реагирующей, а Маргарет старалась поскорее отделаться и уехать домой.
Маргарет, однако, не надо было упрашивать участвовать в инвеституре ее племянника Чарльза – официального признания его новым принцем Уэльским, – которая состоялась в июле 1969 года в замке Карнарвон. Ей хотелось посмотреть, как ее муж, который по поручению королевы организовал церемонию, сможет совместить современные и традиционные элементы, ведь последний раз присяга принца Уэльского на верность монарху совершалась в 1911 году.
В качестве пролога к этому важному событию королева с членами семьи приняли участие в съемках документального фильма «Королевская семья», которые продолжались год. Ставшая поневоле звездой экрана принцесса Анна назвала проект «чушью», однако с ней не согласились 350 миллионов зрителей во всем мире, которые прилипли к экранам телевизоров, чтобы увидеть королевскую семью в домашней обстановке. Они с восторгом смотрели, как принц Филипп занимался барбекю, а королева водила маленького принца Эдварда покупать мороженое в деревушке Баллатер. Интересно, что в одном из эпизодов королева укачивала на руках маленькую леди Сару Армстронг-Джонс на борту королевской яхты «Британия» во время морской прогулки королевской семьи вдоль шотландского побережья.
Родители же Сары, как обычно, в это время находились на борту яхты одного из друзей в Средиземном море. «Я думаю, что иногда дети Сноудонов принимали королеву за свою мать», – заметил один из друзей19. Особое внимание Елизавета уделяла Саре, которая родилась спустя пару месяцев после принца Эдварда. Возможно, не последнюю роль здесь играло желание оградить племянницу от тех проблем, в которых погрязли ее родители. В детстве Сара и ее брат Дэвид проводили большинство каникул с королевой или королевой-матерью в Балморале или Биркхолле. Сара научилась верховой езде под руководством тети-королевы и постепенно стала принимать участие в конных соревнованиях под ее присмотром. Елизавета, по сути, стала им второй матерью: она обожала их детьми и позже оказывала поддержку в их профессиональном развитии.
Показав королеву обычной матерью, а не отвлеченным символом короны, фильм завоевал огромную популярность. Он коренным образом изменил общественное мнение в отношении монархии. Фильм стал отличной увертюрой к церемонии инвеституры, хотя угрозы со стороны уэльских националистов заставили всех поволноваться, в особенности принца Чарльза. К счастью, церемония, трогательно традиционная, в меру современная, прошла как по нотам. Сноудон удостоился всеобщих похвал за свое творение, что было особенно ценно, принимая во внимание минимальный бюджет на его подготовку.
Королева немного сомневалась по поводу трактовки церемонии Тони, но, увидев ее, выразила ему свой полный восторг. В длинном поздравительном и благодарственном письме она призналась в своих сомнениях относительно его интерпретации. Но тем радостнее ей было убедиться в своей ошибке. Она назвала действо «блистательным и захватывающим»20. Ее уважение к его несомненному таланту многократно возросло. В наградном листе инвеституры, в котором королева лично отмечала участников исторического события, она произвела Сноудона в рыцари Большого креста ордена Королевы Виктории – одно из самых престижных званий.
В сентябре, после нескольких недель отдыха на яхте Питера Селлерса в Средиземноморье, Сноудоны улетели в трехнедельное турне по Дальнему Востоку, куда входили Япония, Гонконг, Камбоджа, Таиланд и Иран. Поездка оказалась трудной, официальные мероприятия следовали одно за другим, с раннего утра до позднего вечера. Их напряженная работа не получила почти никакого признания, и особенно это касалось принцессы. Постоянный стресс привел к еще большему разладу в их натянутых отношениях. К концу поездки они уже не разговаривали. На приеме, устроенном в британском посольстве в Тегеране, один из гостей вспоминал, как принцесса вошла в зал с лицом темнее тучи и сразу же попросила выпить. Затем она вставила сигарету в длинный мундштук и начала курить, не делая ни малейшей попытки заговорить с кем-то из гостей. Все поняли, что такое поведение, несовместимое с ее статусом, объяснялось семейными неурядицами. Такое пренебрежение своими обязанностями являлось смертным грехом в глазах королевы и королевы-матери, которые ставили исполнение долга – devoir — превыше всего.
Ситуация достигла критической точки, когда Маргарет узнала о связи мужа с моделью леди Жаклин Руфус-Айзекс, дочерью маркиза и маркизы Рединг. Они жили по соседству со Старым Домом Тони, и он часто у них обедал. Сноудон повстречал леди Джеки, когда ей было 14 лет. Ничего не подозревавшей Маргарет леди Джеки, четырнадцатью годами ее младше, в общем-то нравилась. Она даже включала ее в лист приглашенных в Кенсингтонский дворец.
Сноудон обычно заезжал на мотоцикле за леди Джеки, работавшей в бутике в центре Лондона. Удостоверившись, что все спокойно, они куда-нибудь отправлялись. Однажды они приехали на остров Уайт и на быстроходном катере на бешеной скорости нарезали круги вокруг острова, с наслаждением затягиваясь косяками. В другой раз их чуть не застукала Маргарет, приехав в Старый Дом без предупреждения. Джеки моментально спряталась в багажник его «астон мартина». Тони невозмутимо приказал водителю Джону Ларкину отогнать машину в деревню Степлфилд Грин для заправки. Отъехав на безопасное расстояние, Ларкин, бывший в курсе происходящего, остановил машину. Леди Джеки вылезла из багажника и как ни в чем не бывало пошла через поле домой.
В период праздников Сноудоны посетили один из любимых принцессой ночных клубов, Les Ambassadeurs. Фотографы заметили, что Маргарет сидела за одним столом, а Сноудон – за другим, вместе с леди Джеки. Это еще ничего не доказывало, хотя Бритт Экланд признала, что «между парой ощущалась близость»21. Они продолжали встречаться несмотря ни на что. В больницу London Clinic, где Тони лежал после перенесенной операции, леди Джеки, как было отмечено, наведывалась чаще, чем его жена. Маргарет это сильно задевало, и она смущенно говорила подруге: «Знаете, я могла бы за ним ухаживать. Когда в детстве я была скаутом, то получила значок за больничный уход».
В конце концов в начале 1971 года нью-йоркская газета осмелилась напечатать статью об этой связи, но столкнулась с категорическими опровержениями лорда Рединга, леди Джеки, а также Букингемского и Кенсингтонского дворцов. Под отцовским давлением леди Джеки во всем призналась, и Рединги пригрозили Сноудону конским хлыстом за злоупотребление их доверием. Публичное разоблачение связи с леди Джеки привело к «открытым военным действиям» в Кенсингтонском дворце. Отчаяние Маргарет достигло таких масштабов, что она рыдала на плече своего водителя Ларкина. Учитывая, что во время долгих автомобильных поездок она обычно сидела позади него, не проронив ни слова, это хорошо показывает глубину ее горя.
Несмотря на то, что Маргарет сама не раз увлекалась и периодически заводила любовные интрижки, она считала, что делает это исключительно для того, чтобы снова почувствовать себя желанной, тогда как измены Тони граничили с местью. Даже в первые годы после замужества принцесса бросала призывные взгляды в сторону противоположного пола. У нее имелась отработанная техника знакомства с потенциальными любовниками. Будучи особой королевской крови, она знала, что должна сама инициировать контакт. Ее подруга Энн Гленконнер стала надежным посредником. Принцесса посылала ее к столу выбранного объекта мужского пола в ресторане или на балу и предлагала ему через Энн присоединиться к ней. Леди Гленконнер вспоминала: «Ей очень нравились джентльмены. Если ей кто-то приглянулся, она говорила: «А кто это? Я хочу с ним познакомиться». Я наводила справки и затем приводила его».