1
Филиппу всё же пришлось возвратиться в Англию. Всего месяц он пробыл на родине, как пришлось ехать обратно. В январе его на остров опять отправил отец — просить выступить вместе против Франции, с которой Испания вновь вступила в войну. Казна обеих стран опустела. В тот момент они вполне могли соревноваться, чья обеднела больше. Поэтому вначале Филиппу отказали. Ему пришлось остаться, чтобы попробовать убедить жену помочь испанским родственникам. Этот приезд Филиппа прошёл гораздо скромнее предыдущего. Погода не способствовала перемещению из страны в страну морем. Никакой армады кораблей, никаких сундуков...
Надо сказать, что Мария приняла мужа с распростёртыми объятиями. Она уж и не надеялась его увидеть, тем более так скоро. Королева готова была отдать сколько угодно денег и снарядить сколь угодно большое войско, но зависела от Тайного совета, который Филиппа, так как она сильно, не любил. Совет и парламент сопротивлялись, а Мария наслаждалась подобием семейной жизни...
Вместе с Филиппом вернулся и Фредерико. Он сразу поехал в Хэтфилд, чтобы поприветствовать Елизавету и рассказать о своём путешествии.
— Ты доволен? — спросила она, улыбаясь. — Ты сделал, что хотел? Видел сына? Передал письмо? — Елизавета завалила его вопросами.
— Нельзя ответить вам, ваше высочество, одним словом, — Фредерико развёл руками. — Да, я бесконечно признателен вам за оказанную помощь. Вместе с доном Филиппом мы проехали по морю, причалив к берегам Испании как раз вовремя. Ещё бы чуть-чуть, и наши корабли раскидало бы бурей по морю. Все б потонули, — Фредерико выдержал паузу, — сменился ветер, ваше высочество. Одно дело пассатные ветра они способствуют путешествию из Англии в Испанию...
— Ты рассказывай про сына, а не про ветра, — Елизавета хмыкнула, — хотя мне, может, и полезно послушать о том, когда лучше поднимать паруса, чтобы достигнуть испанского побережья.
— Так вот, — как ни в чём не бывало продолжил Фредерико, — причалили. Затем отправились в Толедо. Туда мне и нужно было. Я без труда нашёл тот дом, в котором последний раз видел своего маленького сына. Побродив кругом, поговорив кое с кем, понял, что те люди так там и живут, как раньше. А сын мой, хоть и подрос за эти годы, всё ещё при них. Каждый день я ходил к их дому, надеясь увидеть сына. Однажды мне это удалось. Он уже совсем взрослый. Похож на меня только фигурой, — Фредерико посмотрел на своё отражение в зеркале, стоявшем в углу комнаты, и ткнул туда пальцем, — такой же невысокий и коренастый. А вот лицо — точно Матильда. Красивый. На испанца не очень-то похож.
— Ты с ним поговорил? — спросила с любопытством Елизавета.
— Нет, не стал. Что бы я сказал ему? Всё написано в письме. Я решил поговорить с его приёмными родителями и попросить их передать ему письмо, когда они сочтут нужным. Вскоре представился удобный случай. В честь возвращения в Испанию во дворец дона Филиппа пригласили всех богатых и знатных людей города. Туда пришли и родители моего сына. Я подошёл к ним, разговорился. Узнав, что я один из приближённых принца, они пригласили меня к себе в гости. Вот это мне и было нужно.
— Что случилось потом?
— Я пришёл и сразу сказал, зачем. Конечно, они удивились. Но затем успокоились, потому что ведь знали, что у их приёмного сына есть родные отец и мать.
— Они обещали передать письмо? — поинтересовалась Елизавета.
— Обещали. Я им разрешил его прочесть. Также сказал, что у меня есть в Англии клочок земли, который я хочу передать сыну...
История выглядела замечательно. Елизавета порадовалась за Фредерико и напоследок лишь спросила о его планах:
— Я готова отпустить тебя, если понадобится. Что ты собираешься делать дальше?
— Дон Филипп зовёт меня с собой на войну с французами. Когда королева соберёт войско в помощь испанцам, я, может, и в самом деле поеду с ним.
— Ты хочешь воевать?
— Стоит попробовать ещё разок, — пошутил Фредерико. Всей правды он рассказывать принцессе не стал.
А правда состояла в том, что, конечно же, граф де Вилар явился в Толедо к Фредерико собственной персоной. Встреча не была лишена случайности: граф увидел своего заклятого врага тогда же, у принца во дворце. И тут же отправил ему записку, в которой назначал срочную встречу.
— Зачем ты приехал в Испанию? — спросил он по-английски. — Что, жизнь при дворе Елизаветы наскучила? Но там тебе было гораздо безопаснее, чем здесь.
Фредерико лгать не стал:
— Я приехал повидать сына. Неизвестно, сколько мне осталось жить на свете. Захотелось напоследок успеть его увидеть.
— Вот это верно, — заметил граф, — сколько тебе жить, зависит лишь от меня. Советую в Испании долго не задерживаться. Ты мне нужен в Англии. При Елизавете. Скоро Филипп отправится в обратный путь. Поезжай с ним.
— Он вернётся в Англию? — Фредерико не скрывал удивления. Принц так хотел удрать от жены, что с трудом верилось в его скорое возвращение.
— Вот увидишь. Просто поверь мне, — граф скривил губы в подобии улыбки, — и ты снова окажешься рядом со своей принцессой. Твоя помощь будет нужна. Если не будешь сопротивляться и делать, что скажут, твой сын здесь будет в безопасности. Твоё письмо ему передадут, и, когда ты умрёшь наконец, — граф громко расхохотался, — он будет знать, кто его отец. Если уж это так для тебя важно.
И на войну Фредерико собрался именно за тем, чтобы погибнуть в честном бою, а не в тёмном закоулке от рук приспешников де Вилара.
Но время шло, а ни денег, ни войско англичане Филиппу не давали. Тайный совет упорствовал, несмотря на попытки королевы уговорить его. Ради того, чтобы муж остался с ней как можно дольше, она продолжала обещать ему помощь Англии, действительно предпринимая всё, что можно. Филипп вновь сделался галантным. Он, правда, избегал близких отношений с женой, которая не делалась с годами красивее. Её здоровье ухудшалось, и она сама не настаивала на том, чтобы муж приходил к ней в спальню ночами. Марию вполне устраивали с мужем отношения брата и сестры. На большее она не рассчитывала, но пыталась не допустить и меньшего.
Всё переменилось в апреле. Совету пришлось собирать войско: французы совершенно неожиданно напали на маленький городишко на севере Англии, захватив всеми забытый замок. Силы были не равны, но непонятный поступок французов повлёк за собой большие последствия. То есть, конечно, их из замка выбили. Некоторых казнили. Тем не менее пришлось признать, что выступить против Франции придётся...
Мария понимала, что муж скоро покинет её. Он был благодарен за помощь и собирался присоединиться к своим войскам.
Во дворце Елизаветы тоже стояла суета: вместе с Филиппом уезжал Фредерико. А самое главное, он привёз письмо от Роберта Дадли, в котором говорилось, что Роберт решил ехать воевать во Францию.
«Я не могу больше оставаться здесь, — писал он Елизавете, — такая жизнь мне давно надоела. Но мне не следует появляться ни в Лондоне, ни у вас, Ваше Высочество. Вновь завоевать расположение королевы я постараюсь на войне».
— Зачем ему завоёвывать расположение королевы, если он уже завоевал моё? — пробормотала Елизавета, хотя и прекрасно понимала, что имеет в виду Роберт.
В тот момент обе сестры, Мария и Елизавета, думали о мужчинах, которые все вместе покидали Англию. Кто уж по какой причине, неважно.
В один из весенних дней неожиданно Мария вызвала Елизавету к себе. Они давно не виделись, и при встрече Елизавета вдруг вспомнила Эдуарда. Брат также поражал её своим внешним видом: он выглядел очень больным и слабым. Но Мария на него никогда не походила. Она была крупной и довольно высокой. А сварливое лицо лишь придавало ей ещё более солидный вид.
На этот раз Елизавета подумала, что сестра словно уменьшилась. И если отец до последнего дня внушал своим видом страх, то Мария скорее внушала жалость. Причиной вызова Елизаветы во дворец стало именно это: здоровье королевы.
— Я больна, — призналась Мария, — и сколько проживу, неизвестно. Думаю, не долго.
— Что ты! — Елизавета искренне удивилась словам сестры. Когда кто-то из близких уходил из жизни, ей становилось больно до слёз. Будто сжимали тисками сердце, выжимая из него последние остатки чувств, которые оно ещё могло испытывать.
— Я больна, — повторила Мария чуть громче, — я не сплю ночами, меня извела головная боль, а постоянная лихорадка окончательно лишает сил. Я хочу сказать тебе, что ты — единственная законная наследница престола. Я решила завещать трон тебе. Но ты не должна ничего предпринимать до моей смерти. Пусть всё свершится по воле Божьей.
— Я никогда ничего против тебя не совершала. И не буду совершать, — Елизавета сложила руки перед грудью, и Мария увидела перед собой маленькую, страдающую девочку, пережившую столько смертей, свершавшихся на её глазах. Королеве хотелось верить сестре. Иначе на трон сядет очередной самозванец.
Обратно в Хэтфилд Елизавета ехала в смятении. До трона оставался всего один шаг. Сестра, сажавшая её в Тауэр и даже пытавшаяся добиться её казни, умирает. Кто-то другой бы радовался, только не Елизавета. Она давно простила Марию. Нет, по-настоящему полюбить её она не смогла бы, но могла простить и не желать ей смерти.
В Хэтфилде было тихо. В отличие от королевского дворца в Лондоне, здесь не было суеты. Приближённые Елизаветы искренне любили свою принцессу и с удовольствием её развлекали. Иногда тут устраивали балы, иногда разыгрывали спектакли. Не было места интригам и заговорам. Елизавета редко бывала в плохом настроении и уж практически никогда не злилась. Её вечным спутником был молитвенник. И только по тому, насколько сильно она его сжимала, можно было судить о состоянии принцессы.
Тишина и умиротворение — вот что покидал Фредерико. Но другого выхода он не видел. Оставаться во дворце Елизаветы означало подставить её под удар графа. Главное дело было сделано — письмо сыну находилось в Толедо. Теперь Фредерико готов был и умереть со спокойной душой.
— Ты представляешь меня королевой? — спросила его Елизавета перед самым отъездом.
Он внимательно окинул взглядом стройную фигурку. Нет, внешне это была не грозная Мария. Но что-то подсказывало ему, что внутренне Елизавета куда больше подходила на эту роль.
— Конечно, — он уверенно кивнул начавшей седеть головой, — конечно, ваше высочество. Вы слишком хорошо научились ждать и не принимать поспешных решений. Пожалуй, такой и должна быть настоящая королева...
2
В июле несколько тысяч человек высадились на побережье Франции. Далее Филипп их повёл к Брюсселю, где в начале августа встретились несколько собранных им войск: испанское, фламандское, итальянское и английское. Фредерико третий раз принимал участие в военных действиях, но по-настоящему серьёзным считал лишь сражение с шотландцами. Пока пребывание в Брюсселе с Филиппом более походило на репетицию войны, чем на настоящие сражения.
— Впереди — Франция. Наша цель — Париж! — выкрикивал Филипп своим войскам, когда они, наконец, начали выдвигаться из Брюсселя.
И вновь, как когда-то, длинная вереница людей вытянулась вдоль дорог. Кто-то шёл пешком, кто-то ехал на лошади, кто-то тянул за собой пушки. Летний зной мешал идти быстро. Постоянно хотелось пить, на зубах скрипел песок от пыли, поднимаемой копытами лошадей и ногами солдат.
— Когда воюешь непонятно за кого, энтузиазма мало! — Роберт Дадли поравнялся с Фредерико. — Все эти люди лишь зарабатывают деньги, не больше.
— И то неплохо, — улыбнулся испанец, — вопрос в том, сколько стоит жизнь.
— Чья-то дороже, чья-то дешевле, — затянутой в перчатку рукой Роберт потрепал лошадь по гриве, — почему ты покинул Елизавету? Надоела спокойная жизнь в Хэтфилде?
— Надоела, — Фредерико кивнул, — но я высоко ценю свою жизнь. Так могло случиться, что в Англии она бы совсем обесценилась. А вы, зачем вы присоединились к Филиппу?
— Чтоб не сожгли на костре, — грустно пошутил Роберт, — да и мою жизнь тоже не назовёшь весёлой. Я не могу появляться при дворе Марии. Но если останусь жив, то надеюсь на покровительство Филиппа.
Они приближались к цели, и вскоре начались стычки с французами.
— Вот он, давно позабытый запах войны! — отметил про себя Фредерико, доставая аркебузу. Он прицелился и выстрелил. Француз упал на землю. — А вот и цена жизни, — заключил Фредерико, порадовавшись, что умение метко стрелять никуда за эти годы не пропало.
Рассуждать стало некогда. Несмотря на слабое сопротивление, расслабляться было нельзя — отовсюду слышались приказы. Войско рассредоточивалось согласно распоряжениям командиров. Перед ними располагался небольшой город Сен-Кантен. Если его взять, то открывался путь на Париж.
Грохот орудий оглушал Фредерико, но он продолжал двигаться к узкой речушке. Цель его отряда была пересечь реку и сразиться с теми силами французов, которые оставались на другом берегу.
— Веселее стало? — голос Роберта прозвучал над самым ухом. — Он развернул коня. — А мы остаёмся здесь. Топить французов, — он захохотал и помчался прочь.
Фредерико вспомнил шотландцев, которые потонули при бегстве в собственных болотах. Река болотом не являлась, но, видимо, участь постигнет французов похожая. Сам он уже был у самого берега. Французы пытались переправляться в нескольких милях от них, оставив позади небольшую часть войска в надежде, что испанцы не смогут пересечь мост и атаковать их.
К вечеру стало понятно, что манёвр французов не удался. Испанцы перешли на другой берег и начали атаку на тех, кто остался возле реки. Переправившиеся на другой берег были встречены огнём аркебуз. Практически любой человек, выходивший на сушу, падал замертво. Многие утонули в реке, так как переполненные лодки переворачивались под грузом большого количества людей и оружия.
Филипп, удостоверившись в том, что взятие Сен-Кантена идёт по плану, выехал обратно в Брюссель. Оставленное им войско продолжало сражение. Та часть солдат, которые оказались на другом берегу возле маленькой французской деревушки, ждали подкрепление. Фредерико надеялся увидеть Дадли живым и здоровым — несмотря на некоторую к нему неприязнь, здесь во Франции, вдали от тихих английских замков и дворцов, он почувствовал к Роберту симпатию.
В итоге через реку переправились в основном англичане. Ими руководил лорд Пембрук, быстро организовавший массовую переправу в назидание французам. Кроме уже существовавшего моста, из разного подручного материала, включая лодки, брёвна, деревья, англичане соорудили второй мост и быстро оказались на другом берегу.
На следующее утро французы обнаружили прямо у себя под носом армию противника. Фредерико так и не увидел среди переправившихся Роберта, но его мысли быстро переключились на решение других задач. Французы оборонялись изо всех сил. Оставшиеся у них пушки были развёрнуты от реки в сторону нападавших с тыла под флагами испанской империи англичан.
Грохот орудий не умолкал несколько дней, но к началу сентября и ожесточённо сопротивлявшаяся деревушка пала. Сен-Кантен продолжал оставаться в руках французов, но это уже не имело принципиального значения — путь на Париж был расчищен.
Поля по обе стороны реки были усеяны телами погибших. Французов Фредерико отличал по шлемам и доспехам с королевской эмблемой Генриха Второго. По полю бродили те, кто остался в живых. Они равнодушным взглядом скользили по мёртвым в поисках оружия. Оружие собиралось и складывалось для дальнейшего употребления. Фредерико опять вспомнил про Роберта. Ему почему-то стало очень важно узнать, остался ли он в живых: слишком уж много англичан погибло на этом берегу...
Путь на Париж был открыт, но войска так и стояли возле полуразрушенного Сен-Кантена. Филипп осаду не снимал и приказ о наступлении не отдавал. Фредерико встретил Роберта Дадли, с облегчением обнаружив, что с ним всё в порядке. Две недели они не двигались к Парижу. За это время французы подтянули свои силы к столице. Наступление испанцев захлебнулось. Англичане засобирались домой.
— Как нас мало осталось! — ужаснулся Фредерико, когда они неспешно двигались к Кале. — Несчастная горстка победителей, — он горько усмехнулся.
— Филипп повёл себя странно, — ответил Роберт, — и потому мы не совсем победители. Я надеялся въехать в Париж, сказать тебе по правде. И погибло нас действительно немало. Ради чего? Непонятно. Вот тебе и цена жизни. В тюрьме ты ценишь свободу. На свободе ценишь жизнь.
Прибыв в Кале, англичане и вовсе разбрелись кто куда. Обратно в Англию они возвращались сами по себе, больше никому не нужные.
— Такова судьба наёмников, — продолжал свои рассуждения Роберт, — ты хочешь, чтобы нас встречали восторженными криками? Мы ничего не захватили, никого не победили. Но, скажу тебе честно, я везу с собой письмо от Филиппа. В нём он просит Марию позволить мне бывать при дворе. Что ж, результат неплохой!
Фредерико даже отчасти завидовал молодому Дадли: у него были цели, которых он достиг, и он не особенно задумывался о том, что происходит вокруг. На Фредерико недолгий опыт войны с французами подействовал иначе. Испанцы практически поголовно были вооружены аркебузами и вели во время атаки непрерывный огонь по врагу. Столько убитых Фредерико не видел ни на границе с Шотландией, ни при осаде Булони. Да, шотландцы тогда потонули в болотах, но сам Фредерико мало кого успел убить. Тут всё было иначе. И душа вместо того, чтобы зачерстветь, воспринимала всё гораздо сильнее, чем раньше.
«Старею, — подумал Фредерико, — вот почему и не могу отомстить графу. Не хватает хладнокровия и желания убивать. А у графа этого как раз в избытке».
Подъехав к Лондону, Фредерико и Роберт Дадли разъехались в разные стороны: Фредерико поехал в Хэтфилд, а Роберт — в королевский дворец. Но уже на следующий день Дадли въезжал в ворота Хэтфилдского дворца. Елизавете тут же доложили о его прибытии. Она почти бежала на улицу, чтобы встретить Роберта.
— Что привело вас сюда? — запыхавшись, спросила она его. — Я не ожидала вас увидеть.
— Меня к вам отправила королева, — ответил Роберт, спрыгивая с лошади на землю. — Филипп просил её оставить меня при дворе. Но Мария сочла это невозможным. Зато она позволила присоединиться к вашему двору, — он поклонился Елизавете.
— Я очень рада. Вы останетесь или поедете сначала домой?
— Останусь! — Роберт никогда не разговаривал с Елизаветой о своей жене и сейчас не собирался. Он добился своего: ему позволено находиться при дворе, пусть даже и не королевском. Двор Елизаветы пользовался всё большей и большей славой и популярностью. Многие считали за честь быть представленными принцессе. Времена менялись. Королева была больна, и дворец принцессы, которая, вполне возможно, скоро наследует трон, постепенно привлекал к себе внимание.
Роберт привнёс в жизнь малого двора разнообразие. Ему нравилось веселить принцессу, вызывать на её лице улыбку, танцевать с ней или гулять по парку. А Елизавета и поверить не могла в своё счастье: наконец-то с ней рядом был мужчина, которого она так сильно любила.
Фредерико наслаждался тишиной и покоем. «Война — это уже не для меня, — думал он, — её придумали для молодых, не научившихся ценить жизнь людей».
Королева чувствовала себя всё хуже, и к Елизавете порой приезжали даже члены Тайного совета. Они ни к чему не призывали, не пытались её в чём-то убедить. Лишь приглядывались к молодой женщине, которая может стать следующей королевой Англии. Сама принцесса никак не выражала своего отношения к происходящему. Ей позволялось навещать сестру, и Елизавета иногда выезжала в Лондон справиться о её здоровье.
Из королевских дворцов континента снова стали поступать предложения от знатных женихов. Но Елизавета в этом вопросе продолжала проявлять твёрдость. Она слишком хорошо помнила, сколько ошибок совершил её отец. Повторять его путь Елизавета не хотела. Портреты, которые ей присылали, она, как и раньше, переворачивала лицом к стене. Ей вполне хватало любви к Роберту. Остальные мужчины её не интересовали. Впрочем, их комплименты Елизавете были приятны. Почему нет? Если за ними не следовали предложения выйти замуж, она с удовольствием комплименты принимала.
Двор принцессы разрастался. Больше она не проводила время в одиночестве. Количество фаворитов вокруг неё росло с каждым днём. Но на место Дадли никто не претендовал. Было очевидно, что принцесса отдаёт предпочтение ему одному.