Судьба Шубина сложилась несчастливо. Он провёл в Сибири десять лет и был освобождён только в 1742 году. Указ о его освобождении императрица подписала сразу же после манифеста о восшествии на престол, но посланный в Сибирь офицер долго не мог по сибирским тюрьмам найти Шубина – имя его не упоминалось в списках узников, а сам Шубин, узнав о том, что его всюду ищут, молчал. Он, как и другие узники, боялся еще худшей судьбы – история князей Долгоруких, которых императрица Анна извлекла из многолетней сибирской ссылки, приказала пытать, а потом отправила на эшафот, была всем памятна и поучительна. Только случайно посланный офицер нашёл Шубина и вручил ему милостивый указ Елизаветы. Шубин вернулся в Петербург, был ласково принят при дворе, но сердце его возлюбленной уже было занято другим».
Б. К. фон Миних. Художник Г. Бухгольц
Анну Иоанновну душила зависть. Елизавете Петровне принадлежали дворцы Зимний, Летний и другие владения, богатство. Всё досталось по наследству. Мечтала отобрать всё, да как? Сил на это не хватало. Из ненависти держала двоюродную сестру в нищете. Елизавете приходилось влезать в долги, брать кредиты, а затем просить деньги у Анны Иоанновны для их погашения. Хоть какое-то удовлетворение. Вот деньги просит… Иногда можно и подкинуть, как бы свысока.
Анна Иоанновна вынашивала планы либо сослать Елизавету в монастырь, либо выдать замуж куда-то подальше, в такую страну, из которой бы она не возвратилась никогда. Ну и забрать всё себе. Понимала, что замуж просто так не выдать. Решила сначала сослать в монастырь, чтоб потом была покладистее, когда жених будет предложен.
Перво-наперво ограничила и без того малое денежное содержание. Установила 30 тысяч в год. Сумма немалая – 15 миллионов по сегодняшним меркам. Но нужно учесть, что речь шла о дочери императора. У неё двор, у неё содержание дворцов и прочие расходы.
В ту пору с должниками расправлялись сурово. Вот наберёт кто-то долгов столько, что отдать не сможет. Суд. Закон суров. Лишали имущества, казнили или отправляли на дыбу, что почти казнь, потому как после дыбы этой не все выживали.
На все жестокости, которые имелись в арсенале, Анна Иоанновна всё же пойти не решилась. А вот ограбить племянницу сумела. И для чего? Да для того, чтобы одеть своего голого любовника Бирона и сделать его соправителем.
Что оставалось Елизавете Петровне? Решила удалиться в своё имение, чтобы самим своим присутствием не раздражать державную тётку. А то ведь она постоянно устраивала балы, на которые охотно собиралась вся столичная знать. А там блистала Елизавета.
Лишь одно приятное событие произошло в тот тяжёлый для Елизаветы Петровны период. В хоровую дворцовую капеллу малого двора прислали голосистого тенора Алексея Розума.
Он заслуживает того, чтобы сказать о нём несколько слов.
«Що то за голова, що то за розум!»
Выражение, вынесенное в название главы, принадлежит малороссийскому казаку Григорию Яковлевичу Розуму, ничем не выделявшемуся среди станичников, бывшему, как и все в округе, безграмотным, да ещё и драчливому, причём нередко распускавшему руки и дома. Бывают же невероятные повороты судьбы – сын этого никчёмного Розума стал графом Российской империи, одним из самых богатых людей, и мало того, вошёл в историю как очень близкий к императрице Елизавете Петровне человек, с которым она, по мнению ряда историков и свидетельствам современников, даже тайно венчалась в Москве, в Перовской церкви.
Но начнём по порядку.
Елизавета Петровна, ещё и не мечтавшая об императорской короне, прозябала под неусыпным оком своей жестокосердной сестрицы, а Григорий Розум растил сына Алексея, если так можно сказать, поскольку сын жил сам по себе.
Алексей был пастухом. Выгонял поутру стадо станичное и на широких приднепровских просторах распевал мелодичные и по большей части печальные малороссийские песни, разве что кроме ныне знаменитого гимна некоего странного злокачественного новообразования: «Ще не вмерла Украина».
Вот уж где раздолье было пробовать голос! Никто не мешал, никто, как думалось, и не слушал. Так ведь услышали, услышали и сообщили дьячку близлежащего села Чемер. Дьячок послушал Алексея Розума, привлёк его к церковным песнопениям и стал обучать грамоте. Узнав о том, отец пришёл в бешенство, сильно побил сына, но тот продолжал в свободное от работы время ходить к дьячку, а быстро выучившись грамоте, стал приносить книги домой и с упоением читать их. Однажды вернувшись домой в сильном подпитии, Григорий Розум застал сына за этим занятием, вырвал книгу, а потом схватил топор и едва не зарубил юношу. Алексей бежал к дьячку и больше дома не появлялся. Вот так начинался жизненный путь будущего графа и морганатического супруга будущей русской императрицы.
О том, что случилось дальше, рассказал Пётр Михайлович Майков:
«В начале 1731 года чрез Чемер проезжал полковник Фёдор Степанович Вишневский, возвращаясь из Венгрии, куда ездил за покупкою вина для императрицы Анны Иоанновны, и, пленившись голосом и наружностью мальчика, уговорил дьячка отпустить с ним в Петербург его воспитанника. Приехав в Петербург, Вишневский представил мальчика обер-гофмаршалу графу Рейнгольду Левенвольде, и он поместил молодого малороссиянина в хор при большом дворе. Алексей Розум недолго оставался в этом хоре…»
О том, что произошло далее, рассказал в своих воспоминаниях французский посланник в России в 1739–1742 годах маркиз де ла Шетарди. Он писал:
«Некая Нарышкина, впоследствии вышедшая замуж, доверенная Елизаветы, была поражена (инцидент относится к 1732 году) фигурой Разумовского, которого она случайно увидела. Это в самом деле красавец, брюнет с окладистой чёрной бородой, черты которого, уже сложившиеся, имеют всю привлекательность, какую только может иметь деликатное лицо. Рост его также бросается в глаза. Он высок, широкоплеч… Хотя в его манере держаться остаётся нечто неуклюжее, результат воспитания и происхождения, однако заботы царевны, направленные на то, чтобы вышколить и – хотя ему уже тридцать два года – научить танцевать всегда в её присутствии, под руководством создавшего здешние балеты француза, могут исправить этот недостаток. Нарышкина не знала, что значит делать различие между желанием и его удовлетворением. Она приняла все меры, и Разумовский не ушёл от неё. Упадок духа, в котором она находилась, возвращаясь домой, возбудил нежные расспросы Елизаветы и её любопытство. Та не скрыла от неё ничего. Немедленно было принято решение привлечь к себе этого нечеловечного мужчину, которому сострадание было чуждо».
Ну а далее, по словам Майкова, «Алексей Розум перешёл ко двору Елизаветы Петровны, где первым лицом в то время был сержант, камер-паж Алексей Никифорович Шубин. Но очень скоро Алексей Григорьевич стал пользоваться особым почётом, был отделён от прочего хора певчих, считался наравне с камердинерами цесаревны и получал равное с ними содержание».
Маркиз де ла Шетарди. Гравюра XVIII в.
Они с Елизаветой были почти ровесниками. Алексей постарше всего на полгода. У современников не вызывало сомнение то, что между ними возникли искренние чувства. Для Елизаветы Петровны Разумовский стал тем маяком в бурном море дворцовой свары, который придавал силы в борьбе за выживание. Именно за выживание. Речь о том, чтобы занять русский престол, долгое время вообще не шла. Уже в 1731 году императрица Анна Иоанновна учредила Канцелярию тайных розыскных дел, поставив во главе графа Андрея Ивановича Ушакова. Всякое инакомыслие жестоко пресекалось. Императрица чувствовала, что народ, с радостью принявший её воцарение, отшатнулся, увидев, что ничего доброго реформы её не несут. Над страной нависла зловещая тень Бирона. Ушаков принимал личное участие в розыске, жестоких пытках и казнях, и императрица, неравнодушная к жестокостям, требовала ежедневных подробных докладов о действиях сыска.
У Анны Иоанновны детей не было. Но она, несмотря на то что была, даже по тогдашним меркам, молода, тем не менее заботилась о престолонаследии, главным образом потому, что опасалась, как бы трон не достался дочери Петра Первого.
Уже вскоре после восшествия на престол, в 1732 году, она издала специальный указ, согласно которому престол должен наследовать потомок по мужской линии её племянницы Елизаветы Екатерины Христины, дочери родной сестры Екатерины Иоанновны, герцогини Мекленбургской. Екатерина – та самая сестра, вместо которой вдовствующая царица Прасковья Фёдоровна выдала замуж за хилого иноземца свою нелюбимую дочь Анну. Екатерина вернулась в Россию вместе с дочерью в 1722 году. Её дочь при православном крещении получила имя Анны Леопольдовны. Анна Иоанновна относилась к ней как к родной дочери. Правда, замуж выдала всё-таки за иноземца – герцога брауншвейгского Антона Ульриха. В августе 1740 года Анна Леопольдовна родила сына, которого назвали Иоанном.
Впрочем, умирать Анна Иоанновна не собиралась. Вела прежний весёлый образ жизни, не отказывала себе в роскоши, продолжая связь со всесильным Бироном.
Бирон был постоянно рядом с ней. Вот и 5 октября 1740 года обедал с императрицей. Всё шло как обычно, и вдруг императрица побледнела, попыталась встать и тут же рухнула на пол, потеряв сознание. Иноземные медики признали состояние её тяжёлым. Они диагностировали подагру, которой сопутствовала мочекаменная болезнь.
В стране снова нарастала смена власти. Впрочем, на этот раз всё было сделано как бы по закону. На трон претендовал двухмесячный Иоанн Антонович при регентстве… Вот тут и начались разногласия. На роль регента претендовал Бирон. Его и назначила Анна, хотя и далеко не все высшие сановники России приветствовали такой поворот.
А болезнь развивалась и подтачивала остаток жизненных сил. 16 октября, после очередного припадка, врачи объявили, что часы императрицы сочтены. Она и сама чувствовала это. Были тут же призваны к ней Остерман и Бирон.
Анна Леопольдовна с сыном Иоанном. Неизвестный художник
Императрица подтвердила своим указом, что наследует престол Иоанн Антонович при регентстве Бирона. Этим указом Анна Иоанновна лишила прав на престол и Елизавету Петровну, и сына Анны Петровны – Карла Петра Ульриха, сделав безграничным правителем иноземного конюха с грубыми и жестокими повадками почти на два десятка лет, вплоть до совершеннолетия императора Иоанна VI.