Владислав Ходасевич, внимательно изучавший биографию Павла I, не мог обойти стороной его происхождение. Он проанализировал всё то, что было известно о способностях Петра Фёдоровича, и выяснил, что с помощью некоего Брессана, камер-лакея Петра Фёдоровича, в Ораниенбауме отыскали «хорошенькую вдову г-жу Грот, согласившуюся “испытать” Великого Князя». Об этой вдове Грот императрица упоминала в «Чистосердечной исповеди», написанной ею 21 февраля 1774 года и адресованной Григорию Александровичу Потёмкину.
С. В. Салтыков. Неизвестный художник
Пётр Фёдорович испытания не выдержал. Но надо было каким-то образом доказать обществу способности великого князя к деторождению, ведь двор уже заговорил о романе Сергея Салтыкова и великой княгини Екатерины. Лучший способ бороться со слухами – распустить другие слухи. В распускании слухов принял участие и Сергей Салтыков, который, сумев втереться в доверие к великому князю, уговорил обратиться к врачам, которых сам и предложил, поскольку их задача была если не вылечить, то, по крайней мере, объявить об излечении и хотя бы в глазах общества «сделать его настоящим мужем Екатерины».
Обращение к врачам не привело к излечению, и спустя три года, когда Екатерина родила дочь Анну, Пётр Фёдорович заявил в кругу близких ему друзей, что бог знает откуда берутся беременности у его жены, что он совершенно ни при чём и не знает, должен ли принимать на свой счёт рождающихся детей. Разве это не является ещё одним доказательством того, что Павел Петрович не его сын?!
Владислав Ходасевич отметил:
«Салтыков не только считал себя отцом ребёнка, но и позволял себе впоследствии намекать на это при иностранных дворах».
В «Чистосердечной исповеди» Екатерина II сообщила: «По прошествии двух лет Сергея Салтыкова послали посланником, ибо он себя нескромно вёл, а Марья Чоглокова у Большого Двора уже не была в силе его удержать».
Он был отправлен в Швецию и Саксонию с известием о рождении наследника Павла.
В своих «Записках…» императрица упомянула об этом посольстве:
«Я узнала, что поведение Сергея Салтыкова было очень нескромно и в Швеции, и в Дрездене; и в той и в другой стране он, кроме того, ухаживал за всеми женщинами, которых встречал».
Кроме чего? Императрица не указала, но, скорее всего, ей не нравились его намёки на то, что он является отцом Павла.
Таким образом, Павел уже не являлся потомком ни Романовых, если брать во внимание официальную историю, ни той зарубежной ветви, которая могла возникнуть, если всё-таки Пётр Алексеевич, сын Алексея Михайловича Тишайшего, был подменён во время путешествия в Европу. Эту версию официальная история не принимает, но и не в силах опровергнуть, поскольку слишком много фактов, не имеющих иного объяснения.
Портрет великого князя Павла Петровича, впоследствии императора Павла I, в детстве. Художник А. П. Антропов
Впрочем, нам не столь важно в данном случае, повторяю, именно в данном случае, чей род был прерван в династической линии русских царей. Важно другое – великий князь Павел был сыном русского графа Сергея Васильевича Салтыкова и дочери сына или, что тоже возможно, внука русского князя Ивана Юрьевича Трубецкого, дальнего потомка Рюриковичей. А потому профессор Игорь Панарин, который ныне часто выступает с небольшими и злободневными видеороликами, абсолютно прав, называя Екатерину Великую Рюриковной.
То есть именно в царствование императрицы Елизаветы Петровны было положено начало возвращению на престол русских государей династии Рюриковичей, разумеется, возвращению совершенно секретному, возвращению по крови.
Только начало, поскольку великий князь Пётр Фёдорович всё ещё оставался наследником престола и в случае смерти Елизаветы Петровны автоматически становился российским императором.
Оставался и ещё один отпрыск Романовых – Иоанн Антонович, заточённый в Шлиссельбургскую крепость. Что же касается его братьев и сестёр, то специальным, тоже секретным указом им запрещалось выходить замуж и иметь детей, причём наверняка под страхом смерти. Хотя два брата и две сестры Иоанна Антоновича прожили достаточно, чтобы иметь потомство. Это было сделано в целях пресечения попыток новых дворцовых переворотов. Содержались же Антон Ульрих и Анна Леопольдовна с детьми в большой строгости. Не дозволялись контакты с кем-либо, кроме местных крестьян, да и то из прислуги. Прогулки разрешались лишь в пределах 200 сажен от места содержания. Охрану осуществляла воинская команда со штаб-офицером во главе. Архангельскому губернатору было вменено в обязанность периодически посещать ссыльных и докладывать об их состоянии в Петербург. Обучение детей, в том числе и иностранным языкам, не проводилось. На русском же они общались только с безграмотной прислугой.
Конечно, положение незавидное, но каков же мог быть выход? Сколько бед претерпела Россия из-за время от времени появлявшихся самозванцев! Так что, думаю, повинен в необходимости таковых строгостей прежде всего, как называют его теперь, коллективный Запад. Именно он постоянно мутил воду и искал малейшие поводы, чтобы развязать смуту.
Эпоха дворцовых переворотов была в разгаре. Первый её этап, пришедшийся на начало века, оставил царствованию императрицы Елизаветы Петровны тяжёлое наследство. Именно этот период обеднил династию настолько, что с трудом удавалось выбрать наследника престола. Вспомним, что императрице Анне Иоанновне в своё время пришлось пойти на беспрецедентный указ – объявить наследником престола ещё не только не родившегося, но даже и не запланированного сына своей племянницы Анны Леопольдовны. То есть судьба Иоанна Антоновича была определена ещё задолго до его рождения, когда мать даже замужем не была.
В начале царствования Елизаветы Петровны незримо существовали три враждебные группировки. Одна – непосредственно её, императрицы, вторая – брауншвейгская, фактически созданная ещё Анной Иоанновной при её жизни, и третья – группировка Лопухиных, разгромленная в 1743 году после попытки покушения на Елизавету Петровну.
Зыбок был престол, заговоры тлели в недрах знати.
Ну а судьба двух сыновей и двух дочерей Анны Леопольдовны хоть и сложна, но не так трагична, как старшего, Иоанна Антоновича.
Анна Леопольдовна умерла от родовой горячки, а Антону Ульриху Екатерина Вторая вскоре после восшествия на престол разрешила вернуться к себе на родину, но он остался с детьми, и умер в Холмогорах.
В марте 1780 года императрица Екатерина Вторая, видимо, почувствовав, что достаточно укрепилась на троне, решила облегчить участь детей Анны Леопольдовны. Она обратилась с письмом к сестре Антона Ульриха, Юлиане Марии, к тому времени ставшей королевой Дании, предложив переселить племянников королевы в одно из глухих мест в Датских владениях.
В результате переговоров было определено место поселения – городок Горсенс (ныне Хо́рсенс), что располагался на востоке полуострова Ютландия, и, как говорится в «Википедии», «в ночь на 30 июня на фрегате “Полярная звезда” принцы и принцессы отплыли от берегов России, щедро снабжённые одеждой, посудой и прочими необходимыми вещами. Для содержания их в Горсенсе Екатерина II назначила каждому из них пожизненную пенсию в 8000 рублей. Эта сумма выдавалась от русского двора полностью по 1807 год, то есть до кончины последней представительницы этого семейства».
К началу XIX века в живых осталась одна Екатерина Антоновна. В 1803 году она, уже в возрасте 64 лет, обратилась с письмом к императору Александру Первому, умоляя разрешить ей вернуться в Россию и жалуясь на притеснение местных властей. «Я плачу каждый день, – писала она на русском языке с огромным количеством орфографических и стилистических ошибок, – и не знаю, за что меня послал сюда Бог и почему я так долго живу на свете. Я каждый день вспоминаю Холмогоры, потому что там для меня был рай, а здесь – ад».
Можно себе представить, каково ей было на прогнившем, беспринципном и лицемерном Западе, если ссылка, а ссылки в России не были лёгкими, казалась раем. Император ничего не ответил. Екатерина Антоновна умерла в 1807 году. На том и прервалась окончательно оставшаяся ветвь, имевшая хоть какое-то отношение к Романовым.
Но я забежал далеко вперёд. В годы царствования императрицы Елизаветы Петровны ещё здравствовали и её племянник, и правнук царя Ивана Алексеевича, единокровного брата Петра Первого. Может, конечно, слово «здравствовали» и не совсем здесь подходит. Несостоявшийся Иван VI, конечно, не мог отличаться ни физическим, ни нравственным здоровьем, не был здоров и великий князь Пётр Фёдорович. Сохранились донесения английских и французских послов, которые прямо сообщали своим правительствам, что он вряд ли доживёт до того момента, когда настанет час ступить на престол.
Ничего удивительного. Когда писались эти донесения, императрице не было и пятидесяти лет. Но здоровье её, как бы она ни молодилась и как бы ни скрывала накопившиеся от весёлой жизни болячки, оставляло желать лучшего. В годы Семилетней войны даже сражения на театре военных действий порой зависели от состояния императрицы. Когда здоровье ухудшалось, боевые действия затухали, поскольку некоторые военачальники опасались того, что вот-вот взойдёт на престол приверженец прусского короля Фридриха Второго Пётр Фёдорович. Но едва становилось лучше, боевые действия активизировались.
Историк Вольдемар Балязин в книге «Тайны дома Романовых» писал о том, что к лечению императрица относилась не очень серьёзно, хотя и боялась смерти:
«Врачи давали ей лекарства, и она их принимала, но когда те же врачи давали ей благие советы, требуя воздержания в пище и питье, она отмахивалась от целителей, как от надоедливых мух, и продолжала вести себя как прежде, отказавшись только от парадных обедов, балов и дворцовых выходов. Затем вдруг впала в другую крайность – перестала употреблять скоромную пищу. В марте 1760 года её врач Пуассонье приходил в отчаяние потому, что Елизавета Петровна, ссылаясь на Великий пост, отказывалась выпить бульон, предпочитая греху грозящую ей смерть от отёка легких».