Дождливым днем в конце июня 1491 года во дворце Гринвич появился на свет второй сын Елизаветы. Когда его положили ей на руки, она сразу ощутила любовь к нему. Рыжеволосый и крепкий мальчик был истинным Плантагенетом, копией ее отца, и легко мог сойти за младенца двух месяцев от роду.
Генрих, глядя на этого маленького богатыря, необыкновенно возгордился:
– Рождение этого малыша вдвое укрепляет мою династию. Мы назовем его в честь короля Генриха Шестого, которого вскоре, я уверен, причислят к лику святых, если золота, потраченного мною в Риме, хватит, чтобы подвигнуть на это папу! Генрих и мое имя тоже, так что оно вполне подходит.
Елизавета мимолетно вспомнила бедного полупомешанного Генриха Ланкастера, который дрожал от страха в Тауэре, – человек с нежной душой, он, к несчастью для себя, оказался в эпицентре гражданской войны. По милости Божьей, его юному тезке будет уготована более счастливая жизнь.
Завернутый в парчовую мантию с горностаем, новый принц в присутствии двухсот мужчин с факелами был крещен в близлежащей церкви монахов-обсервантов, в той же серебряной купели, что и Артур.
Мальчик рос и развивался прекрасно. Елизавета не спускала с него глаз. Именно это чувство она хотела испытывать и никогда не ощущала по отношению к Артуру, оно превосходило даже ее любовь к Маргарет. Генрих, или Гарри, как они его называли, был так похож на отца Елизаветы, что завоевывал все сердца. Елизавета не могла отделаться от желания, чтобы ее первенцем стал он, а не Артур. Гарри от рождения был гораздо крепче брата, и в нем чувствовалось нечто особенное, словно Господь с избытком наделил его разными дарованиями и талантами. Посмотрите только на эти пухлые маленькие ручки, которые тянутся во все стороны и хватают все подряд! По сравнению с Гарри бедный Артур выглядел хилым. В возрасте около пяти лет этот серьезный маленький мальчик упорно учился и старался изо всех сил удовлетворять отцовским ожиданиям. Гарри же, Елизавета это знала, ни к чему не придется прилагать усилий.
Увы, материнской идиллии не суждено было длиться долго. Как только Елизавету воцерковили, Генрих организовал двор для их детей во дворце Элтем, к востоку от Лондона. Элтем располагался в прекрасном месте на вершине холма, откуда открывался великолепный вид на Сити. Елизавета хорошо знала этот дворец, он был одной из любимейших резиденций ее отца, который выстроил там главный холл с уносящимся ввысь потолком.
Когда Генрих сказал за обедом, что Гарри отправится в Элтем вместе с Артуром и Маргарет, Елизавета ударилась в слезы.
Король сжал ее руку:
– Элтем недалеко от Лондона. Вы сможете посещать детей, когда захотите. Леди Дарси будет отвечать за них, а мистресс Оксенбридж, у которой прекрасные рекомендации, станет няней Гарри.
– Знаю. Я сама ее назначила. Но мне невыносимо, что я пропущу младенчество Гарри. Больно думать, что он сильнее привяжется к своей няне, чем ко мне.
Генрих улыбнулся ей:
– Я уверен, этого не случится, особенно если вы будете часто навещать его.
– О, еще бы! Если вы позволите, я буду регулярно оставаться там.
– Конечно. А когда в Элтеме потребуется тщательная уборка, мы отправим детей в Шин или Гринвич. Оба дворца находятся достаточно далеко от нездорового лондонского воздуха. Но ваше место здесь, со мной, Бесси. У вас есть обязанности как у королевы. О детях хорошо позаботятся, и со временем вы займетесь вопросами их образования и организацией браков. Вот что делают хорошие матери.
Елизавета оценила старания Генриха ободрить ее, однако при расставании с детьми в Элтеме у нее надрывалось сердце, особенно когда младенец Гарри одарил Анну Оксенбридж, взявшую его, спеленутого, на руки, беззубой улыбкой.
Леди Дарси улыбнулась:
– Я знаю, оставлять их в первый раз нелегко, мадам. Но юный принц Генрих, кажется, вполне способен свыкнуться с переменами в жизни. Мы не дадим ему забыть о вас.
– Спасибо, – сказала Елизавета и сморгнула слезы. – Я приеду на следующей неделе.
В сопровождении своих дам она прошла к выходу из дворца. На великолепной крыше главного холла, которую поддерживали толстые деревянные балки, все еще блистали золоченые эмблемы ее отца – белая роза и лучистое солнце. Стоило Елизавете на мгновение закрыть глаза, как она легко могла представить, что время откатилось назад к тому моменту, когда этот зал был наполнен представителями двора Йорков и она была в центре внимания вместе со своим высоким величавым родителем, который в воспоминаниях представлялся ей средоточием всей жизни. Как бы он гордился своими внуками, особенно Гарри.
Когда колесница со стуком проезжала по подъемному мосту, Елизавета думала о том, что ее дети будут счастливы в Элтеме. А на следующей неделе она привезет рулоны бархата, атласа и дамаста, чтобы им сшили одежду. Важно блюсти их королевский статус с самого раннего детства.
Елизавета регулярно наведывалась в Элтем и постепенно привыкала к разлуке с детьми. Но жизнь никогда не текла для нее гладко. Всегда возникали поводы для беспокойства.
О новых слухах ей рассказала Анна, которой уже исполнилось шестнадцать.
– Я слышала, как дамы сплетничали, – сказала она, готовя Елизавету ко сну. – Опять пошли разговоры о том, что наши братья живы.
Елизавета затаила дыхание:
– Об этом толковали и прежде.
– Знаю. Но кто распускает эти слухи, Бесси? Это досужие сплетни или кому-то действительно хочется, чтобы так было? И есть ли в этих пересудах хоть капля правды? – Анна вспыхнула.
Популярность Генриха падала, так как он получил репутацию скряги. Но это был сильно упрощенный взгляд на вещи. Король старался накопить богатства, которые станут опорой его династии, ужесточал законы, чтобы знать не могла возвышаться и затевать войны, как было при Ланкастерах и Йорках. Некоторые принятые им меры вызывали недовольство, и неудивительно, что кое-кто желал возвращения юного и многообещающего Эдуарда Пятого.
– Хотелось бы мне знать, где источник этих слухов, – промолвила Елизавета, снимая кольца. – И еще я была бы не прочь разобраться наконец, что случилось с Нэдом и Йорком.
Анна поймала ее взгляд:
– По-вашему, они еще могут быть живы?
– Я долго думала об этом. Но отсутствие каких бы то ни было вестей от них, мне кажется, позволяет предположить, что они мертвы.
Анна кивнула:
– Я тоже так считаю.
На следующее утро Генрих неожиданно пришел в личные покои Елизаветы. Она в этот момент сидела со своими дамами и вышивала алтарный покров. Лицо короля было мрачным.
– Дамы, оставьте нас, – приказал он, и женщины под шорох шелковых юбок ретировались в большую залу.
Елизавета встала и прежде всего подумала о детях. Случилось что-то ужасное?
– У вас потрясенный вид, Генрих. В чем дело?
Король опустился на скамью у очага:
– В Ирландии объявился очередной самозванец.
Недавний разговор с Анной мигом всплыл в голове у Елизаветы. Связаны ли события в Ирландии с новой волной слухов?
– Неделю назад один бретонский торговый корабль пришвартовался в Корке. На борту находился некий юноша, прекрасный собою и великолепно одетый, он держался с таким достоинством, что люди сразу решили: это человек королевских или благородных кровей. Сперва пошли разговоры, будто он – сбежавший из Тауэра Уорик. А потом его объявили вашим братом Йорком. Юнец почти такого же возраста, как был бы нынче тот, и очень похож на вашего отца. Мои лазутчики сообщают, что этот юноша много знает о дворе короля Эдуарда. – Генрих откинулся на спинку скамьи и вздохнул. – Честно говоря, Бесси, я не знаю, что и думать.
Елизавета, трепеща, присела рядом с ним. Мог ли этот молодой человек действительно быть ее братом? Говорил ли Ричард правду об исчезновении принцев? О, если это Йорк…
Генрих взял ее руку:
– Я знаю, на что вы надеетесь. Но, Бесси, если этот юноша действительно ваш брат, многие люди скажут, что у него больше прав на трон, чем у меня, несмотря на акт, подтверждающий мой титул.
– Тогда нас отстранят от власти… и наших детей. О Генрих… Вы должны понять, как у меня разрывается сердце от противоречивых чувств. Моих братьев лишили будущего, все эти годы моя бедная мать, мои сестры и я сама мучились вопросом, что с ними сталось, всегда представляя себе самое худшее. Узнать, что Йорк жив, – это стало бы для нас самой лучшей новостью, а для вас и для меня – наихудшей. – Елизавета всхлипнула.
Генрих обнял ее.
– Я понимаю ваши чувства, – пробормотал он, уткнувшись в ее капор. – Но и вы должны понять, что теперь король – я. Меня назвал королем парламент. Если этот парень – Йорк… Все зависит от того, каковы его намерения и кто ему помогает. Кроме того, Бесси, я боюсь, что он заявит притязания на трон. Главное сейчас – узнать, действительно ли он тот, за кого себя выдает. Проявите терпение и дождитесь, пока мы не разберемся в точности, с кем имеем дело.
– Хорошо, – сказала Елизавета, понимая, что это будет нелегко.
Анна и Екатерина, услышав новость, пришли в возбуждение.
– Не говорите никому, – предупредила сестер Елизавета. – Мы пока ничего не знаем наверняка. Этот юноша может оказаться самозванцем.
– Или нашим братом!
– Мы будем считать так, когда все прояснится, – возразила Елизавета, мысленно задаваясь вопросом: как же Генрих справится с этой проблемой?
Особого оптимизма Елизавета не испытывала, учитывая, как он обошелся с Уориком, который по-прежнему томился в Тауэре и, казалось, останется там навеки. Йорк, если это и правда он, одним своим существованием представлял угрозу для ее супруга и для нее самой тоже.
В течение нескольких недель Генрих собирал сведения и рассказывал о новостях Елизавете, когда, завернувшись в накидки, они гуляли по осеннему саду и палая листва шуршала у них под ногами.
– Четыре года назад этого мальчика взяли на службу к крестнику короля Эдуарда, сэру Эдварду Брэмптону, который после битвы при Босворте сбежал в Нидерланды. Брэмптон мог передать юноше все необходимые сведения о том, как была устроена жизнь при дворе вашего отца.