аявляли, что рвалась она сюда, поскольку «очень любила гусар». Оставим на совести пасквилянтов их заявления. Но вот что вспоминала императрица о том, каковы её представления об отношениях мужчины и женщины были до свадьбы: «К Петрову дню весь двор вернулся из Петергофа в город. Помню, накануне этого праздника мне вздумалось уложить всех своих дам и также горничных в своей спальне. Для этого я велела постлать на полу свою постель и постели всей компании, и вот таким образом мы провели ночь; но прежде, чем нам заснуть, поднялся в нашей компании великий спор о разнице обоих полов. Думаю, большинство из нас было в величайшем неведении; что меня касается, то могу поклясться, что хотя мне уже исполнилось 16 лет, но я совершенно не знала, в чём состояла эта разница; я сделала больше того, я обещала моим женщинам спросить об этом на следующий день у матери; мне не перечили, и все заснули. На следующий день я, действительно, задала матери несколько вопросов, и она меня выбранила».
Полагаю, что сомневаться в искренности написанного, оснований нет. Ведь в тех главах «Записок…», где речь идёт об отношениях с Сергеем Салтыковым, Станиславом Понятовским, Григорием Орловым, императрица достаточно откровенна. Вот и в описании того, что с нею произошло после свадьбы она, судя по тону повествования, ничего не скрывает: «Наконец, Крузе, моя новая камер-фрау, вошла и сказала мне очень весело, что Великий Князь ждёт своего ужина, который скоро подадут. Его Императорское Высочество, хорошо поужинав, пришёл спать, и когда он лёг, он завёл со мной разговор о том, какое удовольствие испытал бы один из его камердинеров, если бы увидал нас вдвоём в постели; после этого он заснул и проспал очень спокойно до следующего дня… Крузе захотела на следующий день расспросить новобрачных, но её надежды оказались тщетными; и в этом положении дело оставалось в течение девяти лет без малейшего изменения».
Девять лет без изменений! Эту фразу Екатерина Алексеевна повторила затем, уже в 1774 году, в письме, адресованном Григорию Александровичу Потёмкину. А если точнее – именно с такой фразы и начато письмо, названное «Чистосердечная исповедь». Но всё это было через много лет.
Пока же необходимо заметить, что именно в те праздничные для всех, кроме Екатерины, дни она окончательно убедилась в том, что в личной жизни ей счастья ожидать не приходится.
Какими бы сложными ни были её отношения с матерью, но мать была и оставалась для неё самым близким и дорогим человеком, и предстоящий отъезд ещё более усугублял положение. «Со свадьбы моё самое большое удовольствие было быть с матерью, – признавалась Екатерина. – Я старательно искала случаев к этому, тем более что мой домашний уголок далеко не был приятен. У Великого Князя всё были какие-то ребячества; он вечно играл в военные действия, окружённый прислугой и любя только её».
В «Чистосердечной исповеди», адресованной Потёмкину в 1774 году, есть такая строчка: «…есть ли б я смолоду получила мужа, которого бы любить могла, я бы вечно к нему не переменилась». А ведь такие мысли родились у Екатерины не сразу, не вдруг – они выстраданы нелёгкой её жизнью в первые годы после замужества.
Казалось бы, что ещё надо – достаток, положение, колоссальные перспективы… Но недаром говорят, что «богатые тоже плачут». Люди великие считают богатством не то, что считают таковым князи из грязи. Екатерина не случайно увлекалась философией – именно в философии она находила мудрые мысли, созвучные со своими душевными чаяниями.
Тайна графа Румянцева
Немало тайн окутывало время правления императрицы Елизаветы Петровны, причём тайн, касающихся не только её подданных, но и судьбы самого государства. В предыдущих главах говорилось о тайне рождения и самого Ивана Ивановича Бецкого, и о его дочери, ставшей в православном крещении Екатериной Алексеевной. Покрыто тайной и венчание самой Елизаветы Петровны, и рождение её внучатого племянника Павла, в истории известного как Павел Петрович, а на деле, по крови, был он Павлом Сергеевичем. А вот тайна рождения Петра Александровича Румянцева, казалось бы, непосредственно к престолу не относится, но на самом деле всё выглядит так…
Разговоры о том, что наш великий полководец генерал-фельдмаршал граф Пётр Александрович Румянцев-Задунайский (1725–1796) был внебрачным сыном Петра Первого, ходили давно. Правда, в советский период в печати они распространения не получали. Но вот теперь даже в «Википедии» откровенно сказано:
«Пётр был единственным сыном графа Александра Румянцева… дочери и наследницы графа Андрея Матвеева. Поскольку его мать много времени проводила в обществе Петра Великого, ходили слухи, что молодой Румянцев был незаконнорождённым сыном монарха. Он был назван в честь правящего императора…»
И далее сообщается, что связь Петра с фрейлиной Марией Андреевной Матвеевой, происходившей из знатного рода, являвшейся внучкой знаменитого Артамона Матвеева, даже и не скрывалась. Мало того, Пётр, будучи ревнив до крайности – вспомним заспиртованную голову Монса, – не раз предупреждал свою возлюбленную, что выдаст её за «старого мужа». Ну в конце концов выдал за своего денщика Александра Румянцева, может и не очень старого, но всё же на 19 лет постарше её. Выдал в 1720 году, когда Александру Румянцеву было 40, а Марии 19 лет.
Существует анекдот «О женитьбе отца фельдмаршала Румянцева». Он таков:
«Отец Румянцева был бедный костромской дворянин. За свои заслуги он стал заметным человеком при дворе Петра I, а вскоре и одним из его любимцев. Видя это, один из вельмож предложил ему руку своей дочери и тысячу душ в приданое. Осчастливленный таким предложением, Румянцев кинулся к царю, чтобы получить его разрешение на столь выгодный брак. Подняв Румянцева с колен, царь спросил:
– Видел ли ты невесту и хороша ли она?
Румянцев честно отвечал:
– Не видел, но говорят, что она не дурна и не глупа.
Царь решил:
– Слушай, Румянцев! Балу я быть дозволяю, а от сговора удержись. Я сам буду на балу и посмотрю невесту. Если она действительно достойна тебя, то не стану препятствовать твоему счастию.
До 10 часов вечера ожидали царя. Потом решили, что какое-либо важное дело помешало ему сдержать данное слово, и начали танцевать. Но вдруг Пётр явился в дом предполагаемой невесты своего любимца, увидел её и, стоя в дверях в толпе любопытных зрителей, сказал довольно громко:
– Ничему не бывать.
Хозяин дома и жених были очень огорчены таким поворотом событий. На следующий день Румянцев с несчастным видом явился к царю. Лишь только царь увидел его, он сразу сказал:
– Нет, брат, невеста тебе не пара, и свадьбе не бывать. Но не беспокойся, я твой сват. Положись на меня, я высватаю тебе гораздо лучшую, а чтоб этого вдаль не откладывать, приходи вечером, и мы поедем туда, где ты увидишь, правду ли я говорю.
Вечером Пётр отправился с Румянцевым к графу Андрею Артамоновичу Матвееву. Когда Матвеев вышел ему навстречу, Пётр спросил его:
– У тебя есть невеста? А я привёз ей жениха.
Неожиданное предложение привело графа в большое замешательство. Пётр тотчас отгадал мысли Матвеева:
– Ты знаешь, что я его люблю и что в моей власти сравнять его с самыми знатнейшими.
Пришлось графу согласиться на желание такого свата. Так девятнадцатилетняя графиня Марья Андреевна была объявлена невестой Румянцева».
В 1723 году родилась дочь Екатерина, а 4 января 1725 года – сын Пётр.
Вот тут и появилась почва для разговоров. Отец будущего полководца Александр Румянцев, ибо в официальной биографии говорится, что Александр Иванович, произведённый в 1724 году в генерал-майоры, был командирован в Малороссию «по делу о Полуботке», а оттуда, в том же 1724 году, направлен чрезвычайным послом в Константинополь, затем командовал всеми русскими войсками в Прикаспийских землях, был пожалован орденом Св. Александра Невского и в 1727 году произведён в генерал-поручики. В Москву вернулся лишь в ноябре 1730 года и пожалован был в подполковники лейб-гвардии Преображенского полка. Это очень высокое звание. Полковником лейб-гвардии был император.
А мать – мать полководца снискала любовь и уважение современников за милосердие и доброту. Гавриил Романович Державин написал оду:
Она блистала умом,
породой, красотой,
И в старости любовь
снискала у всех
любезною душой.
Она со твёрдостью смежила
Супружний взор, друзей, детей;
Монархам семерым служила,
Носила знаки их честей.
Портрет П. А. Румянцева-Задунайского. Неизвестный художник
В ту пору в службу военную записывали с рождения; правда, Петра Румянцева записали рядовым в лейб-гвардии Преображенский полк лишь в 1735 году, когда ему исполнилось десять лет. Ну и по обычаям того времени, отпустили для образования «на домашнем коште». Отец в ту пору служил в Малороссии. Он нанял учителя Тимофея Михайловича Сенютовича. Да и сам вкладывал немало сил в образование сына.
Хорошо ли, плохо ли выучили отрока, но в 1739 году включили его в русское посольство в Берлине. Да, видно, компания в посольстве оказалась не той, какой нужно. С 14 лет стали приобщать совсем ещё юного Петра со товарищи по службе к кутежам и забавам, да таким, от которых Берлин порой содрогался.
Всё закончилось тем, что уже в 1740 году удалён был Пётр Румянцев из посольства с весьма резкой характеристикой и указанием, что выдворяется он за «мотовство, леность и забиячество».
Что делать? Как наставить сына на путь истинный? Вспомнил Александр Иванович о Сухопутном шляхетском кадетском корпусе. Вот это школа! Многим недорослям и в ту пору, и во времена позднейшие, как, кстати, и в нынешние, она мозги вправляла.
Уже при Елизавете Петровне определили в школу с надеждой, что вот уж теперь выйдет из отрока толк. Но не тут-то было. Это другим мозги вправлять удавалось, а с Румянцевым номер не прошёл.
Месяц проучился, изводя преподавателей и наставников, второй, третий, даже четвёртый кое-как продержался. Но как только отец отправился в командировку, сбежал из корпуса – не понравилась ему армейская дисциплина.