1
До Марии они добрались в тот момент, когда о смерти короля было объявлено официально. Пока Елизавета и Фредерико не оказались в доме Марии, они знали лишь об этом: на каждом постоялом дворе только о смерти Эдуарда и говорили. К Кеннинг-холлу, замку сестры, Елизавета подъезжала с громко бьющимся сердцем. Она давно не видела Марию и боялась встретить холодный приём. Фредерико думал о другом: о том, как они в принципе в своей одежде попадут к принцессе, кто их к ней допустит.
Он быстро сообразил, что его мысли имели под собой основание. Замок Марии охранялся, и просто так пройти на его территорию никто не мог. Елизавета заметила растерянность Фредерико.
— Не беспокойся, — успокоила она его, — я отправлю ей записку. Мария прекрасно знает мой почерк. Да и писать я буду на латыни. Надеюсь, ей не придёт в голову отослать нас прочь.
Так как Фредерико был одет куда приличнее принцессы, то и передавать записку пошёл именно он. Поймав одного из стражников, Фредерико сунул ему в руку несколько монет и сказал:
— Эту записку надо срочно передать Марии. Я привёз её из Лондона от принцессы Елизаветы.
— От Елизаветы? — переспросил стражник. — Постой здесь. Никуда не уходи! — и он побежал к замку.
Вскоре он вернулся обратно:
— Тебя зовут к её высочеству.
Фредерико послушно последовал за ним.
У самого входа в замок его уже ждала Мария.
— Ты знаешь, что принцесса Елизавета пропала из королевского дворца в Виндзоре несколько дней назад? — с подозрением глядя на Фредерико, спросила она.
— Знаю, конечно, — усмехнулся он, протягивая записку, она тут, неподалёку.
Мария развернула листок, продолжая исподлобья поглядывать на Фредерико. Ей было тридцать семь лет, а на вид так гораздо больше. Простое, без всяких украшений, платье, строгая причёска и неулыбчивое, хмурое лицо не убавляли возраста. Мария быстро пробежала взглядом по строчкам.
— Срочно приведите Елизавету сюда, — распорядилась она через секунду.
Вместе с Фредерико пошли ещё несколько слуг. Елизавета, сидевшая на траве, тут же вскочила на ноги.
— Наконец-то! — вскрикнула она. — Ну что? Мария примет меня?
— Велела привести вас к себе, — ответил Фредерико.
В первую очередь Елизавету отвели мыться и переодеваться. После её провели в большую комнату, где был накрыт стол к ужину. Елизавета, перебивавшаяся все дни, что они провели в пути, с хлеба на воду, с жадностью набросилась на еду. Помолчав какое-то время и дав сестре поесть, Мария рассказала ей последние новости:
— Тебя разыскивают. После того как Дадли объявил о смерти короля, он также объявил и о лишении нас прав на престол. А затем распространилась новость о том, что ты пропала из Виндзора. Я думала, он тебя отравил и так же, как Эдуарда, прячет до поры до времени.
— Я сбежала к тебе именно поэтому — герцог слишком хотел убрать меня с пути. От тебя он угрозы не ждёт, — объяснила Елизавета.
— Он ошибается, — Мария поджала губы, — я не собираюсь так просто отказываться от того, что принадлежит мне по праву. Отец перед смертью восстановил меня на престоле. Эдуарда заставили подписать незаконный указ.
— Он подписал его сам, — встряла Елизавета, — Эдуард намекал мне о том, что собирается сделать. Ты — католичка, Мария. Поэтому он не хотел, чтобы ты становилась королевой.
— Его убедили в необходимости подписать эту бумагу. Он сделал это, подчинившись воле герцога Нортумберлендского! — припечатала Мария. Елизавета не стала спорить.
— Герцог является государственным преступником. Его следует казнить. И самозванку Джейн тоже, — Мария строго посмотрела на сестру.
— Но Джейн-то уж точно не виновата, — Елизавета вспомнила маленькую девочку, с которой подружилась в доме мачехи, — она ничего не понимает. Всё затеял Дадли.
— Тебе придётся забыть про жалость к этим людям. По-другому поступить с самозванной королевой нельзя.
— Что происходит в Лондоне? — спросила Елизавета. — Её уже короновали?
— Вот-вот собираются. Люди, которых я отправила в столицу, сообщают, что Джейн находится в Тауэре в ожидании коронации. Она назначена на десятое июля. Сегодня... — Мария нахмурилась, — а сегодня девятое. Значит, они сделают это завтра.
— Что будем делать мы?
— Сюда со всей Англии идут те, кто считает меня законной наследницей престола. Вокруг дворца разбит лагерь моих сторонников. Когда мы будем готовы выступить, мы поедем в Лондон. Надо собрать достаточное количество людей, чтобы противостоять герцогу. В любом случае отступать я не намерена.
— Ты так уверена в своих силах? — Елизавета с уважением посмотрела на сестру.
— Сил мне придают мои сторонники. А их, как я тебе уже сказала, много.
Вдруг Елизавета вспомнила про Роберта: «Он же сын герцога и наверняка выступает на стороне отца. Его жена из этих мест. Наверное, он привезёт её сейчас в Лондон». Ранее Роберт никогда не появлялся при дворе вместе с женой. Лишь на венчание она приехала в Лондон, но после снова вернулась в Норфолк. Елизавета почувствовала, как ревность начинает вымещать в душе голос разума.
«Мне нельзя думать о Роберте. Если Мария казнит его отца, то она в лучшем случае посадит Роберта в Тауэр. В худшем... казнит».
— Мы можем отсидеться в этом замке какое-то время и даже оказать сопротивление, если Дадли посмеет сюда явиться, — продолжила Мария. — Говорят, он тоже собирает войско, узнав, что ко мне стекается народ, недовольный тем, что творит герцог. Ты устала, — заметила Мария, — иди, отдыхай. Я рада, что мы вместе, — на её лице не было улыбки, но по чуть потеплевшему голосу Елизавета поняла, что сестра говорит искренне.
— Я тоже рада, что сумела добраться до твоего замка, — ответила она, — надеюсь, вместе мы сумеем победить в этом поединке.
На следующий день пришли очередные новости. Джейн была коронована. Со всей присущей ему помпой Дадли объявил об этом событии, представив в качестве будущего короля Англии своего сына Гилфорда.
— Он считает дело решённым, — докладывал приближённый Марии, из тех, кто был послан ею для выведывания информации, — королева Джейн явно находится в смятении. Она не появляется перед народом, а продолжает находиться в Тауэре...
— Там ей и место, — ворчливо вставила Мария, — продолжай.
— Но до Лондона дошли слухи о том, что здесь собирается войско в поддержку принцессы Марии. Дадли собирает своих приспешников. В основном это наёмники — немцы и итальянцы.
— У них нет совести. Раз они сражаются не за собственную родину, а непонятно вообще за кого, значит, совести нет. Нет веры! — громко заключила Мария. — С такими сражаться будет не сложно.
— В первую очередь сюда герцог отправляет сына, Роберта. Из этих мест его жена. Поэтому он надеется, что найти себе сторонников будет просто.
Услышав имя возлюбленного, Елизавета вздрогнула. Получается, Роберт выступает против неё и её сестры, как она и предполагала.
— Ты что-то хотела сказать? — Мария заметила реакцию сестры и решила, что та тоже хочет принять участие в разговоре.
— Нет, нет. Просто я знаю всех этих людей. Дадли и его сыновей, Джейн. Мне странно, что они вдруг стали моими врагами, — Елизавета вздохнула.
— Врагом может стать кто угодно и в любой момент. Это же ты у нас так хорошо изучила философию. Почему же удивляешься поступкам других людей? — Мария передёрнула плечами. — И лет тебе уже достаточно, чтобы понимать: поступками редко руководят благородные порывы. Чаще желание разбогатеть, стремление к власти, месть.
— Ты тоже стремишься к власти.
— Мне власть дана Богом. Я — наследная принцесса, от рождения мне даны определённые обязанности. Одна из них — защищать свой народ от самозванцев, которые захватывают трон. Также мне надо вернуть Англию в лоно церкви. Мой отец и браг заблуждались. Так бывает, что сам дьявол пытается устанавливать свои порядки в этой стране, — Мария словно забыла, что Елизавета тоже протестантка. — Я борюсь не столько за власть, сколько за справедливость. И, как видишь, в Англии осталось ещё много католиков — все они идут ко мне с надеждой в то, что я вновь верну им утерянную веру, — Мария вспомнила о прибывшем из Лондона гонце, — у тебя есть ещё, что нам сказать? — обратилась она к нему.
— Мне велели передать, что на востоке страны готовится мятеж. Таким образом, вы можете рассчитывать на поддержку почти всей Англии. На стороне Дадли фактически остался лишь королевский гарнизон в Лондоне и наёмное войско.
— Спасибо. Ступай, — Мария позволила гонцу уйти, — думаю, стоит дождаться, когда Дадли явится сюда собственной персоной, — обратилась она снова к Елизавете. — Но сначала я проеду по тем городам, которые находятся на моей стороне.
Мария приказала готовить кортеж к выезду.
— Ты поедешь со мной, — велела она сестре, — люди должны видеть, что и моя сестра-протестантка выступает против самозванной королевы.
И в этот, и в последующие дни Елизавета смогла убедиться: её сестру на самом деле поддерживают многие. Куда бы они ни заезжали, везде Марию приветствовали толпы людей, подкидывающие в воздух шапки и береты, вывешивающие на двери домов флаги с гербом Тюдоров, выкрикивающие слова приветствия. Её уже называли «наша королева».
Про Елизавету тоже не забывали. То, что она постоянно была рядом с Марией, нравилось народу. Они иногда выкрикивали и её имя. Обе дочери Генриха Восьмого, сводные сёстры короля Эдуарда, в глазах англичан являлись символом незыблемых традиций, продолжением династии. В тот момент всем уже стало ясно: на престол взошла не королева Джейн, а сын Дадли Гилфорд, а ещё точнее, сам Джон Дадли, герцог Нортумберлендский...
На третий день правления самозванной королевы Мария и Елизавета узнали, что в Кеннинг-холл, направляется Роберт Дадли с войском.
Роберт знал, что Елизавета находится в замке сестры. Он понимал, что в случае его победы Елизавета, скорее всего, окажется в Тауэре. И не в качестве принцессы, ожидающей коронации, а в качестве заключённой. В отношении сестёр у отца были совершенно однозначные планы: казнить. Казнить, чтобы они больше не мешали ему строить собственную королевскую династию Дадли.
Войско, собранное в Лондоне отцом, было невелико. Но, что хуже всего, Роберт с ужасом наблюдал, как оно постепенно разбегается на пути в Кеннинг-холл. Его единственной надеждой оставались люди, жившие там же, где и семья его жены.
В Роберте боролись два противоположных чувства: любовь к Елизавете, нежелание причинить ей зло, и естественный инстинкт самосохранения, который подсказывал, что в этой борьбе лучше бы победил он.
Подойдя к замку Марии совсем близко, Роберт остался с наёмниками, которые лениво брели по дороге, не выказывая ни малейшего энтузиазма. Денег им отец заплатил мало — казна была пуста. Ни казнь Сеймура, ни казнь герцога Сомерсета не помогли её вновь наполнить. Набеги на церковь и монастыри закончились. Оттуда брать уже было нечего. Люди разных национальностей, с трудом объяснявшиеся друг с другом, не имели ничего общего с англичанами. Они не понимали, кого защищают и против кого воюют. Они шли в одинаковых шлемах и накидках, на которых был изображён герб Дадли, чтобы хоть как-то отличать своих от чужих.
Англичан в войске практически не осталось. В городах, которые они проходили, их не встречали ни ликованием, ни тёплым приёмом. К ним никто не присоединился и в Норфолке. Отец Эммы лишь с сожалением развёл руками:
— Все переходят на сторону Марии. Я не смог ничего поделать.
Роберт понял, что ему остаётся одно: повернуть назад в Лондон. От отца тоже шли неутешительные новости. Он со своим войском находился в Кембридже. Войско, как и у Роберта, разбежалось. Но у Джона Дадли ситуация сложилась похуже. У него не было даже наёмников. В Кембридже он оказался в полном одиночестве...
— Они возвращаются назад, — объявила Мария вечером семнадцатого июля, — оба Дадли едут в Лондон. Кстати, говорят, герцог даже кричал: «Да здравствует королева Мария Первая» на главной площади в Кембридже, — она усмехнулась, — вот до чего дошло. Он думает, я, узнав об этом, прощу его? Наивный дурак! Он вообще не очень умён, этот Дадли. Не захотел понять очевидного.
— А что Джейн? — спросила Елизавета. — Известно что-нибудь о ней?
— Да, новости тоже прекрасные, — Мария, даже улыбаясь, имела грозный, сердитый вид, — все эти дни она не показывается, сидит в Тауэре и не пытается начинать управлять страной. Джейн не произносит речей, не выходит к народу. Её никто не видит и не слышит. Думаю, нам пора собираться в Лондон. На нашей стороне Англия. Сейчас это уже понятно. Если мы упустим время, то люди могут решить, что мы отступили, что мы колеблемся и не уверены в своих действиях.
Елизавета вернулась в свою комнату. Из окна ей был виден разбитый перед замком лагерь тех, кто поддерживал Марию. Поле пестрело развевающимися знамёнами. На фоне зелёной травы выделялись разноцветные гобелены с гербом Тюдоров. Если прислушаться, то можно было услышать отдельные выкрики, звуки песен и смех. Неожиданно для самой себя Елизавете вдруг захотелось находиться на месте Марии. Она бы возглавила этот знаменательный поход в Лондон и законно заняла бы престол.
«Пустые мечты, — вздохнула она грустно, — мысли, непонятно зачем приходящие в голову. Мне трона не видать. Если Мария станет королевой, она выйдет замуж и родит детей. Всё — на этом и закончится моя история. Откуда вообще у меня возникают подобные желания?» — Елизавета помотала головой, стряхивая оцепенение, — не стоит об этом и думать.
По замку быстро распространилась новость о том, что Мария собирается ехать в Лондон, занимать престол. Чуть позже новость вышла за пределы замка, и радостные крики одобрения долго ещё доносились из лагеря, расположенного возле него. Слухи расползались дальше по стране. Мария принимала у себя гонцов, которые приносили ей новость за новостью. Сомнений ни у кого не оставалось — Дадли проиграл.
— Он даже не защищает свою королеву, — говорила возмущённо Мария, — бросил Джейн на произвол судьбы и клянётся в верности мне.
При любом упоминании Дадли Елизавета тут же вспоминала о Роберте. О нём сестре ничего больше не докладывали. Все новости касались лишь герцога и королевы.
На девятый день правления Джейн Тайный совет тоже объявил, что переходит на сторону Марии. Дадли на заседание допущен не был. Джейн сбежала из Лондона в замок своего мужа, не пытаясь бороться за навязанную ей власть.
К выезду в столицу всё было подготовлено.
— Мы едем завтра, — Мария без сомнений брала сестру с собой, — ты, конечно, протестантка, но что делать с твоим вероисповеданием, мы подумаем позже. Пока мне необходимо, чтобы все видели тебя рядом со мной. Чтобы ни у кого и мысли не возникло использовать мою сестру против меня.
— Я не собираюсь выступать против тебя, — встряла Елизавета.
— Ты не собираешься, но всегда найдётся кто-то, вроде Дадли, кто захочет пролезть к трону с твоей помощью. Я покажу всем, что мы вместе.
Наконец, девятнадцатого июля огромная процессия выехала из замка Кеннинг-холл. Возглавляла её Мария, ехавшая в сопровождении сестры. За ними следовали тысячи подданных, поддерживающих будущую королеву. Процессия двигалась к Лондону медленно: Мария останавливалась в каждом городе, который встречался ей на пути, чтобы поприветствовать жителей и заверить их в том, что в Англии скоро установится справедливая, законная королевская власть.
Они нигде не встречали ни малейшего сопротивления. Страна ликовала, ожидая долгожданных перемен к лучшему. В церквях денно и нощно молились за здравие Марии, надеясь на возвращение к католической вере и установление правления папы римского. Даже протестанты не пытались выступать против. Они считали, что королева не станет проливать кровь инакомыслящих. Находившаяся возле неё Елизавета лишь доказывала своим присутствием, что Мария не намерена предпринимать какие-то действия против протестантов.
— Хотела бы я, чтобы всё это видел и слышал герцог, — говорила Мария, — да и Джейн тоже. Вот так приветствуют настоящую наследницу престола, а не самозванку.
— Мне отчего-то кажется, что герцог всё это видит и слышит, — ответила Елизавета, — скорее всего, в Лондоне тебя ждут с не меньшим нетерпением, чем в других местах. Что ты намерена делать с ними?
— С кем? — не поняла Мария.
— С Дадди и Джейн. Ты, как и раньше, намерена их казнить?
— Других путей нет, — отрезала Мария, — я не хочу начинать своё правление с казней. Но именно в данном случае иначе поступить нельзя. Все должны видеть, как мы поступаем с изменниками.
Елизавета понимала, что сестра права. Роберт будет посажен в Тауэр вместе с братом и отцом. Тут и сомневаться не приходится. И она ничего не сможет поделать. Снова наблюдать за казнью дорогого ей человека? Выдержит ли она такое испытание в очередной раз?
— Выдержу, — прошептала Елизавета самой себе, — выбора нет.
Как-то у неё появилась мысль написать Роберту письмо. Она уже даже взяла лист бумаги, но после передумала. Слишком опасно было переписываться с ним. Так можно тоже попасть в Тауэр. Мария не слишком доверяла Елизавете. То, что сейчас они объединились, вовсе не означало установление между ними взаимопонимания. Поэтому при малейшем подозрении Мария с лёгкостью отправит сестру в темницу.
Письмо осталось ненаписанным, а из сердца никак не уходила тоска. Но дорога отвлекала от мрачных мыслей. Елизавете было приятно, что её тоже радостно приветствует народ, выкрикивая её имя и кидая ей букеты цветов.
— Видишь, — как-то сказала Мария, — отец заставлял меня отречься от веры. Он мучил меня, пытаясь убедить в том, что его решения правильны. Я подчинялась. Но вот — итог. Люди счастливы видеть на троне католичку. Порядок, установленный Богом, не изменить.
Елизавета не спорила. Она понимала, что её положение слишком шатко, чтобы перечить сестре. Действовать следовало осторожно, не вызывая в Марии подозрений. Плохо было лишь то, что, как и Эдуард, Мария постоянно поднимала тему замужества.
— Тебе надо выйти замуж, — твердила она Елизавете, — после коронации я займусь этим вопросом. Мы выберем тебе достойного мужа.
— А ты сама? Сама собираешься замуж?
— Конечно. Это будет правильно. Есть претенденты на мою руку, брак с которыми принесёт несомненную пользу Англии. Ты же понимаешь, мы не имеем права выходить замуж иначе. Только с пользой для страны. А полюбить можно любого мужа.
— Ты так искренне считаешь? — Елизавета была поражена. — Разве можно полюбить любого?
— Да, — отрезала Мария.
Елизавета с удивлением посмотрела на сестру. «Она не знает, что такое любить, — подумала принцесса, — никогда ни в кого не была влюблена. Сидела в своём замке одна, никуда оттуда не выезжая. Её следует пожалеть». Но вот себя Бэт считала уже опытной в любви. Другое дело, что любовь пока не приносила ей счастья.
— Любовь не приносит счастья, — сказала она вслух.
— Это когда ты любишь не тех людей, которых следовало бы, — сухо ответила Мария. — Ты, например, всегда любила отца. Переживала, если он подолгу не навещал нас. Ты любила всех его жён и плакала, когда он от них избавлялся. Я надеюсь, ты изменишься. Раз ты поняла, что любовь счастья не приносит и приносить не должна, то ты на правильном пути.
Нудный, монотонный голос Марии долго ещё звучал в ушах Елизаветы. «Неужели именно так и придётся сделать? Запретить себе влюбляться, выбрать нужного стране мужа? А нужен ли стране мой муж? Может быть, Англии лучше вообще обойтись без него?»
Елизавете стало легче на душе. Сделать выбор в пользу безбрачия ей оказалось легче, чем отказаться от возможности любить тех, кого выбирает сердце...
Они приближались к Лондону. Их по-прежнему везде встречали радостными криками и летящими в воздух головными уборами. Города имели праздничный вид, а летнее солнце, ярко освещавшее всё вокруг, словно говорило, что сама природа на стороне Марии. С криками толпы сливалось пение птиц. Елизавета часто ловила себя на том, что улыбается совершенно непроизвольно.
2
Третьего августа они вошли в Лондон. Город будто взорвался — такого они и представить себе не могли. Столица определённо превзошла все остальные города, неистово выражая свои чувства при виде будущей королевы. Толпа так заполонила все улицы, что процессия продвигалась с большим трудом. Сотни дворян ехали рядом с Марией и Елизаветой, а дальше их сторонники и войско, которое всё увеличивалось от города к городу. Увиденное не оставляло сомнений в том, кто является истинной английской королевой.
В Виндзоре Марию тоже уже ждали. Члены Тайного совета, не выехавшие ей навстречу заранее, встречали королеву во дворце.
— В первую очередь надо арестовать герцога Нортумберлендского, его сыновей и самозванную королеву Джейн, приказала Мария, едва переступив порог дворца. Елизавета при этих словах вздрогнула. «Роберт», — пронеслось у неё в голове. За время их путешествия в Лондон ей всё-таки не удалось успокоиться и заставить себя относиться к его заключению в Тауэр иначе.
Все, кого было приказано арестовать, отсиживались в замке Дадли неподалёку от Лондона. Отправленные туда стражники не встретили ни малейшего сопротивления. Да и сопротивляться там было некому — сторонники герцога давно покинули его, поняв, что оставаться с ним глупо и опасно.
Джейн нашли в её комнате. Те дни, что она провела в замке с родственниками мужа, она не выходила оттуда, проводя время в молитвах. Она понимала, что судьба её предрешена, не пыталась что-то изменить, лишь просила прощения у Бога за совершённый ею грех.
— Вот видишь, — сказала Мария сестре после того, как всех, кого она приказала арестовать, поместили в Тауэр, — первый шаг сделан. И не думай даже последовать их примеру. Не пытайся захватить власть, принадлежащую мне по праву.
Елизавета промолчала. Она устала убеждать Марию в том, что она не стремится сесть на трон. Да, приветственные крики толпы разбудили в ней что-то новое, доселе неведомое. Но выступать против сестры? Нет, совершить подобную ошибку ей и в голову не приходило. Тем не менее маниакальная подозрительность Марии начинала Елизавету немного пугать. Добившись своего, та не успокоилась, как того следовало ожидать, а, напротив, стала ещё больше беспокоиться о том, что кто-то захочет сместить её с отвоёванного с таким трудом престола...
Фредерико бродил по Виндзору, вспоминая времена, когда он здесь был в последний раз. Казалось, прошла вечность. На самом деле всего месяц. Дворец преобразился. Теперь он был наполнен шумом и суетой. Он был наполнен жизнью. Мария никак не походила на болезненного Эдуарда, который, если и выходил из своих комнат, передвигался по дворцу невидимой и неслышной тенью. Крупная женщина со строгим, неулыбчивым лицом шагала по коридорам громкой поступью. Все всегда заранее знали, что королева проснулась, пообедала или встречается с членами Совета. Любое её действие не могло оставаться незамеченным, просто потому что всегда вовлекало в себя много народу, начинавшего сновать туда-сюда, выполняя приказы Марии.
Елизавету стали тоже замечать больше, чем при Эдуарде. Она снова начала играть заметную роль при дворе. На этот счёт придворные интриганы были очень внимательны: Марии было под сорок, и шансы родить невелики. Поэтому следующей претенденткой на престол вновь становилась Елизавета. Приказ Эдуарда, подписанный перед смертью, аннулировали, и предыдущее волеизъявление Генриха опять вступило в силу.
И всё было бы хорошо, если бы вскоре Фредерико не передали записочку от графа.
— Когда ж ты сгинешь, проклятущий, — выругался испанец и тут же перекрестился, — прости, Господи, но сил ведь нет терпеть этого человека возле себя. Я растерял весь свой задор, желание отомстить за Матильду. А она смотрит на меня с небес и думает: «Что ж за муж у меня никчёмный. Ни на земле меня не защитил, не спас, ни отомстить после смерти не может», — Фредерико вздохнул и начал читать.
«Кратко пишет, без всяких там лишних фраз. Прийти в таверну к десяти вечера. Вот и всё. Уверен, что приду. Даже не сомневается, — он скомкал записку, а потом зажёг свечу и поднёс листок к огню, — пора приниматься за дело. Но вначале узнаем, что он там задумал на сей раз».
Выбраться из дворца было несложно. Фредерико без труда отыскал знакомую улицу и вошёл в таверну. Граф сидел в том же углу, где и в прошлый раз. Перед ним, как и раньше, стоял кубок, наполненный вином. Не изменилось и лицо де Вилара. Только мелких морщинок прибавилось да седых волос.
— Видишь, как бывает, — начал граф, не поздоровавшись, — думал я, Дадли поумнее. Получше продумает все ходы. Нет, власть не даёт мыслить чётко. Да, и Мария удивила. Не подозревал в ней такого желания править. А оно, мой друг, есть у всех. И у твоей госпожи тоже. Мы уж про это говорили с тобой. Не нравится мне её присутствие при дворе новой королевы. Оно стало ещё опаснее, чем было при Эдуарде. Елизавета медленно продвигается вперёд к трону. Ты не замечаешь? Другие за трон дерутся изо всех сил, интригуют, обманывают, убивают. А она просто пользуется ошибками окружающих её людей. Сама ничего не предпринимает. А кто ничего не делает, то не может и ошибок совершать. Прекрасная тактика. Прекрасная!
Фредерико молча слушал. Что от него-то хотят?
— Необходимо подставить Елизавету под удар. Необходимо заставить её действовать, — продолжил граф, — что или кто может её встряхнуть? — он замолчал, вопросительно глядя на Фредерико.
— Откуда мне знать, — ответил тот, — принцесса умна. Зачем ей совершать глупости?
— Все совершают глупости, — отрезал де Вилар, — она не может не совершать ошибок. Так не бывает. Ум, например, не согласуется с чувствами. А нам известно, что принцесса влюблена. И не в кого-нибудь, а в сидящего в тюрьме Роберта Дадли.
— Мне кажется, что вы, граф, имеете несколько устаревшие сведения, — возразил Фредерико, пытаясь отвести тему разговора от Роберта, потому что и сам догадывался о чувствах Елизаветы, — они давно не виделись, не писали друг другу. Да и в любом случае младший Дадли посажен в Тауэр. Какая уж в Тауэре любовь! Скоро его казнят. Тут всё закончится окончательно.
— Посмотрим, — граф пристально посмотрел на Фредерико, — казнят не всех. И Роберт вполне может остаться в живых. Что касается Марии, мы выдадим её замуж за того, кого надо. А вот её сестру всё же надо вообще выводить из игры.
— За кого надо выдать Марию? — в Фредерико проснулось любопытство.
— За испанца! Нашего с тобой соотечественника, — де Вилар подмигнул Фредерико, отчего его лицо искривилось в жуткой гримасе, — но повторяю, Мария — не твоя забота. С этой девственницей, просидевшей всю жизнь отшельницей в богом забытом замке, дело иметь не сложно.
— Так что, опять письма передавать? — перешёл к делу Фредерико.
— Пока смотри во все глаза. Я порой и сам не знаю, как ты мне можешь пригодиться. Вот, сегодня — взял и сказал, что Елизавета уже не так влюблена в Роберта, как раньше. Полезная информация.
Фредерико про себя порадовался: хоть в чём-то графа обыграл.
— Иди. Встречаться будем здесь. Я во дворце появляться не хочу. Там слишком многие меня знают как сторонника королевы Джейн.
На улице Фредерико осторожно подошёл к лошади, внимательно глядя по, сторонам. Что задумал граф, никогда не известно, не помешает быть начеку. Итак, де Вилар всё ещё хочет избавиться от Елизаветы. То есть понятно, что не сам граф, а люди, которые стоят за ним. То ли французы, то ли испанцы. А может, даже турки! Или все вместе взятые.
Он вскочил на лошадь и поспешил в Виндзор. Планы мести оформились в голове более чётко — с графом, скорее всего, надо будет разделаться в таверне. Конечно, там за ними следят его приближённые, но вполне можно успеть нанести быстрый, смертельный удар. Потом Фредерико убьют, а это уже будет неважно. Главное дело он сделает.
На следующий день он узнал, что суд приговорил всех Дадли и Джейн к смертной казни. Елизавета ходила бледная, как сама смерть. Фредерико сочувствовал ей изо всех душевных сил, но поделать ничего не мог. Приговор лежал у Марии. А она раздумывала над тем, подписывать его или нет.
— Сестра не хочет начинать своё правление с кровавой казни, — поделилась Елизавета с Фредерико, — я надеюсь, Господь смилостивится над заблудшими душами и убедит Марию, что её намерения правильны.
— Они останутся сидеть в темнице до конца своих дней, — сказал Фредерико.
— Это лучше, чем смерть, — глаза Елизаветы были полны печали.
Но лишь одной воли Марии оказалось мало. Члены Тайного совета убедили её казнить по крайней мере основных участников переворота. В живых оставили всех сыновей Дадли, кроме Гилфорда. Он был мужем Джейн и принимал непосредственное участие в делах отца. Мария осталась довольна: виновные будут наказаны, но и казнены будут не все сидевшие в Тауэре.
— Вот видишь, Фредерико, — Елизавета чуть не плакала от радости, — справедливость восторжествовала. Казнят только тех, кто этого в действительности заслуживает.
Печально знаменитый двор Тауэра начали готовить к казни. Никому из заключённых не оглашали приговор, оставляя их до последнего в неведении относительно собственной судьбы. Во дворце только об этом и говорили. Фредерико давно заметил, что остававшиеся на свободе, в живых, с удовольствием обсуждали тех, кто был обречён на смерть. Людей искренне радовали несчастья, обрушивавшиеся не на их головы.
Посмотреть на казнь женщины, пробывшей королевой всего девять дней, пришли многие. Люди догадывались, что кого-то из осуждённых Мария оставит в живых, и с нетерпением ждали оглашения окончательного приговора.
Осуждённых вывели во двор. Фредерико заметил, что Елизавета нервно комкает платок в руках. Начали зачитывать приговор.
«...пожизненное заключение в Тауэре...» — эхом пронеслось по двору, и далее последовали имена братьев Дадли — всех, кроме Гилфорда, а также имя отца Джейн. Остальных повели к эшафоту.
Она сжала кулаки так, что стало нестерпимо больно. Слёзы навернулись на глаза. А как, как их заставить течь обратно, внутрь? Перед ней стояла маленькая девочка Джейн: «Слушай и молчи», — говорила она с набитым марципаном ртом. «Я буду по тебе скучать» — и она махала Елизавете рукой вслед...
Бэт показалось, она сумела поймать её взгляд, ничего не понимающий взгляд человека, которого использовали, предали и не сумели защитить.
«Я буду скучать по тебе», — безмолвно произносили губы Елизаветы...