– Сердце мое надрывается от жалости к ним, – отозвалась Елизавета и оперлась на руку Генриха.
Они медленно вышли из церкви в ожидавшую их впереди бесцветную жизнь без Бет.
Прошло два дня, Елизавета была готова покинуть Вудсток. Ей не терпелось попасть в Виндзор, чтобы больше не страдать от тягот путешествия, но до того они с Генрихом остановились в Эвелме в Оксфордшире и погостили у ее кузена, брата Линкольна, Эдмунда де ла Поля, графа Саффолка, который очень сочувствовал королю и королеве в их утрате. Затем они посетили монастырь Бишам, где Елизавета поклонилась могилам своих предков Невиллов и постояла у гробницы с фигурой своего покойного крестного отца Уорика Делателя королей, думая о том, как низко могут пасть некогда могущественные люди, ведь непомерные амбиции в конце концов ничего ему не принесли. Ей хотелось бы в тот момент стоять перед другой могилой, где было похоронено ее сердце.
Наконец, по прошествии долгого времени, перед ними встали стены и башни Виндзора. Настроение у Елизаветы слегка улучшилось. Тур по стране затянулся, его сопровождало горестное событие, и теперь ей нужно несколько дней отдохнуть, прежде чем отправиться в барке в Элтем, чтобы увидеть Маргарет и Гарри. Как же она скучала по ним, как хотела оказаться рядом с детьми! За четыре месяца разлуки они наверняка подросли. Тут Елизавета снова вспомнила о девочке, которой не суждено стать старше ни на год, и опять заплакала.
В ноябре, постаравшись справиться со своим горем, Генрих и Елизавета присутствовали на традиционном празднике, устроенном вновь назначенными присяжными сержантами в роскошном дворце Или в Холборне. По обычаю Елизавета и ее дамы обедали в одной зале, а Генрих со своей свитой – в другой. Оба были заинтригованы посещением Или, так как сто лет назад дворец служил лондонской резиденцией их общего предка Джона Гонта, герцога Ланкастера, и его прекрасной, но печально знаменитой третьей жены Екатерины Суинфорд, матери детей Гонта, Бофортов. Однако Елизавете было трудно проявлять особый интерес хоть к чему-нибудь.
Она понимала, что нужно взять себя в руки. Это ее долг перед Генрихом, перед их детьми, еще не рожденным младенцем и перед самой собой. Король надеялся на сына, но – да простит ее Бог! – она молилась еще об одной дочери. Бет ей никто не заменит, но если у нее появится еще один ребенок, которого она полюбит, кто бы он ни был, это смягчит боль утраты.
Физически Елизавета чувствовала себя лучше. Тошнота и усталость прошли. Если бы не тяжесть на сердце, все было бы хорошо. В поисках успокоения души и желая помолиться о благополучном разрешении от бремени, она еще раз съездила в святилище Богоматери Уолсингемской, которая славилась тем, что дарует покой и утешение страждущим. Одетая в накидку с капюшоном, Елизавета сняла обувь у часовни Босоногих и оставшуюся милю прошла босиком вместе с другими паломниками. Она благоговейно вступила в святилище, наполненное запахом благовоний и свечного воска, и упала на колени перед позолоченной, украшенной драгоценными камнями статуей Божьей Матери. Рядом были выставлены знаменитые святые реликвии, в том числе фиал с молоком Мадонны. В этом святом месте Елизавета молилась о душе своей дочери и о том, чтобы ей самой была дарована милость принять утрату и с радостным сердцем покориться воле Божьей. В конце она добавила мольбу об удачных родах и обретении здорового ребенка.
Поднявшись с колен, Елизавета сделала приношения, вышла на зимнее солнце и тут почувствовала, будто чья-то маленькая ручка легла в ее руку. Посмотрев вниз, Елизавета никого не увидела, но это не наваждение, она была уверена. Богоматерь Уолсингемская услышала ее, поняла горечь утраты и послала ей в утешение ребенка. Елизавета получила благословение от Пресвятой Девы.
Вернувшись ко двору, она застала Генриха в гневе.
– Уорбек объявился в Шотландии, и король Яков принял его с королевскими почестями! – прорычал он. – Одел в наряд, подобающий королю, выделил щедрое содержание, а еще взял подлеца с собой в триумфальный тур по стране.
– О нет. – Это не предвещало ничего хорошего. Ужасная новость.
– А я еще надеялся договориться о мире с Шотландией и предложить Якову Маргарет в качестве невесты!
Глаза Елизаветы расширились. Вот это новость!
– Но ей всего шесть лет!
– Бросьте, Бесси, вам лучше других известно, что принцесс часто обручают в детстве. Мы еще не скоро отправим ее в Шотландию, если вообще отправим, учитывая, как поступает Яков.
– Мне бы хотелось, чтобы вы обсудили это со мной. Я ее мать.
– Вы были в отъезде, когда мне пришла в голову эта идея, и теперь я ее с вами обсуждаю, – раздраженно ответил на упрек Генрих. – Но едва ли это случится. Яков, похоже, намерен провоцировать меня.
Услышав последние слова короля, Елизавета вздохнула свободнее.
– Он действительно верит, что Уорбек – мой брат, или просто притворяется, чтобы создать вам проблемы? – спросила она, решив не продолжать разговор о помолвке.
– Боюсь, что Яков верит. Он дал Уорбеку в жены свою родственницу, леди Кэтрин Гордон. Едва ли король поступил бы так, если бы считал Уорбека мошенником. Но еще хуже то, что, узнав об этом, Фердинанд и Изабелла приостановили подписание договора о браке их дочери с Артуром. Доктор де Пуэбла говорит, они и не подпишут его, пока самозванец на свободе. Ей-богу, что за неразбериха! – Генрих принялся расхаживать взад-вперед. – Но я делаю все возможное для устранения угроз. Работаю над составлением мирного договора с Максимилианом и буду настаивать, чтобы мы оба обязались не поддерживать мятежников в государствах друг друга.
– И Максимилиан согласится?
– Да. Это в наших общих интересах. Договор захлопнет дверь во Фландрию перед носом Уорбека, так как Максимилиан уже предупредил вашу тетку Маргариту, что она потеряет полученные в приданое земли, если не будет соблюдать условия соглашения. И теперь, когда я примирился с французами, Уорбек изолирован в Шотландии.
– Вы все сделали великолепно! – похвалила Елизавета мужа и обняла его.
Он поцеловал ее:
– Слава Всевышнему, вы вернулись и выглядите намного лучше.
– Да. Паломничество повлияло на меня благотворно.
О том, что произошло с нею по выходе из святилища, она расскажет ему позже.
Генрих привлек Елизавету к себе:
– Простите, я был резок с вами. Слишком много проблем навалилось.
Она погладила его по щеке:
– Я знаю. И все понимаю. Но дела наши поправятся, я в этом уверена. И думаю, Яков еще пожалеет о том, что сдружился с Уорбеком.
– Будем молиться, чтобы Англия не преклонила колени перед самозванцем, пока Яков не одумается, – мрачно ответил Генрих.
Родилась девочка, как и надеялась Елизавета. Генрих пришел в восторг так же, как она, и с радостью согласился, чтобы малышку назвали в честь давно умершей сестры Елизаветы Марии. Девочка была очень милая – синеглазая, с золотистыми волосиками, красивыми чертами лица и напоминавшими розовый бутон губами.
– Какое райское создание, – задыхаясь, промолвила Елизавета, глядя на дочку, мирно спавшую у нее на руках, и благодаря Господа за то, что она здорова, в отличие от первенца Анны Томаса, который, судя по всему, недолго проживет в этом мире.
– Она так похожа на вас. – Генрих улыбнулся и сжал руку жены.
Какой мукой было для Елизаветы отдать Марию Элис Скерн, очень опытной няне, которая увезла девочку в детскую Элтема. Елизавета не могла дождаться, когда ее наконец воцерковят, чтобы навестить детей, однако роды отняли у нее много сил, и ей был нужен отдых. Матушка Мэсси настояла на том, чтобы она не вставала с постели по крайней мере тридцать дней из сорока, отведенных на восстановление.
Когда Елизавета наконец попала в Элтем, то не удивилась тому, что Маргарет проявляет признаки ревности к новой сестре – Маргарет, которая никогда не имела ничего против Бет. Мария была почти так же красива, как Бет, и, естественно, стала центром внимания.
– Нос моей маленькой леди слегка свернут на сторону, – тихо проговорила леди Дарси, когда они с Елизаветой сидели и наблюдали, как дети возятся с игрушечным замком Гарри, – но это у нее пройдет, мадам.
А вот Гарри, напротив, очень полюбил новую сестренку. То и дело он подбегал к ее колыбели, чтобы посюсюкать с нею, проверить, все ли в порядке, и радовался безмерно, получая от взрослых одобрительные улыбки за свои старания. Какая отрада была видеть, что он так любит Марию. Елизавета вновь вспомнила дочку, которую больше никогда не прижмет к себе, помянула в мыслях и Артура, находившегося далеко от своего брата и сестер и лишенного счастливого товарищества, царившего между ними в детской. Давно уже она не видела своего старшего сына.
Очередного летнего объезда страны Елизавета побаивалась, ведь, как и в прошлом году, он потребует от нее немалого напряжения сил. Однако она приняла бравый вид и умилялась, видя, как люди сбегаются поглазеть на нее, некоторые приносили ей в подарок корзины с вишнями, грушами, яблоками, цветами и даже курами. Одно и то же повторялось всюду, где бы она ни появилась, и Елизавета удивлялась: чем заслужила такое доброе отношение к себе? Неужели ее благие дела, заступничество за попавших под суд и помощь другим людям стали так широко известны? Или подданным Генриха настолько полюбились ее набожность и плодовитость? А может, дело в том, что она – дочь своего отца и принадлежит к старому королевскому дому? Какие бы мотивы ни двигали людьми, Елизавете было неловко видеть эти проявления столь сильной любви к ней.
Очень медленно они продвигались на запад через Чертси, Гилдфорд, Фарнхэм, Порчестер и Саутгемптон. Остановились в аббатстве Больё и пересекли Солент, посетив остров Уайт, затем поехали дальше в Крайстчёрч, Пул и замок Корф. В августе по просьбе Елизаветы остановились в Хейтсбери и погостили у хозяйки поместья, леди Хангерфорд. Бывший тюремщик Елизаветы капитан Несфилд умер восемь лет назад, но дом был полон воспоминаний о матери, сестрах и тревожном времени, которое они провели здесь. Над всем этим тенью висела память о ее планах выйти замуж за Ричарда, о чем не стоило упоминать при Генрихе. Да, жизнь ее развернулась совсем в другом направлении, однако, оглядываясь назад, Елизавета все равно не видела для себя иного пути в