Имелись и другие соображения. Елизавета мысленно перебирала их, выдвигая аргументы за и против ухода из святилища. О, что же ей делать?
Как только младших детей уложили спать, мать села за стол ужинать. Елизавета с печалью подумала, что королева сильно постарела за прошедшие месяцы. Ее знаменитая красота померкла, осталась осунувшаяся женщина с резкими чертами лица и пустыми глазами.
– Я приняла решение, – сказала мать, когда они закончили молитву. – Будет безопаснее нам всем остаться здесь. Я не верю ни единому слову этого монстра.
Елизавета втянула в себя воздух:
– Не думаю, что у нас есть выбор.
Королева бросила на стол салфетку и с удивлением взглянула на дочь:
– Почему?
– Если вы не согласитесь, думаю, нас заберут отсюда силой. Репутации Узурпатора вредит, что вдова и сироты прячутся здесь из страха перед ним. Она и без того уже истрепана в клочья.
Мать хмуро налила себе вина. Казалось, она собирается с мыслями.
– Вы считаете, он пойдет на это? – спросила Сесилия. – Отец аббат обещал, что не допустит такого.
– Что сможет противопоставить аббат военной силе? – горестно откликнулась на ее слова мать. – И это верно: с точки зрения закона у вас нет необходимости в убежище. Я не могу ничем оправдать то, что держу вас здесь.
– Но мы не уйдем без вас, матушка, – запротестовала Сесилия.
– У вас, вероятно, не будет выбора.
– Но если все будет сделано публично, – сказала Елизавета, – и Узурпатор ясно даст понять всем, что его намерения честны и нам не будет угрожать никакая опасность, тогда, вероятно, можно быть спокойными.
– Я действительно не хочу ехать ко двору, – отозвалась мать. – Не хочу, чтобы вы были дружелюбны с ним после всего, что он сделал, и называли его королем. Не хочу, чтобы он женил на вас своего сына или кого бы то ни было другого по своему выбору. Ему просто нужно, чтобы вы не вышли за Генриха.
– Знаю. Ему важно одно: не дать никому захватить трон от моего имени. Но я не могу целиком полагаться на Генриха. Овладеть королевством – нелегкая задача, и я сомневаюсь, что у него сейчас есть на это средства, а может, и никогда не будет. Ричарду тридцать один год, он будет править очень долго. Мы не можем сидеть в святилище вечно, особенно если он дает нам гарантии. – Елизавета положила ладонь на руку королевы. – Матушка, вам хорошо известно, что наше продолжительное пребывание здесь тяготит аббата. Мы прожили на его попечении почти год и пользовались его добротой. Из-за нас аббатство в осаде. Если мы останемся здесь, несмотря на обещания Узурпатора, аббат окажется в очень сложном положении. И если вы не согласитесь отпустить нас, я не сомневаюсь, что Ричард заберет нас, как забрал нашего дорогого Йорка.
Лицо матери исказилось мукой.
– Девочки мои, я не могу отдать вас человеку, который убил ваших братьев.
– Миледи, я хочу поступить так, как будет лучше для всех нас. Здесь правит Узурпатор, и мы должны как-то договориться с ним. Вы можете удерживать нас тут и противиться ему, но я боюсь, это не принесет нам добра. Нет, поехать ко двору – это наш лучший и единственный шанс на нормальную жизнь. Я хочу это сделать.
Судя по ее виду, мать все еще сомневалась.
– Вы хорошая девушка, Бесси, и храбрая. Готовы принести большую жертву. Вероятно, вам будет грозить опасность. Вы понимаете это?
– Миледи, думаю, худшее, что он может сделать, – это выдать меня за своего сына. Тогда по воле Божьей я когда-нибудь стану королевой.
Мать посмотрела на нее:
– Вы сознаете, что если он так поступит, то тем самым признает вас законнорожденной? Ни один король не возьмет в жены бастарда.
– Вероятно, он видит в этом способ укрепить свои позиции на троне.
– И вы согласитесь на это?
Елизавета пожала плечами:
– А у меня есть выбор?
Мать приняла советников. Она выглядела мрачной и величественной, в черном платье и вдовьем вимпле.
– Милорды, – сказала она, – я позволяю принцессам покинуть святилище при условии, что мой деверь… – она не назвала его в соответствии с титулом, – публично гарантирует их безопасность.
Лорд-президент принял удовлетворенный вид и ответил:
– Его милость намерен сделать это.
– Он будет беречь моих дочерей и не причинит им никакого вреда? – требовательно спросила мать.
– Непременно. Даю вам слово.
В первый день марта советники вернулись и протянули матери документ:
– Сегодня утром, мадам, его милость встретился с Советом, лорд-мэром и лондонскими старейшинами и поклялся, дав слово короля, держа руку на Священном Писании, что, так как вы разрешили своим дочерям покинуть святилище, он обеспечит им защиту и покровительство. То же самое он подтвердил письменно.
Королева прочла бумагу, затем передала ее Елизавете. Та почувствовала, как мать ощетинилась – в документе Узурпатор называл ее «госпожа Елизавета Грей, прежде именовавшая себя королевой Англии» – и тем не менее не выразила протеста. Сейчас было не время злить его.
Елизавета внимательно прочла написанное. Ричард обещал, что, если она и ее сестры приедут к нему из святилища при аббатстве Вестминстер, чтобы находиться под его наставничеством и руководством, он обеспечит им безопасность. Им не будет причинено никакого вреда, они не подвергнутся насилию и не будут лишены девственности против своей воли. Их не поместят в Лондонский Тауэр и ни в какую другую тюрьму, но поселят с комфортом и в безопасности. Он проследит за тем, чтобы с ними поступали по чести и обращались учтиво, чтобы у них было все необходимое из одежды в соответствии со статусом и чтобы двор их соответствовал тому, что полагается женщинам его семьи. Более того, он выдаст замуж тех, что вошли в возраст, за урожденных джентльменов и снабдит каждую в качестве приданого землями, приносящими доход в двести марок ежегодно.
Это было ничтожно мало в сравнении с десятью тысячами марок, которые собирался дать Елизавете в приданое отец, и служило жестоким напоминанием о ее урезанном статусе, но что тут можно было поделать.
Елизавета продолжала читать, а все вокруг стояли в полном молчании и ждали. Ричард обещал, что велит их мужьям любить своих жен и хорошо обращаться с ними, дабы не навлечь на себя его гнев. И если кто-нибудь сообщит ему о неблаговидном поведении девушек, он клянется, что не будет придавать этому значения или наказывать обвиненных, не дав им шанса высказаться в свою защиту.
Подняв глаза на королеву, Елизавета кивнула.
– Хорошо, – сказала мать, – я согласна, чтобы мои дочери уехали.
Лорд-президент наконец-то улыбнулся:
– Это мудрое решение, мадам. Есть еще одна вещь. Парламент назначил вам пожизненную годовую ренту в семьсот марок, что публично подтвердил король. Деньги будут выданы капитану Несфилду на ваше содержание. Он продолжит службу здесь как ваш помощник.
Мать взъярилась:
– Скорее уж как мой тюремщик! И я сама способна распоряжаться своими деньгами, благодарю вас!
Лорд-президент обратил на нее тяжелый взгляд:
– Вы, вероятно, очень наивны, мадам, если думаете, что король предоставит в ваше распоряжение средства, которые могут быть использованы против него.
– А вы думаете, я сделаю что-нибудь, чем поставлю под угрозу его добрую волю по отношению к моим дочерям или их безопасность? – возразила мать.
– Король оценит вашу сговорчивость, мадам. Сегодня после полудня все будет готово для того, чтобы сопроводить ваших дочерей во дворец. Пусть они соберут свои вещи.
После ухода лордов мать разрыдалась и привлекла их всех к себе.
– Не могу видеть, как вы уходите, – плакала она. – Вы все так дороги мне. Бесси и Сис, заботьтесь о своих сестрах.
Елизавета встала на колени и обняла Анну, Екатерину и Бриджит:
– Вы едете ко двору, чтобы снова жить во дворце. Вам там понравится, верно?
Девочки с сомнением глядели на нее.
– Я хочу остаться с матушкой, – сказала Екатерина.
– Но вы же принцесса, ваше место при дворе. И вы скоро увидитесь с матушкой.
Правда ли это, Елизавета не знала. Королева может пробыть здесь неопределенно долгое время. Узурпатор не ссорился с принцессами, но их мать считал своим врагом и не давал ей никаких гарантий безопасности.
И еще кое-чего не хватало в этом документе. Он не давал гарантий безопасности принцам. Означало ли это, что они в самом деле мертвы?
Расставание оказалось нелегким. Мать обнимала дочерей одну за другой, подолгу не отпускала, будто предчувствуя, что никогда больше их не увидит, и покрывала лица девочек поцелуями.
– Да пребудет с вами Господь, мои дорогие дети! – воскликнула она наконец. – Берегите их, Бесси, берегите!
– Я буду беречь, миледи, обещаю!
Елизавета чувствовала себя полузадушенной, когда оторвалась от матери. Аббат вывел всех их из дверей Чейнигейтса в мир. За порогом девочек ждала депутация лордов, грумы поспешили взять их дорожные сундуки у братьев-мирян, которые снесли поклажу вниз по лестнице.
Небольшое расстояние, отделявшее аббатство от дворца, они прошли пешком. У дверей стояла стража, часовые вытянулись в струнку, когда они вступали внутрь. Приятно было оказаться вне стен святилища и не видеть вокруг себя надоевшее за год окружение, однако сердце Елизаветы разрывалось на части. Возмущение Узурпатором и тревога за мать сталкивались с удовольствием и облегчением, которые она испытывала, вырвавшись из заточения. Сладкой горечью были пронизаны ее ощущения от возврата в то место, где всего год назад их чтили как принцесс. Но сильнее всего она нервничала из-за того, что вскоре ей придется встретиться лицом к лицу с Узурпатором. Как сложатся их отношения? Ей придется притворяться и скрывать свои истинные чувства. Справится ли она? И как вынесет необходимость называть его королем? Тем не менее даже мать пусть и неохотно, но согласилась: она должна это делать ради них всех.
Хорошо, что Елизавета взяла с собой в святилище свою лучшую одежду. Она знала, что в черном бархатном платье с завышенной талией и струящимся шлейфом выглядит принцессой до кончиков ногтей. А вот ее сестры выросли, и платья были им коротки, хотя скоро их перешьют.