Помчались во весь опор.
Граф Панин выслушал сообщение с удовлетворением:
– Следов не оставили? Отлично. Пустим слух, что Орловы зарезали в пьяной потасовке. Выпивают там, говоришь?
– Ну не то чтоб очень, хотя Орловы навеселе. Правда, этот новый, выскочка Потёмкин, как стёклышко.
– А кто видел-то, что трезв? Поняли, что произошло? В пьяной потасовке прирезали. Народу так интересней будет. Конечно, официально скажут, мол, сам умер, а время пойдёт, начнут Екатерину осуждать за то, что отправила супружника на тот свет. И не оправдаться…
Убит не тот, кого убить хотели
Когда карета с Тепловым скрылась из глаз, Орловы поднялись на второй этаж, куда уже проводили медика к Петру Фёдоровичу.
В этот момент дверь в гостиную отворилось и стремительно вошёл, почти вбежал лейб-медик Крузе. Ломая слова, с заметным акцентом он сообщил, что Пётр Фёдорович не дышит… Из груди торчал кинжал.
– Кто же, кто мог убить? – воскликнул Алехан, оглядываясь по сторонам.
Он поднял кинжал и стал рассматривать его.
Григорий был в замешательстве. Ему сразу вспомнилось, как императрица, направляя его в Ропшу для охраны Петра Фёдоровича, наставляла:
– Ни один волос не должен упасть, ни один волос… Ты понял?! Кроме тебя, поручить некому. Я решила отпустить его в Голштинию. Вон, посол Фридриха так и вьётся. Говорит, королю будет приятно, и сгладит всё это известие о перевороте… У короля свои игры с братьями по ложе. Он ещё не знает – не дошло известие. А посол уже суетится. Что-то задумал. Обещает твёрдо против нас императора бывшего не использовать. Да и не опасен он нам. Помни: гибель сверженного императора мне не выгодна, но выгодна моим врагам! А потому необходимо его отправить в любезную его Голштинию.
– А потом он оттуда явится, чтобы престол вернуть, – высказал предположение Орлов.
– Не явится… Я уверена. Он сыт царствованием… Понял, что трон российскиё непрочен и он не для него. Лишь бы ноги унести. Унесёт – ещё как повезёт. Другой раз и не повезти может. Так что никаких возражений… Отпускаем. И ты сделаешь вот как…
В этот момент от воспоминаний оторвал Алехан, который пока ещё, как и все участники событий, не был посвящён в тайный план императрицы, который она изложила Орлову.
– Это слуга Теплова, – сказал Потёмкин. – Точно, он. Теплов его высадил, когда подъезжал, а как тот дело сделал, да сигнал ему дал, он и разыграл тут, что про лекаря забыл. Вот нас и отвлёк.
– Но как он проник? У чёрного хода часовой! – спросил Потёмкин.
Вот это была загадка… Случись всё в другое время, до приезда Теплова, она бы осталась неразрешимой. Теперь, казалось, всё ясно и понятно.
– А ну-ка, Гриц, спустись, спроси часового, не видал ли чего подозрительного? – попросил Григорий Орлов.
Потёмкин вышел во двор через чёрный ход. Никого у дверей не оказалось. Кликнул начальника караула. Тот тоже был в недоумении, почему нет на месте гвардейца, поставленного вход охранять.
Начальник караула стал убеждать, что солдат отличный, дисциплинированный, но осёкся на полуслове. Заметил на песке следы крови, а чуть дальше оторванную пуговицу. Шагнули к кустарнику, раздвинули ветки. Часовой лежал весь в крови. Кинжал торчал, убийца даже вынимать его не стал. Видно, торопился, да и как с оружием в карету вернёшься при всех!
Потёмкин сразу подумал о слуге Теплова, хотя ведь всяко могло быть. Недаром Панин говорил о возможном нападении. Вот только зачем предупреждал?
Спустились по чёрному ходу и Орловы, обеспокоенные долгим отсутствием Потёмкина. Подошли и замерли как вкопанные.
При унтере обсуждать случившееся не стали. Велели убрать убитого и выставить сразу двух часовых. Место преступления надо было охранять пуще пленника.
Вернулись в гостиную. Ни пить, ни есть никому не хотелось.
Г. А. Потемкин-Таврический. Неизвестный художник
– Ну что же это? Что же? Будем без вины виноватыми, – сказал Алехан, – особенно я.
– Почему ты? – спросил Григорий Орлов.
Ответил Потёмкин:
– Ясное дело. Ты, Григорий Григорьевич, неподсуден, ну а я слишком молод, чтоб отвечать. Но не думай, всех молва в убийцы запишет. Тот же Панин и постарается.
– Да, сплетни у нас любимое при дворе занятие, – вздохнув, заявил Орлов.
Потёмкин же, как бы подводя итог, прозорливо сказал:
– Сплетня – это всего лишь сплетня. Но сплетня, повторяемая многократно, становится отвратительной клеветой. Ну а теперь, Григорий Григорьевич, садись за письмо к государыне – да немедля курьером в Петербург. А то и сам отправляйся.
– Нет, сам не поеду, – поразмыслив, сказал Григорий Орлов. – Ну а письмо, письмо давай-ка помогай писать. Вижу, ты у нас башковитый. Не зря, значит, в университете штаны протирал.
– Стоп! – вдруг сказал Григорий Орлов. – Охрану усилить, а вы за мной.
И когда расселись за столом, Григорий велел всем, кроме Алехана и Грица, выйти из зала.
Григорий Орлов сообщил:
– Пётр Фёдорович жив. Он перевезён в другое место. Спрятан на Гетманской мызе Разумовского. Государыня поручила мне подменить Петра Фёдоровича другим узником, из острога, как можно более похожим на него. Подменили… Ну и накачали как следует, чтоб доктор осмотреть не мог. Чтоб даже близко не подходил. Но Теплов привёз не того, кого просил бывший император. Он его тем более не узнал. План таков. Подменить его, затем укрыть на какое-то время поблизости, а когда всё поутихнет, перевезти в Шлиссельбургскую крепость, а оттуда на корабле отправить в Голштинию. А там уж им Фридрих займётся. Пётр Фёдорович его за бога земного почитает.
– А что с этим – подставным хотели делать? – спросил Потёмкин.
– Подержать сколь можно да отпустить, когда бывший император в Голштинии своей окажется. Он ведь, этот узник, и не ведает, вернее не ведал, о роли своей. Выхватили из острога, привезли, поместили не по-тюремному, да ещё и напоили! Чем не жизнь?!
Хоть и не было в ту давнюю пору мобильной связи, но иные сведения, особенно рождающиеся на основе сплетен, распространялись с удивительной быстротой. Правда, весть о смерти, причём насильственной смерти сверженного императора, прилетела в Петербург вместе с примчавшимся туда из Ропши графом Тепловым. Первым узнал о ней, разумеется, граф Панин, но он же, приняв меры к тому, чтобы эта весть выплеснулась на улицы, порекомендовал сообщить о случившемся и Екатерине Алексеевне, поскольку Теплов обязан был доложить ей о выполнении поручения.
Он прибыл во дворец и был тут же принят Екатериной Алексеевной.
– Ваше императорское величество! – начал он, склоняя в почтении голову. – К сожалению, лекарь не понадобился. Пётр Фёдорович убит перед самым моим приездом.
Императрица побледнела. Эта бледность выдала её волнение.
– Как? Каким образом? Что вы такое говорите, граф?! – воскликнула она. – Кто сделал это?
Всё было продумано, всё рассчитано графом Паниным. Теплов не мог говорить наверняка, но должен был сказать с намёком.
– Кто же мог? Никто, кроме тех, кто его охранял, проникнуть во дворец возможности не имел. Я оценил организацию охраны. Она, поверьте, на высоте. Григорий Орлов постарался.
Надо обязательно похвалить, обязательно… Ничего личного. Сама объективность. Но тут и к делу. Кому, как не императрице, знать, что никто из охранявших свергнутого императора любви особой к нему не питал. Ну и о действии горячительных как не сказать.
– Думаю, Пётр Фёдорович сам виноват. Не понял, в каком положении. Гордыня… Ну а гвардейцы наши навеселе, уж ясно, что не без этого. Какое великое дело свершили! Ниспровергли тирана и поставили добродетельную государыню!
Императрица отмахнулась от неприкрытой лести, спросила с досадой:
– Так они что там, пьянствуют?
– Ни боже упаси. Так, для снятия напряжения… Ну а Пётр Фёдорович пьёт беспробудно. Он небось и затеял драку, в которой… словом, кто-то воткнул ему кинжал…
Теперь представим положение императрицы. Она ведь распорядилась подменить Петра Фёдоровича. Ну и не знала: успели подменить или не успели? Кто же убит? В любом случае убийство ей не по душе. Ну ещё ладно там кого-то из острога. А если убили свергнутого ею императора? И кто – её же приближённые! Об их отношениях с Григорием Орловым всем известно. Алехан – его брат. Что теперь скажут в столичном обществе? Что скажут в дипкорпусе? Понятно, поставила своего возлюбленного Орлова охранять бывшего супруга, чтобы избавиться от него?!
Она сухо распрощалась с Тепловым, словно он виновен в случившемся, – о том, что он действительно соучастник убийства, она не знала. Теплов почувствовал эту сухость. Ему стало несколько не по себя. Екатерина Алексеевна быстро входила в роль императрицы российской. Нет, не роль. Тут слово «роль» не подходит. Она всё твёрже вставала на престол русских царей и всё увереннее себя на нём ощущала.
Теплов с досадой думал о своей зависимости от Панина, в которую попал по своему же неразумению и непониманию, к чему ведут игры со всякими тайными обществами. Ох, как бы ему сейчас хотелось оказаться полностью на стороне победившей императрицы и не играть под чужую дудку в игры, которые, по его мнению, были весьма опасны.
Он уже покинул покои императрицы, когда увидел входящего в парадный подъезд Алексея Орлова. Поспешно встав за колонну, пронаблюдал за ним. Да, Алехан спешил к императрице. Да и куда ещё он мог направляться во дворце, к кому, как не к ней.
«Всё, завертелось, – понял он, – и куда теперь выведет эта кривая?»
Алексей Орлов попросил доложить о себе и тут же был принят.
Императрица встретила сурово. Алехан понял, что ей уже всё известно. Впрочем, всё, да не всё.
– Матушка государыня! – воскликнул Алехан, картинно падая на колени. – Не вели казнить – вели миловать…
Всё театрально и всё продуманно. Сначала словно бы о самом страшном – о гибели сверженного императора. И только потом о том, что убит тот, кто был подставным лицом.
И быть может, едва ли не первым он пал на колени, едва ли не первым назвал матушкой тридцатитрёхлетнюю Екатерину Алексеевну – он, которому было двадцать пять лет.